Василий Сахаров - Кубанская Конфедерация

Военный вождь удовлетворённо кивнул и замолчал, и следующий вопрос задал Тимошин:

— Приоритеты по трофеям остаются неизменными?

— Точно так, ничего не меняется. Корабли, рабы, строительная техника, любое рабочее оборудование, дизель‑генераторы, топливо, батареи, аккумуляторы и одежда. Всё это интересуют нас, как и прежде, в первую очередь. Не переживайте, Антон Антонович, если дело выгорит, будет всё, и доволен останется каждый командир нашего отряда.

— Хотелось бы, чтобы так всё и было…

— Ещё вопросы есть?

В ответ молчание.

— Раз вопросов нет, значит, все свободны. На отдых и последние приготовления вам остаётся десять часов, выход кораблей — в пять, а на борту всем быть в четыре.

Офицеры и военные вожди покинули штаб, и в комнате остался только я и Лихой. Сев за стол, я снова посмотрел на карту. В очередной раз по пунктикам прошёлся по всему списку наших действий в походе и удовлетворённо хмыкнул. Отряд готов, люди горят предстоящим делом, и теперь их даже приказ свыше, если таковой вдруг поступит, не остановит. Отлично!

Ночь. Лёгкий ненавязчивый шум осеннего леса. Небольшая поляна посреди заросших кустарником и деревьями развалин, и на ней почти четыреста воинов, ждущих сигнала от наших разведчиков, которые ушли вперёд. В просветах между стволами кедров и молодых дубков можно видеть усыпанное яркими крупными южными звёздами чёрное бархатистое небо. На душе так легко и свободно, что это даже странно, и я не понимаю причин подобного своего состояния. Скоро в бой, а вместо волнения — покой. Может быть, это оттого, что я привык к войне, стрельбе, взрывам, крови и потере близких людей? Нет, вряд ли. Окончательно привыкнуть к войне я так и не смог. Отстраняться от неё, воспринимать её как что‑то временное и преходящее — это научился, а сжиться с ней так и не сумел.

— Всё как в юности, да, Мечник? — раздался позади меня тихий голос Кума.

— В смысле? — не оборачиваясь, переспросил я.

— Ну, лес, ночь, горы, развалины. Мне всё это Кавказ и службу в гвардии напоминает.

— Действительно, всё как в дни нашей юности, — согласился я. — За плечами РД, поверх горки разгрузка с боекомплектом, а в руках автомат.

— Вот и я о том же. — Кум встал рядом и вгляделся в ту сторону, куда ушли пластуны. — Что‑то долго от Игнача ни слуху ни духу, и рация молчит. Как бы не случилось чего…

— Не беспокойся. — Где‑то неподалеку был Лихой, который сопровождал разведку, и я его чувствовал. Пёс дышал ровно и был спокоен, а значит, у пластунов всё в порядке. — Игнач уже на подходе.

Командир БЧ‑4 промолчал, только бросил на меня быстрый взгляд и снова отвернулся. Не понимает камрад, отчего иногда я знаю что‑то, чего знать вроде бы не должен. Конечно, о разумности Лихого он в курсе, поскольку принимал участие в походе на Калмыкию. Однако кроме меня пёс ни с кем не общается, так что всеми остальными членами нашего отряда он воспринимается как дрессированная собака, умное и полезное животное. Меня это устраивает, и никому, даже самым близким людям, о том, что пёс далеко не так прост, как кажется, я говорить не собираюсь. Кому надо, тот в курсе, а лишними мыслями забивать головы боевых товарищей незачем.

Ладно, думки прочь, пора сосредоточиться на деле, тем более что Игнач появился. Мягким скользящим шагом казак быстро прошёл от опушки. Он остановился напротив нас с Кумом, дождался Крепыша, который подбежал к нам, и начал доклад:

— Дорога чистая. Были три боевых дозора с пулемётами — один на дороге и два чуть в стороне. Местные бойцы расслаблены настолько, что на постах спали. Всех взяли в ножи, так что вперёд можно идти спокойно. Мои парни уже на окраине базы, там тишь да гладь, все отдыхают и беды не чуют. Единственное место, где наблюдается движение, — это порт. Там горит свет, работают дизели и часовые не спят. В общем, если где и будут серьёзные проблемы, то только там.

— Отлично поработал, братка. Только почему рацию отключил?

— На центральном посту был радиосканер. Не знаю, рабочий или нет, но я поостерёгся. Мало ли, вдруг и в местном штабе такой прибор имеется.

— Правильно. Кого‑то допросил?

— Старшего на посту, капрала. Знает он немного, но кое‑чего полезного сообщил. На базе всё без изменений, и за текущий месяц никаких перетасовок подразделений и кораблей не было. Можно работать по плану, и есть только одно, что из него выбивается.

— Что?

— Сын адмирала, бывший полковник Папастратос, сейчас на вилле отца отдыхает. Как бы с охраной осложнений не было. Может, стоит твой отряд усилить?

— Нет, усиления не требуется, и то, что здесь один из сынов местного хозяина, совсем не значит, что охрана должна бдить в усиленном режиме. — Приподняв левую руку, я посмотрел на хронометр: — Сейчас два часа пять минут. Медлить не будем, так что, други мои, начинаем работу. Постарайтесь вначале не шуметь и по возможности обходиться глушителями и ножами. Как поняли?

— Ясно.

— Понятно.

— Сделаем всё как надо.

— Давите любое сопротивление и никого не жалейте. Эти падлюки наши родные берега обстреливают, а здесь чувствуют себя спокойно и думают, что на Крите им курорт. Но хрен они угадали! Альянс хотел войны, и он её получит! Ну, за работу! Вперёд!

Штурмовые группы покинули поляну, и каждая направилась к своей цели. Со мной сорок бойцов и присоединившийся к нам на опушке Лихой. Разумный пёс походя потёрся о мою ногу всем своим мощным восьмидесятикилограммовым телом и длинными прыжками унёсся к нашей цели — вилле адмирала Папастратоса.

Мы торопились, но тем не менее шли достаточно тихо. Группа прошла мимо опустевшего блокпоста на дороге, пересекла небольшой ручей и с тыла подошла к четырёхэтажному особняку на окраине Ретимнона. Воины ждали команду, а я разглядывал объект нашей атаки.

Дом окружён полутораметровым кирпичным забором, за ним — хорошо ухоженный парк с цветниками и каменными дорожками, которые ярко освещены электролампами. Всё здесь именно так, как рассказывали пленные средиземноморцы, ранее бывавшие в Ретимноне.

Да, неплохо устроился адмирал, любит комфорт, удобство и красоту. А где же охрана из хвалёных морпехов? Вроде бы их здесь не меньше ста человек должно быть, а пока никого не видно. Как‑то это странно, а может, наоборот, закономерно — расслабились вражеские воины и на службу забили. Впрочем, пора начинать, а что будет дальше, посмотрим.

Я присел на корточки и сделал щелчок пальцами. Ко мне сразу же склонились головы четырёх сержантов, каждый из которых командовал десятком бойцов. Всё обговорено заранее, ещё на борту «Ветрогона», но никто не ожидал, что здесь всё так просто будет, а потому план атаки особняка меняется на ходу.