Василий Сахаров - Кубанская Конфедерация

— Угу. Оружие раздашь викингам.

— Понял.

— Как себя скандинавы в бою показали?

— Неплохо, но это оттого, что мы отбирали в свой батальон самых лучших бойцов. А так, что сказать? Тренировать их надо и по полигонам гонять без роздыху. С тактикой слабо, огнестрельное оружие многие впервые использовали, а десятники‑сержанты не всегда готовы к тому, чтобы самостоятельно решения принимать. С дисциплиной и храбростью, наоборот, по‑моему, даже перебор. Приказал одной сотне взять последний вражеский дом, где закрепилось полтора десятка «мавров». Так воины в полный рост встали, дверь вышибли, и топорами всех негров порубали. При этом, потеряли семерых своих парней, хотя можно было вообще без потерь обойтись.

— Сколько всего людей в бою потеряли?

— У меня в роте только двое раненых, оба легко. А у скандинавов двадцать один убитый и около сорока раненых. Большие потери, однако.

— Это да, большие. Что с пленными «маврами» и рабами?

— Негров мало, только семнадцать человек, и все рядовые, — Серый пожал плечами, — викинги пленных не брали. Зато с рабами все нормально, они под замком. В общей численности пятьсот двадцать девять человек. Народ тихий и спокойный, никто не возмущается, сидят тихо и ждут, пока их на работу выгонят. Странные люди, какие‑то апатичные, ни радости, ни тревоги не показывают, хотя нервозность присутствует. Непонятно, то ли потомственные рабы, то ли их всех в жизни устраивает. Посмотрел бы ты на них.

— Хорошо, пройдусь по баракам.

— Кстати, что с ними и пленными делать будем?

— «Мавров» еще раз допросишь и в распыл, а рабов будем использовать на подготовке судов к выходу в море.

— А после?

— С собой их возьмем, и в пути посмотрим, что они за люди. Если найдутся мастера, кто готов суетиться, таких к себе переманим, а остальных Квентину Дойлу продадим. — Я еще раз оглядел офицеров и, хлопнув в ладоши, сказал. — Раз все решили, начинаем мародерку, други! Понеслось!

Соратники разошлись по своим делам, а я вновь начал обход порта. Сначала, еще раз прошелся по трофейным судам, которые вскоре спустят вниз по реке, и в составе торговой эскадры, где сами, а где на буксире, они пойдут в Передовой, а оттуда в «Гибралтар». Конечно, жаль, что мы не все заберем, но и четыре судна, это очень хороший кусок. Теперь мне не придется каждый раз обращаться за помощью к Семенову, когда надо будет что‑то для форта перевезти. И опять же, после ремонта трофеев, я смогу поторговаться с общиной Вильгельмсхафена и ее лидером Иоганом Лашем, который за один сухогруз и паром, даст мне тяжелое вооружение, танки и еще что‑то ценное. То‑то будет дело.

Покинув суда, я отправился по рабским баракам. Вместе с Лихим, телохранителями и переводчиком, зашел в один из них, и увиденное мне крайне не понравилось. Я наблюдал самых разных рабов, в России, в Средиземноморском Альянсе, в Турции и Скандинавии, и у меня сложился определенный стереотип по отношению к таким людям, в подавляющем большинстве своем, грязным, забитым и бесправным существам, которым жизнь показала фигу.

С подобными представителями рода человеческого, надо было обращаться осторожно, и всегда сразу определяться, как ты к ним будешь относиться в будущем. Если желаешь оставить раба живым орудием производства, обычным рабочим скотом, без права голоса, то прессуй его без всякой жалости и веди себя как господин. Это основной метод, который я в своем хозяйстве не приемлю, так как считаю его не эффективным. У меня иной подход. Если человек необходим для моего дела, то легче дать ему свободу и провести с ним разъяснительную беседу о том, что от него ожидается и чего он может достичь в будущем. При разговоре сразу становится понятно, кто перед тобой, и уже в ходе него принимается окончательное решение, дать ли человеку волю, или же, во избежание проблем, лучше перепродать его дальше. С людьми, кто сейчас находился у меня в форте, я поступал именно так, и они работают на меня с полной отдачей, без халявы и тунеядства.

Здесь, в Кингстоне, было нечто для меня новое и необычное. Рабы вели себя странно, Серый все верно подметил. В добротных бараках проживало по сотне молодых людей, мужчины и женщины все вместе. Вдоль стен стояли кровати с чистыми шерстяными одеялами, на проходах столики с цветочками и какими‑то овощами в вазочках, люди выглядели сытыми, одеты были вполне добротно, не хуже своих прежних надзирателей, и ничем не напоминали угнетенное сословие. В общем, барак англосаксов больше напоминал общежитие, в котором проживают вольнонаемные рабочие, а уж никак не загоны для скота.

Я вошел в помещение и остановился на входе. Рабы увидели меня, окинули равнодушными взглядами, и быстро расселись по своим спальным местам. При этом ни слов, ни вскриков, ни всхлипов. Полное спокойствие, почти апатия. Непонятное поведение, особенно после того, что я слышал в речах Квентина Дойла. Как там главнокомандующий Рединга в одной из своих речей говорил: наши братья жаждут освобождения от ига мерзопакостных отродий Сатаны «мавров»? Вроде бы как‑то так. А на деле, заметно, что тут никто и ничего не жаждет. И то, что чернокожих надзирателей сменили белые, кажется, совершенно ничего не изменило. Другие люди, на месте рабов, волновались бы или радовались, пытались наладить контакт с охраной и узнать, что же происходит. А у этих в глазах ровная пелена и только у некоторых глазки от прорывающегося наружу волнения поблескивают.

Да уж, что‑то здесь не так. Я подозвал к себе одного раба, щуплого парня лет двадцати пяти одетого в потертый, но чистый комбинезон серого цвета, и через переводчика начал задавать ему вопросы:

— Как тебя зовут?

— Майкл Гарт, сэр.

Первый ответ прошел сразу, без раздумий и вид у раба, по‑прежнему, равнодушный.

— Откуда ты?

— Из Бирмингема, сэр, Северная рабочая колонна.

— Какая‑то специальность имеется?

— Электрик, сэр.

— Ты доволен тем, что «мавров» перебили?

— Не знаю, сэр.

— Почему?

— Не могу знать, кто такие «мавры», сэр.

— Это те люди с черным цветом кожи, у которых ты был в рабстве.

— Рабство? — на миг мужичок замялся и смутился. — Но мы не рабы, сэр. Я рабочий, а те, кого вы называете «маврами», сэр, это наша охрана от опасностей внешнего мира. Мы все делаем великое дело, под руководством великого гения всех времен и народов герцога Бирмингемского Магомеда, возрождаем цивилизацию, и каждый из нас находится на своем месте. Всем общеизвестно, что чернокожие люди прекрасные солдаты и управленцы, а белые и мулаты лучше работают на полях, стройках и кое‑что понимают в технике. И поэтому чернокожие ополченцы имели оружие, а мы, белые, рабочие, и без указания свыше ничего решить не в состоянии.