Василий Сахаров - Кубанская Конфедерация

Мне, однако, вся эта игра совсем неинтересна, тоска заела, и домой хочется так, что хоть волком вой. Почти полгода пролетело с тех пор, как я оказался при Николае Бурове, знаменитом наёмнике по кличке Кара, и, оглядываясь назад, я кляну самыми последними словами майора Захарова, втравившего меня в эту авантюру. Как же всё‑таки раньше было просто: служи честно, выполняй приказы и не рассуждай. Теперь же всё в моей жизни не так, только успевай подмечать, с какой стороны может беда подойти незаметно, и думай не только за себя, но и за своих врагов. Откуда у меня враги? Хм, у меня‑то их нет, но я всегда при Бурове, а у него их, как грязи, куда ни посмотри, или кровник, или убийца, желающий нажиться на его смерти.

Из Краснодарской тюрьмы мы бежали под утро, когда разобрались с быками одного местного криминального пахана. Драка в ту ночь вышла знатная и смертушка в очередной раз рядом со мной прошла. Однако мы с Карой оказались подготовлены гораздо лучше, чем обычные уголовники, смогли их завалить, хотя и не без потерь. Помнится, у Бурова тогда бок сильно финкой посечён оказался, и пришлось мне его подручными средствами штопать, а у меня синяков на лице добавилось и правое ухо было на блин похоже. Впрочем, тогда я думал не о ранах, а о том, как же мы всё‑таки убегать будем. Вариантов перебрал массу, и канализацию, и перепиленные решётки, и захват заложников, но всё оказалось гораздо проще. Все проблемы в очередной раз решили деньги. Нам попросту открыли камеру, мы вышли во двор, прошли через калитку, предназначенную для служебного пользования, загрузились в фургончик, стоящий неподалеку от тюрьмы, и были таковы.

Прошла неделя, и на развалинах города Сочи нас встретил старый причерноморский контрабандист Иван Василиади, который оказался закадычным другом моего нового патрона, то есть Бурова. Минуло ещё пять дней, и, совершив на шаланде Василиади рисковое путешествие по зимнему морю, мы оказались в столице Трапезундского вилайета, вольном городе Трабзон.

Что представлял собой этот приморский город, мне объяснить сложно, так как подобного ему я не видел ни до, ни после. Древний Трапезунд, во времена османов переименованный в Трабзон, оказался на редкость удачным и счастливым местом и пережил апокалипсис очень даже неплохо, разумеется, по сравнению с другими населёнными пунктами. Да, конечно, и здесь погуляла разруха, и здесь были болезни, мародёрство, война банд за ресурсы и битвы не на жизнь, а на смерть, за кусок хлеба и банку консервов. Однако, когда Эпоха Хаоса прошла, на всём Причерноморье именно этот город оказался наиболее сохранившимся и уцелевшим. И главное, в Трабзоне имелось население в пятьдесят тысяч человек, готовых что‑то делать для улучшения своей жизни. По сравнению с 2013 годом эта цифра небольшая, но по меркам мира, пережившего приход Хаоса, она была огромна.

Надо сказать, что город этот был интернациональным, населяли его не только турки, но и русские, греки, армяне и многие другие народности старого мира. Издавна, с самых древних времен Трабзон жил морем и продолжал жить им и по сей день. Экспорт товаров, в первую очередь баранины, хлопка, шерсти, ковров, фруктов и табака, в Одессу, Новороссийск, Констанцу, Самсун, Зонгулдак и Синоп — вот основной доход жителей этого приморского города. Хотя пиратством, работорговлей и мародёркой они тоже не брезговали. Народ такой в этих краях живёт, что не могут спокойно пройти мимо чужого добра, которое плохо охраняется.

В настоящее время Трабзон, в котором проживало уже более ста тысяч человек, был центром целой области, по‑местному вилайета, и правил в нём мэр, хотя нет, не просто мэр, а Мэр с большой буквы. Местного повелителя звали Осман Гюнеш, он давно уже мог бы себя и императором провозгласить, но довольствовался более скромным титулом. В общем, город был крупным и своеобразным, смесь культур, языков, обычаев, народов и разных общностей, и это было то самое место, где Буров чувствовал себя как рыба в воде и в местной иерархии считался важным человеком, имел здесь дом, бизнес и, что немаловажно, преданных лично ему людей. Из его досье кое‑что я об этом знал, но насколько влиятелен Кара в этом городе, даже в СБ не до конца понимали.

Всё, что я видел в самые первые мои дни в городе, говорило только об одном: Буров — не какая‑то мелкая сошка, командир небольшого наёмного отряда, а фигура очень и очень влиятельная. По крайней мере, в кабинет Мэра он входил без стука и в любое удобное для себя время. Вот так вот, и кто понимает, что к чему, тот выводы из одного только этого факта сделает, а я таких моментов за месяцы, проведённые рядом с ним, наблюдал более чем предостаточно. Кстати, в то же самое время я узнал, что и с побегом правителей Туапсинской Республики не всё так просто и это не какая‑то спонтанная акция, а очень хорошо продуманная и проведённая операция трабзонской внешней разведки.

Жил я в особняке Бурова, его семья, две жены и три симпатичные дочки, приняла меня как родного. Да что там, сам наёмник не раз называл меня при гостях, часто посещающих его дом, своим приёмным сыном. Это дорогого стоит, подобное отношение надо ценить и уважать. Что сказать, я ценил и уважал, был самим собой и в то же время через агентурную сеть нашего СБ сливал всю информацию, которая становилась мне известной, в Краснодар. Некрасивая ситуация, но и деваться мне некуда, и стоило Бурову только заподозрить меня в двойной игре, как мне сразу же наступил бы конец. И не тот конец, когда тебе в голову стреляют и ты тихо без мучений умираешь, а другой, тот, что с пытками и издевательствами. Нет уж, такой вариант не для меня. Как бы мне ни была симпатична семья наёмника и как бы по‑доброму ко мне ни относился он сам, это вовсе не отменяет того обстоятельства, что я сержант гвардии и выполняю задание СБ Кубанской Конфедерации.

— Саня, о чём задумался? — Прерывая мои размышления и воспоминания, раздался голос Бурова, с которым мы вместе сидели в ВИП‑ложе и смотрели футбол.

— Домой хочу, на родину, — взяв со столика между нами кружку с местным пивом, ответил я.

— Ну что ты там забыл? — поморщился наёмник. — Родина там, где жопа в тепле и кормят сытно, а лучше, чем здесь, тебе нигде не будет.

— Нет, здесь всё чужое, не моё.

— Ничего, это временно. Я поначалу, когда в плен попал, тоже всё о доме скучал, а потом сам для себя решил, что всё это чушь, и своей дорогой пошёл. Вот что тебе здесь не нравится?

Пожав плечами, отхлебнул пивка и ответил:

— Так сразу и не скажешь, всё вместе, куча мелочей, которые в комок собираются. Хочу картошки жареной вместо плова с бараниной, яблоко вместо инжира, борща нашего кубанского вместо супа рыбного. В конце концов, с людьми разговаривать самому, по‑русски, чтоб меня не кто‑то отдельный понимал, а все вокруг. Только то, что радиопередачи из Краснодара слушаю время от времени, и сбивает тоску.