Василий Сахаров - Кубанская Конфедерация

Южане, всё же перевалившие по Клухорскому перевалу через Большой Кавказский хребет, подступили к Нальчику три дня назад, и ходившие в разведку парни из первой роты говорили, что этих упырков не меньше пятнадцати тысяч. И чёрт бы с ними, в городских боях мы их удержали бы, но у них имелось около сорока гаубиц и не менее полутора сотен разнокалиберных миномётов, и это было очень и очень хреново. К тому же на подходе, как доносит «солдатский телеграф», ещё двадцать тысяч пехоты и два десятка РСЗО. Нас же в этом полуразрушенном городе всего‑то три тысячи вместе с местными «индейцами», есть два десятка АГСов и около сорока миномётов.

Сегодня с самого утреца нас начали обрабатывать артиллерийским огнём. Обстрел города проходил без всякого плана, снарядов и мин противник не жалел, видимо, запасы у них были очень даже немаленькие. Мы затаились в блиндажах, подвалах и вырытых в земле щелях, а снаряды безжалостно перепахивали землю над нами. Страшно было так, что хотелось, никого не стесняясь, кричать во всё горло, да многие и кричали. Обрушившиеся на город артиллерийские снаряды тяжёлых гаубиц советского производства, доставшиеся халифатцам в наследство от Ирана, рвались повсюду, и хорошо ещё, что в Нальчике ни одного гражданского не осталось, всех успели эвакуировать. Пламя пожаров, охватившее и без того ветхие аварийные дома, длинными зловещими языками вздымалось над столицей Горского Содружества.

Так продолжалось до полудня. Обстрел прекратился ровно в 12.00, и уже через десять минут Нальчик превратился в поле боя.

Грязный как не пойми кто, я выбрался из подвала, в котором пережидал артиллерийский налёт. Цементнокирпичная пыль въелась в камуфляж, смешалась с потом и стала колом. Попытался отряхнуться, да куда там, может, стирка бы помогла, но воды в городе мало, да и нет времени красоту наводить. Ладно, сам перетерплю, а оружие надо обязательно почистить. Ствол я себе пару дней назад сменил. В батальонной оружейке сдал верный АКС и взамен него «Абакан» АН‑94 получил. Говорят, для городского боя это идеальное оружие. Посмотрим, как этот хвалёный «Абакан» себя покажет, а пока чистка автомата заставила помучиться. Непривычно как‑то с тросиками этими возиться, да и две пружины напрягали. Но не боги горшки обжигают, так что разобрался, что к чему. Пока время есть и противника не видать, разобрал автомат, быстро почистил, собрал — и к бою готов. Занял позицию на первом этаже разрушенного дома, сижу и жду, пока гадские супостаты на нас полезут.

Где‑то совсем неподалеку слышу жалобное ржание раненых лошадей, которые стояли в конюшне неподалеку. Блин, как же жалко животин, так тоскливо от их голоса, что хоть бросай всё и иди лошадок добивай. Эхе‑хе, горе горькое, война, мать её так.

Роты нашего батальона вперемешку с остальными подразделениями Кавказского корпуса были раскиданы по всему городу. Наша Вторая рота должна оборонять пересечение улицы Карашаева и проспекта Ленина. На каждую группу по одному дому. Каждое здание — маленький форт. Где‑то перед нами, в районе бывшего Дворца спорта «Спартак», полсотни «индейцев» в боевом дозоре. Они первыми примут на себя удар южан и отойти должны как раз к нашим позициям. Пока там тихо, стрельбы не слыхать, а значит, можно не напрягаться. В доме, что нам для обороны поручили, нас семнадцать человек, разведгруппа в полном составе и артиллерийский корректировщик на третьем этаже.

— Перекличка! — слышу я со второго этажа громкий голос нашего нового командира группы прапорщика Герасимова, бывшего «замка», которого мы называли только по позывному, Гера. — Старшие троек, доложить!

Кидаю взгляды вправо и влево: Як с АКМом занял оборону рядом с подъездом, а Глаз с ПКМом оборудовал себе две огневые точки в соседней комнате, и сквозь пробоины в перегородке я мог видеть его хорошо. Приподнимаю голову к дыре, ведущей на второй этаж, и вслед за остальными сержантами докладываю:

— Левый боковой дозор, потерь не имеем, к бою готовы.

Вновь голос Геры:

— Внимание! Повторяю ещё раз: первыми отступать будут наши союзники, не постреляйте их в запарке. Если за ними погоня, отсекайте хвосты. — Ему никто не отвечает, и он окликает нашего радиоминёра: — Юрец, подрыв фугасов только по моей команде!

— Понял, — доносится из подвала голос нашего «одноразового».

В тишине проходит несколько минут. Неожиданно, как оно всегда и бывает, перед нашими позициями начался бой, и, судя по плотности огня, прёт на нас не меньше батальона. Ясно можно слышать выстрелы не менее чем сотни автоматов, наших АКов и АКМов, которые у южан на вооружении стоят, а вот в шум боя врывается гулкий грохот нескольких ДШК, давящих сопротивление передовых дозоров, и следом — сильные хлопки, наверное, это РПГ‑7. Серьёзные ребята эти халифатцы, если только по шуму боестолкновения судить. Теперь остаётся только живьём их увидеть.

— Идут! — раздаётся чьё‑то предупреждение.

В самом деле, по зарослям, отделяющим проспект Ленина от территории бывшего стадиона, в нашем направлении бегут десятка три горцев, с ними — человек пять раненых, а позади — противник, догоняющий их. Три «индейца» понимают, что всем не оторваться, остаются на месте, сдерживают южан и, прикрывая своих товарищей, один за другим падают замертво. Всех врагов они не удержали, и в бой первыми из нас вступают пулемётчики, экономными короткими очередями роняющие врагов на землю.

На некоторое время халифатцы замирают, и только кустарник от их движений колышется. Горцы всё же добираются до нашего дома, но не остаются в нём и, пройдя сквозь здание, уходят в сторону улицы Хуранова, где должны перегруппироваться, пополнить боезапас и закрепиться в следующем опорном пункте.

Ви‑у‑у‑у! — противно завыли мины, и, инстинктивно пригнув голову, я гадаю, чьи они — наши или халифатские.

Мины падают на кусты, где скапливаются южане. Корректировщик всё же молодец, не зря сидит фишку палит, вовремя артиллерийскую поддержку заказал. От взрывов кусты вместе с землёй подлетают ввысь, и на некоторое время южане откатываются назад. Наши миномётные батареи смолкают, и в работу вновь включаются орудия противника. Вот так, значит, и у них переносные радиостанции для корректировки огня имеются. Вновь ныряем в подвал, и снова наверху гуляет огненный смерч, посланный на нас врагом.

Этот артобстрел длился недолго, минут десять, и мы вновь вылезаем на позиции. Дом местами горит, но он давно уже нежилой, и дерева в здании немного. Каждая деревяшка, до которой местные жители в зиму смогли добраться, давно уже в печи сгорела, так что пожара мы не боимся. Вонь и дым есть, конечно, но это и перетерпеть можно. По всему проспекту, который является передовой линией наших оборонительных порядков, воцарилась тишина, и только слышно, как где‑то на другом конце города идёт сильнейшая пальба и взрывы. Все наши парни в ожидании. Мы высматриваем южан, но ничего не происходит. Глядя через смотровые щели и бойницы на окружающую территорию, видим только дым, стелющийся над землёй, дымящиеся воронки от снарядов и развалины городских окраин, затаившихся в тревожном ожидании.