Владимир Корчагин - Именем человечества

— Благодарю вас, но… Она взглянула на часы:

— К сожалению, мне пора, простите. До свидания.

Домой Дмитрий пришел лишь поздно вечером. Молча сбросил пиджак, сорвал галстук и, не снимая ботинок, по «валился на кушетку.

— Что с тобой, сын? — склонился над ним Зорин, Он только махнул рукой.

— Ты говорил с Тропининой?

— Да. Ты, как всегда, прав, папа.

— Нептуний?

— Нептуний — табу! О нем она не захотела сказать ни слова. Да разве дело только в нептунии. Вся она — сплошная загадка! — Дмитрий закрыл глаза, отвернулся к стене.

Зорин подсел к нему на кушетку, пригладил рассыпавшиеся волосы:

— Ну и что из этого? Бог с вей, с Тропининой. Ты человек науки, Дима.

— Человек науки! Какой науки? — Дмитрий снова вскочил. — Науки, которая еле-еле научилась получать отдельные атомы нептуния. В то время как какая-то… врач Тропинина пользуется им, словно… словно детской присыпкой!

— Но, может, это совсем не нептуний, Дима. Откуда знать Тропининой?

— Откуда знать Тропининой? А ты видел ее глаза? Она знает что-то такое, чего не знает никто на свете. И вообще — что за женщина! Что за женщина!

— Да бог с ней, сынок! Тебе вот письмо. От Алены.

— А-а, успеется. Брось его там, на мой стол. И оставь меня, папа, я хочу побыть один.

Зорин вышел из комнаты, прикрыл за собой дверь, подошел к столу Дмитрия. Там лежало еще одно письмо. Тоже от Алены. И тоже нераспечатанное.

Он покачал головой:

«Этого следовало ожидать. Не стоило знакомить его с Тропининой. Хорошо еще, что он здесь только в отпуске. Уедет — забудет. А что делать мне?..»

Он прошел в кабинет, раскрыл свою рукопись. Но в прихожей требовательно зазвонил телефон. Он взял трубку.

— Кисловодск? Квартира Зориных? — послышался торопливый голос телефонистки междугородной. — Дмитрия Андреевича к телефону. С ним будет говорить профессор Саакян.

— Профессор Саакян? Дима, иди скорее. Это, по-видимому, твой шеф.

Дмитрий вскочил с кушетки, поспешно вышел в прихожую. Лицо его заметно побледнело.

— Алло! Зорин слушает.

— Дмитрий Андреевич! — зазвучало в трубке. — Это Саакян. Как отдыхается, дорогой?

— Спасибо, хорошо.

— А я вот почему побеспокоил. Сегодня утром пришла ко мне некая Алла Федоровна Нестеренко с твоим письмом. Ты слышишь меня?

— Да, — постарался Дмитрий унять дрожь в голосе.

— Ну, в общем, девушка она, как будто, ничего. Мне понравилась. И документы у нее вроде в порядке. Но ты хорошо ее знаешь?

— Конечно, раз написал. И потом, Рубен Саакович, должность лаборантки…

— Да понимаешь, дорогой, должности лаборантки у меня нет. Но открылась вакансия младшего научного сотрудника. Как думаешь, сможет она ее занять?

— Почему не сможет? Кончила физфак. С отличием. Вела физику в школе. Подучится у нас…

— Я тоже так думаю. Девушка развитая. Ну и… есть на что посмотреть. А, дорогой? — в трубке послышался смех.

У Дмитрия отлегло от сердца:

— Нет, серьезно, Рубен Саакович, не боги горшки обжигают.

— Конечно, конечно. Прости, что побеспокоил. Но лучше, как говорится, семь раз отмерить… Вдруг, думаю, не ты письмо написал. Счастливо отдыхать!

— Спасибо, — Дмитрий вытер пот с лица, несмело глянул на отца: — И в отпуске не дают покоя.

— Постой, Дима. О ком это шла речь? Я почти все слышал.

— Да тут об одной…

— Той девушке-физичке, с которой ты познакомился в день приезда?

— Ну да.

— Но разве ты действительно так хорошо ее знаешь?

— Не то чтобы очень хорошо, но… Что тут особенного?

— А то, что институт твой занимается довольно деликатными делами, Дима, и рекомендовать туда случайных знакомых… Кстати, она давно здесь живет? Одна, с родителями?

— Как тебе сказать… Живет с братом, Виктором. А давно или нет… Не знаю.

— Ох, Димка, Димка! Хоть ты и кандидат наук, а ума у тебя… Ты уж позволь мне навести справки об этой Алле Федоровне Нестеренко?

— Как знаешь… Вот ее адрес, запиши. Только зря все это…

— Ну вот, сын, — сказал Зорин, бросая портфель на стол, — невеселые у меня новости. Никакие Алла и Виктор Нестеренко в том доме, где ты бывал, не жили и не живут. Квартира эта принадлежит совсем другим людям, которые действительно сдавали ее на месяц какой-то молодой паре, сдавали без прописки, сами не знают кому. Теперь там поселились другие отдыхающие, а Алла твоя…

— Вот черт! — закусил губу Дмитрий. — Неужели они обвели меня вокруг пальца, чтоб только протащить эту Аллу к нам, в лабораторию? Ну, хорошо! Я ей покажу институт! Что же мне сейчас делать?

— Бери трубку и звони профессору.

— Нет, это не телефонный разговор, папа. Разве по телефону такое объяснишь? Я напишу ему. Завтра же все напишу. Вот только… Слушай, папа, Тропинина случайно в отпуск не собирается?

— Нет, какой сейчас отпуск в разгар сезона…

— Лучше, если бы она уехала куда-нибудь…

— Ну, так нельзя, Дима. Я понимаю твое состояние. И все-таки…

— Ничего ты не понимаешь, папка! Если бы ты знал, как все перепуталось! — в отчаянии воскликнул Дмитрий. — ? Ведь если эта Алла… Если она вернется, то Тропинина… То все пойдет к черту!

— О чем ты говоришь?

— Я сам не знаю, что говорю. Пойду, пройдусь, обдумаю все как следует. А завтра напишу Саакяну.

— Но объясни мне толком…

— Завтра, все завтра! — Дмитрий схватил пиджак и выскочил за дверь.

Зорин понял, что надо ждать беды.

— Что же делать? Что делать?! — твердил без конца Дмитрий, минуя одну улицу за другой.

Саакяну написать, конечно, надо. Обязательно надо. Мало ли кем может оказаться эта Алла. А дальше? Дальше она вернется в Кисловодск и тогда… Страшно подумать, что она по злобе может сделать Тропининой.

Значит, пойти заявить в милицию? Но что сказать там? Что одна женщина может из-за него, дурака, вцепиться в волосы другой? Да над ним посмеются — и больше ничего. Тогда что же, снова позвонить Тропининой, рассказать ей все? Увидеть на ее лице презрение, навсегда остаться в ее глазах гаденьким прохвостом? Нет, на это у него просто не хватит сил. Так что же делать?

И вдруг… Впрочем, этого следовало ожидать. — Здравствуй, Дима. — Виктор вырос словно из-под земли, обжег ослепительной улыбкой. — Спасибо тебе, Дима, за сестру. Она только что звонила. Все у нее, как будто, устраивается. Только слушай, Дима, кто это все ходит и разнюхивает про нас? Мне это не нравится, честное слово! Да и было бы что разнюхивать! Да, мы не прописаны в этом городе. Так разве здесь легко прописаться иногородним? А мне, с моим здоровьем, нельзя жить нигде, кроме Кисловодска. Ты сам видел, что со мной бывает. Вот и перебираюсь с квартиры на квартиру, как американский безработный. Так что, меня за это сажать? И сестре не давать ходу? А ведь боюсь, тебя науськают эти ищейки нафискалить в институт, и ты по слабости характера пойдешь у них на поводу. Плохо будет тогда, Дима. Аллочка вернется, и Тропининой придется поступиться не одной прической; Да и с отцом твоим может случиться несчастье. Большое несчастье, Дима. Очень уж сердита на него Алла. А ты, видно, не знаешь еще моей сестры. Скажу тебе по секрету, я сам боюсь ее. Так что не будь слабохарактерным. До свидания, Дима.