Владимир Корчагин - Именем человечества

Хант снова закурил, потер ладонью лоб:

— Ваша задача — прежде всего: всячески тормозить работу по созданию каких-либо установок, регулирующих радиоактивный распад. Для этого следует использовать все: дискредитацию самой идеи стабилизации ядер, разжигание недоверия к Колесникову и всему, что связано с инопланетянами, подтасовку экспериментальных данных. Впрочем, там, на месте, будет виднее. Ну, а затем — получение соответствующей информации для нас. Мы должны вырвать этот секрет у русских. Вырвать во что бы то ни стало!

— Само собой разумеется.

— Значит, все ясно?

— Только один вопрос. Ведь там, в лаборатории Готтлиба… Нельзя ли без этого?.. Может, достаточно простого грима…

Хант не дал ему закончить:

— Я полагал, мы обо всем договорились. Или не так?

Рейли обреченно вздохнул:

— Да, да… Все ясно… Можно приступить к подготовке операции?

— Подготовки не будет. У нас нет времени. Самолет в Москву вылетает завтра утром. Готтлиб ждет вас сейчас.

Как всегда, ровно в девять Зорин поднялся к себе в кабинет и раскрыл папку с неотложными делами. Но мысли его были далеко. Сын пропал. От Тани — ни строчки. В газетах — одно известие страшнее другого: призрак ядерной войны вздымался все зримей, все отчетливей. А вокруг — все та же рутина человеческих страстишек. Впереди — как прежде, лишь горечь одиночества.

И никакой возможности вырваться из этого омута собственного бессилия. Никакой надежды на что-то лучшее, светлое, что смогло бы вдохнуть в него прежнюю бодрость, вернуть душевный подъем, какой он пережил минувшей весной. Все будто надломилось в нем, все потеряло всякий смысл.

В горы он больше не ходил. Гимнастику не делал. Вернулась одышка, снова появились боли в груди. И снова, как прежде, стали невыносимыми мелочные капризы больных, бесконечные склоки обслуживающего персонала.

Нет, больше он не выдержит. Надо что-то делать, куда-то ехать, где-то искать сына. Надо наконец дать отдых издерганным нервам.

Но как избавиться от этого проклятого кабинета, от этих бумаг, от этого ненавистного телефона, который снова, в который уж раз, верещит у него на столе.

Он нехотя снял трубку с рычага:

— Да…

— Зорина мне! — потребовал чей-то нетерпеливый голос.

— Зорин слушает, — ответил он, не меняя интонации.

— Папка! Папка, это ты? Это я — Димка!

— Что?.. Что?.. — еле выговорил Зорин, ловя выпавшую из рук трубку.

— Да это я, я! Ты что, не слышишь?

— Слышу, слышу, сынок, — смог наконец вымолвить Зорин. — Где ты? Откуда звонишь?

— Из Минеральных Вод. Прямо из аэропорта. Мы тут оба с Максимом. И голодные, как черти! Так ты там того… Организуй, что можно. Сейчас, сейчас! Это я Максиму. Он спрашивает: нельзя ли Татьяну Аркадьевну к телефону.

— А она… Она в Вормалее.

— Как в Вормалее?

— Ну, это в двух словах не скажешь. Я и сам успел побывать там…

— Алло! Андрей Николаевич, это Колесников. Вы говорите, Таня в Вормалее? Давно? Это связано с… с оставшимися там моими вещами?

— Да, мы нашли их. Вернее, мы разыскали Силкина.

— Вы разыскали дядю Степана?! Значит, он жив-здоров? И все вещи по-прежнему у него?

— Да, теперь Таня присматривает за ними.

— Отлично! Но почему Таня осталась в Вормалее? А как же Вова?

— Вова с ней… Да вы садитесь скорее в такси и приезжайте сюда, что скажешь по телефону… Все хорошо у нас. Все хорошо! — Зорин повесил трубку и, сняв халат, вышел в приемную:

— Лена, я отлучусь на несколько часов.

— В общем, досталось мне крепко, — закончил Дмитрий свой рассказ. — Эти костоломы у Рейли не зря едят хлеб. Я думал, уж конец пришел. И вдруг — светлая палата, белые простыни, медсестры, как звезды Голливуда. И сам Рейли: простите, говорит, пожалуйста, ошибка вышла, недоразумение. Завтра вас передадут Советскому посольству. Я, конечно, решил, что это какая-то новая каверза, приготовился ко всему. А наутро смотрю — маши на с советским флажком на радиаторе, а в ней — Максим! А когда он рассказал дорогой, как Рейли от нептуния спасался, я думал, умру со смеху, честное слово! Да и вся эта их поездка в Вашингтон… Потеха!

— Ну, а каковы ваши дальнейшие планы, молодые люди? — спросил Зорин.

— План один — Вормалей! Мы ведь сюда только на денек заскочили, выяснить обстановку. И завтра же в институт. Да, а что было в институте, папка! Сначала нас и слушать не хотели. Это что еще, говорят, за бред сивой кобылы? Мало нам летающих тарелок! А как мы выложили перед ними нептуний, что тут началось!.. В обыщем, все теперь поставлено на деловые рельсы. Создана специальная группа под руководством моего шефа, профессора Саакяна. Максим зачислен в штат института. Нам: выделены люди, средства. Вот как все обернулось, папка!? Считай, победа на всех фронтах.

— Ну, до победы еще далеко, но то, что вы снова на Родине… Как жаль, что мы не можем телеграфировать об этом Тане! Сколько бессонных ночей у нее впереди! Как долго вы собираетесь пробыть в институте?

— Самое большее — день-два, — ответил Максим. — Правда, этот Саакян, кажется, не из тех, кого легко сдвинуть с места. Но в крайнем случае мы вылетим без него.

— Да уж поспешите, Максим. Ведь каждый лишний день, каждый час там, в тайге, для Тани…

— Я понимаю, Андрей Николаевич. Кстати, повторите еще раз, что сказал вам Силкин на прощание. Где они собирались укрыться с Таней?

— Он сказал: «Искать нас надо в моей заимке, за Марьиным болотом».

— Странно…

— Или я что-то переврал?

— Нет, но эта избушка — почти у самого кордона, ее любой мальчишка знает. А ведь вы говорите, они вышли ночью. Какой смысл в такой конспирации, если потом жить, можно сказать, у людей на глазах?

Зорин пожал плечами:

— Я отговаривал их от этой затеи. Но Татьяна Аркадьевна осталась непреклонной.

— Таня поступила правильно. В той обстановке, какая сложилась в Вормалее, это было единственно возможное решение. Но вот заимка, у самого кордона… Припомните, не сказал ли Силкин еще что-нибудь?

— Подождите, Максим. Теперь я припоминаю, что потом он добавил вскользь несколько слов. Он сказал что-то вроде того, что в те места вы еще в детстве не побоялись сходить…

— Вот оно что! Ну, кажется, я начинаю понимать. Спасибо, Андрей Николаевич.

— Здравствуйте, Денис Павлович. Вас можно поздравить? Колесников в Москве.

— Колесников уже в Кисловодске, завтра выедет в Вормалей. А поздравлять меня, Сергей Сергеевич, не с чем. Колесников сам — сам! — выбрался из такого логова, из какого нам его и за полгода было бы не вытащить. Но теперь, кажется, все в порядке. Идеей Колесникова заинтересовался Институт ядерной физики. Там сформирована специальная группа во главе с профессором Саакяном. Эта группа и выезжает в Вормалей, чтобы на месте познакомиться с информационным диском и записями Колесникова. Кстати, как там, в институте, поживает наша подопечная?