Айзек Азимов - Камешек в небе. Звезды как пыль

Но какими бы ни были социальные условия, наступление ночи всюду имеет глубокое и постоянное психологическое значение, восходящее к древесному существованию предка человека. Ночь всегда время страха и опасности.

Внутри Центрального Дворца не наблюдалось признаков наступления ночи, но Байрон ощутил ее приход каким-то инстинктом, запрятанным в неизведанных коридорах человеческого сознания. Он представил, что снаружи чернота ночи, едва уменьшаемая искорками звезд. Он знал, что рваная «дыра в космосе», известная как Туманность Лошадиная Голова, закрывает половину звезд.

Ему не спалось. Он перебирал в голове события прошедшего дня.

После короткого разговора с Директором он не виделся с Артемизией и понял, что сожалеет об этом. Он с нетерпением ждал обеда: может, удастся поговорить с ней.

Но ему пришлось есть в одиночестве, если не считать присутствия двух стражников у дверей.

Даже Джилберт покинул его, по-видимому, чтобы пообедать в более подходящем обществе.

Поэтому, когда Джилберт вернулся и сказал: «Мы с Артемизией говорили о вас», — он увидел, как заинтересованно встрепенулся Байрон.

Это позабавило его, он так об этом и сказал.

— Вначале я хочу показать вам свою лабораторию, — заявил Джилберт.

По его сигналу стражники вышли.

— Что за лаборатория? — спросил Байрон без всякого интереса.

— Я собираю устройства, — был ответ.

Внешне это вовсе не выглядело лабораторией, скорее библиотекой с красивым столом в углу.

Байрон медленно огляделся.

— Вы здесь собираете свои устройства? — спросил Байрон. — И что это за устройства?

— Особые подслушивающие аппараты, позволяющие ловить шпионские лучи тиранитов. Они их обнаружить не могут, с их помощью я узнал и о вас, когда о вас доложили Аратапу. У меня есть и другие забавные штуки. Мой видеосонор, например. Любите музыку?

— Не всякую.

— Хорошо. Я изобрел инструмент, только не знаю, можно ли назвать его звучание музыкой.

Он коснулся полки с калго-фильмами, и она легко скользнула в сторону.

— Тут у меня довольно простенький тайник, но никто не воспринимает меня всерьез, поэтому и не ищут. Забавно, не правда ли? Но я забыл, вас ничего не забавляет.

Открылся неуклюжий прямоугольный ящик с полным отсутствием полировки, что свойственно самодельным предметам.

Одна сторона ящика была усеяна маленькими блестящими кнопочками. Джилберт поставил ящик этой стороной наружу.

— Не очень красив, — заметил Джилберт, — но разве в этом дело? Выключите свет. Нет, не ищите никаких выключателей. Просто пожелайте, чтобы свет погас. Сильнее пожелайте! Скажите мысленно: «Хочу, чтобы погас свет».

Байрон последовал его указаниям, и свет потускнел, осталось только слабое жемчужное сияние потолка. Джилберт негромко засмеялся, услышав удивленное восклицание Байрона.

— Одна из шуток моего видеосонора. Настроен на мозг, как и личные капсулы. Понимаете, что я имею в виду?

— Нет. Объясните, пожалуйста.

— Электрическое поле клеток вашего мозга воздействует на инструмент. Математически это очень просто, но насколько мне известно, никому не удавалось поместить все необходимые цепи в ящик такого размера. Обычно для этого нужно пятиэтажное здание. Инструмент действует и по-другому. Я могу переключить его прямо на ваш мозг, так что вы будете видеть и слышать без участия глаз и ушей. Следите!

Вначале следить было не за чем, потом Байрон краем глаза уловил какое-то слабое движение. В воздухе повис голубовато-фиолетовый шар. Байрон отодвинулся, но шар тоже передвинулся. Байрон закрыл глаза, шар по-прежнему висел перед ним.

Он рос, расширялся, и Байрон вдруг понял, что он расширяется внутри его черепа.

Это был не цвет, а скорее цветной звук, хотя и без шума. Он был осязаем, но без ощущения.

Шар поворачивался и становился радужным, а сопровождающий музыкальный тон все повышался, пока шар не повис над головой, потом вдруг взорвался, цветные полосы разлетелись во все стороны, обжигая без боли.

Пузыри зелено-розового цвета разлетались с тихим мягким стоном. Байрон в смятении устремился к ним и обнаружил, что не видит и не чувствует своих рук.

Ничего не было, только пузыри, заполнявшие мозг.

Он беззвучно закричал, и фантазия кончилась. Перед ним в освещенной комнате стоял Джилберт и смеялся. У Байрона кружилась голова. Он вытер холодный пот со лба, резко сел.

— Что случилось? — напряженно спросил он.

Джилберт ответил:

— Не знаю. Я оставался вне этого. Не понимаете? Это нечто такое, в чем ваш мозг не имел предшествующего опыта. Мозг ощущал непосредственное и не имел метода интерпретации такого феномена. Он мог лишь тщетно пытаться применить старые, знакомые способы. Пытаться интерпретировать явление в зрительные, слуховые образы. Кстати, вы не ощущали запаха? У собак, я полагаю, почти все превращается в запахи. Мне хочется испытать устройство и на животных. С другой стороны, если вы попытаетесь игнорировать этот феномен, он поблекнет, что я и делаю, когда хочу наблюдать его действия на других. Это нетрудно.

Он положил маленькую, с выпуклыми венами руку на инструмент, бесцельно перебирая кнопки.

— Иногда мне кажется, что на этой штуке можно сочинять симфонии в новой манере и добиваться таких эффектов, какие невозможно постичь с одним зрением или слухом. Боюсь, что мне для этого не хватает способностей.

Байрон неожиданно сказал:

— Я хотел бы задать вам вопрос.

— Пожалуйста.

— Почему вы не обращаете свои способности на полезное дело, вместо того, чтобы…

— Тратить их на бесполезные игрушки? Не знаю. Может, они совсем не бесполезны. Но, вы знаете, они противозаконны.

— Что именно здесь противозаконно?

— Видеосонор. И все мои подслушивающие устройства. Если бы тираниты узнали, они могли бы вынести мне смертный приговор.

— Вы, конечно, шутите?

— Вовсе нет. Вы выросли на заброшенном ранчо и, видимо, ни о чем подобном не слыхали. Кроме того, я знаю, молодежь не помнит, как строго карали за такие дела в старину.

Неожиданно он склонил голову набок, глаза его превратились в щелки. Он спросил:

— Вы против власти тиранитов? Говорите открыто. А я откровенно скажу вам, кто я и кто ваш отец.

Байрон спокойно ответил:

— Да, против.

— Почему?

— Они чужаки. Какое право они имеют распоряжаться на Нефелосе или Родии?

— Вы всегда так думали?

Байрон не ответил.

Джилберт фыркнул.

— Иными словами, вы решили, что они чужаки, после того, как они казнили вашего отца, что, кстати, было их правом. О, подождите, не вспыхивайте! Думайте! Поверьте, я на вашей стороне. Подумайте! Ваш отец был Ранчером. Какие права имели его подданные? Если один из них брал скот для себя или для продажи другим, как его наказывали? Сажали в тюрьму, как вора. Если он задумывал убить вашего отца по любой причине, может быть, вполне разумной с его точки зрения, что его ожидало? Несомненно, казнь. А какое право имел ваш отец устанавливать законы и наказывать других людей? Он был для них тираном. Ваш отец, в его понятии, да и в моих, патриот. Но что с этого? Для тиранитов он предатель, и они убрали его. Вы ведь не станете игнорировать необходимость самозащиты?