Мэтью Джонсон - «Если», 2009 № 08

Капитан кивнул и повернулся ко мне:

— Что ты за человек, Маркин. Как оно все в тебе помещается, а? Ведь умный же парень. Но это разгильдяйство. Невнимание к окружающим. Посмотри, до чего ты довел Ярцеву! А печку? Высокоинтеллектуальный объект, предназначенный для приготовления сложнейших органических блюд, погряз в быту!

Я дождался момента, когда масло начнет ворчать, и разбил яйца. Аккуратно выпустил желток и белок из скорлупы. Главное, чтоб желтки не растеклись. Людочка любит яичницу-глазунью.

Я сказал:

— Что тут такого? Я люблю Людочку и хочу сделать ей приятное.

Капитан воскликнул:

— Ярцева плачет! Каким надо быть человеком, чтоб довести несгибаемую Ярцеву!

Я сказал:

— Капитан, скажите: для чего нужна любовь? Разве не для того, чтоб делать приятное любимым людям, а неприятное — нелюбимым?

Ярцева плакала. Капитан присел рядом с ней, поправил фуражку и сказал:

— Ну что вы, Ярцева! Такой ценный сотрудник…

— Не хочу быть ценным, — по-детски возмутилась Ярцева. — Хочу быть любимой!

Капитан сказал:

— Вот что я вам скажу, дорогой вы мой навигатор…

Печка закричала:

— ОСТОРОЖНО!

Все замерли.

— Маркин, — сказала печка. — Выключай газ. Немедленно. Иначе… — Она замолчала, со значением хлопая дверкой духовки по моей ноге.

Я выключил газ.

Яичница получилась отменной. Желтки не повреждены, сверху — тонкий слой яичных сопелек.

Но что-то было не так.

Я ударил кулаком по столу и закричал:

— Блин! Совсем мозги мне запудрили! — Я обернулся к Ярцевой и капитану и сказал, едва сдерживаясь: — Посолить забыл.

Капитан посмотрел на меня с удивлением, поправил фуражку и сказал:

— Маркин…

Я сказал:

— Да, это моя фамилия. — Я закричал: — Куда, черт возьми, де-лась солонка?

— Ты поставил ее рядом с печкой, — испуганно сказала Ярцева.

Капитан сказал:

— Ну что вы переживаете, Ярцева. Нет на корабле сотрудника ценнее вас. К тому же у вас беджик. Ни у кого нет, а у вас есть. Это чего-то да стоит.

Ярцева сказала:

— Я знаю, чего это стоит. Я ведь бухгалтер по совместительству. — Она достала из кармана заполненный бланк.

Я рылся повсюду в поисках солонки, но найти ее не мог. Куда она делась? Без соли яичница получится совсем не такой, как я задумал.

Я сказал:

— Вот блин.

Ярцева ткнула пальцем в бланк:

— Вот, пожалуйста. Семь шестьдесят. Цена беджа.

Капитан обнял ее за плечи и торжественно произнес:

— Не беджа, нет! — Он сказал: — Это цена нашего уважения к вам, дорогая Ярцева!

В комнату вошла Людочка. Все растерялись, не зная, что сказать. Людочка весело посмотрела на нас и усмехнулась:

— Ну что, троглодиты? Собрание устроили, а меня не позвали?

Капитан встал и поправил сбившуюся фуражку:

— Людочка, вы это… — Он сказал очень строго: — Прошу вас, Людочка, хоть вы оставьте неформальный тон.

Люда улыбнулась капитану, и он растаял. Она подошла ко мне, взяла за подбородок и заставила посмотреть ей в глаза.

Спросила ласково:

— Сережка, почему такой кислый?

Я смотрел в запыленный иллюминатор. Звезды гасли. В космосе наступал рассвет. Это конец нашей с Людочкой любви, подумал я грустно.

Я сказал:

— Да вот, обсуждаем новую прическу Ярцевой.

— Что ты мелешь? — возмутилась печка. — Граждане, что он такое говорит, а?!

Людочка кивнула:

— Все в порядке, печка. Я поняла, что Маркин хотел сказать. — Она щелкнула меня по носу и улыбнулась: — Глупый, ты переживаешь, что не посолил яичницу, которую готовил для меня.

Я потупился.

— Сережка, малыш, ну подумай: я ведь так тебя люблю. Неужели я не похвалю несоленую яичницу, ради приготовления которой ты пошел на огромные жертвы?

Капитан заискивающе произнес:

— Людочка, я ему, между прочим, давал советы. — Он сказал: — Вы же знаете, Людочка, я в яичницах спец, в отличие от Маркина, бывшего пекаря. Но этот Маркин, он как в шалаше родился…

Ярцева подскочила:

— Наглая ложь! Я не звала ее шалашовкой!

Все тактично промолчали.

Ярцева зарыдала пуще прежнего и убежала.

Капитан буркнул:

— Отчет чтоб завтра мне на… — И тоже ушел.

Мы остались втроем: я, Людочка и ПОГ-2.

Я прошептал, глядя в Людочкины глаза:

— И это все? Ты съешь несоленую яичницу?

Она сказала:

— Да.

Я спросил:

— Но какая в этом мораль, Людочка? Это слишком просто, чтобы быть моралью!

В космосе вставало солнце. Колыхались на иллюминаторе занавески. В солнечных лучах, проникающих сквозь иллюминатор, было видно каждую пылинку.

Людочка сказала:

— Мораль в том, Маркин, что рассветов в глубинах космоса не бывает. Это ты навыдумывал. Вот и вся мораль. — Она взяла меня за руку и сказала: — А теперь давай есть.

И мы сели есть. И это было очень просто и правильно, и не надо было думать о какой-то там морали, и я чувствовал себя прекрасно и знал, что Людочка чувствует себя точно так же.

А печка, хитро усмехнувшись, сказала:

— Солонку, кстати, я стырила. Чтоб интрига была. — Она сказала: — Все же я не какая-нибудь буржуйка, а высокоинтеллектуальная ПОГ-2.

На двадцать первой неделе путешествия мы обнаружили яхту, потерпевшую крушение в поясе астероидов. Наш бравый капитан лично проник в чужой звездолет. К сожалению, все пассажиры яхты были мертвы. Все, кроме милой инопланетной девочки лет семи. Капитан внес ее в спасательную шлюпку на руках. Ярцева, Людочка и я фотографировали героический поступок капитана. Капитан жмурился от частых фотовспышек, говорил смущенно: «Что вы, не надо» и интересовался: «Надеюсь, свет падает на фуражку строго по уставу?».

Инопланетянка выглядела как человек, если не считать острых серых когтей с засохшими пятнами крови и вертикальных зрачков. На плече у девочки висела сумочка-рюкзачок из плотной атласной ткани с аппликацией — черепом и костями. Верх сумки был наглухо стянут красным шнурком.

В первую очередь, капитан привел девочку на кухню. Девочка стеснялась и стояла на пороге, ковыряя пальчиком стену. Сумочку она прижимала к груди.

Капитан поправил фуражку, подтолкнул девочку к столу и сказал ласково:

— Не бойся, маленькая, это наш шеф-повар Сережа. Или, как говорили на водных кораблях древности, кок. — Капитан строго посмотрел на меня и сказал: — Он тебя покормит.

Девочка пропищала:

— Здрасьте, дядя кок.

Я готовил сложнейший омлет с ухмурдашем, поэтому не мог отвлекаться. Наступал ответственный момент: я не хотел пережарить. Но и недожарить я тоже не хотел. Я собирался добиться абсолютной симметрии между пережаркой и недожаркой. Поэтому я буркнул в ответ что-то вроде «прив» и сосредоточился на омлете.

Капитан строго произнес: