Владимир Печенкин - Два дня «Вериты»

Только теперь до меня дошло, какую великодушную мену он предлагает. Флетчер не может найти меня живого, и это его, вероятно, очень беспокоит. Флетчер будет рад, узнав о смерти бывшего сотрудника, и мне это развяжет руки. Вернувшийся из Вьетнама американский врач может жить без опасений — конечно, не в столице и не в Санта-Доре. Я говорю, что этот Эдди Ящерица был замечательным парнем. Впрочем, тогда я его еще не до конца понимал.

— Фотографии надо поменять, — деловито бормотал Эдди, рассматривая документы. — Это пустяки, здесь есть хорошие специалисты, они могли бы служить даже в тайной полиции, если бы не были порядочными людьми. Вы доверяете мне эти бумаги? Тогда выпьем еще.

— Ничего не выйдет, Эдди, — сказал я и выпил. — Я против. Вам будет плохо с моими бумагами.

— Вот уж это не ваше дело. Да пейте еще, вино хорошее.

Он принялся болтать о пустяках, возбужденный кокаином, был оживлен и остроумен. Я смотрел и раздумывал, шутил он насчет болезни или нет. Смертельно больному так шутить вряд ли под силу.

А он скоро собрался уходить.

— Куда вы пойдете ночью, в дождь! Нет, не отпущу! — возразил я. — Ночуйте у меня, устроимся как-нибудь.

— Мне все равно не уснуть, только вас буду беспокоить, — он показал флакончик. — Дождь стихает. Пойду поброжу у реки. Я всегда любил реку. Мудрая и веселая штука — как жизнь. Прощайте, Гарри… пока вы Гарри, ха! Утром забегу с документами.

Я загасил лампу и лег, все думая об Эдди. Уснул лишь под утро.

А когда проснулся, на моей соломенной подушке лежали документы врача Эдварда Беллингема. С моей фотографией.

Целый день просидел дома, ожидая, что Эдди еще зайдет. Но он не зашел и на второй день. И на третий. И только через неделю газетная заметка объяснила мне, куда он ушел от меня в то утро. В отделе происшествий сообщалось, что некий инженер Георгий Багров покончил жизнь самоубийством, бросившись под поезд… Личность удалось установить только по документам… Причина самоубийства — злоупотребление наркотиками и тяжелое неизлечимое заболевание.

Я долго ходил по краю кладбища, пока не нашел холмик с табличкой: Георгий Багров… В тот же вечер уехал из Сан-Гвидо.

Но была еще одна услуга, оказанная беднягой Эдди, хотя он и не знал о ней. Спустя два с лишним месяца, когда я уже почти привык к имени Беллингема, устроился сельским врачом в одной из провинций, меня посетил шустрый сеньор из провинциальной адвокатской конторы. Он сообщил, что доктор Эдвард Беллингем получил наследство в виде двенадцати тысяч американских долларов, которые и может получить, предъявив документы в банке главного города провинции. Оказалось, что у Эдди был двоюродный брат в Бразилии, весьма состоятельный судовладелец. Перед смертью он вспомнил о непутевом родственнике и выделил завещанием в пользу Эдди сумму, на которую бедняга мог бы купить целый ящик наркотиков.

Так покойный помог мне окончательно встать на ноги. С его именем, его дипломом и его деньгами я приехал сюда, на индейскую территорию. Быстро освоился, выстроил больницу и даже хотел как-нибудь дать знать о себе Аните. Но тут газеты сообщили о ее замужестве… Нет, она все сделала правильно. Если ее не убедило мое последнее письмо, то известие о самоубийстве Багрова окончательно отрезало прошлое… А я снова взялся за «Вериту».

Слейн откинулся на спинку кресла и хлопнул себя ладонями по коленям.

— Ну, Гарри! Твоя история — готовый приключенческий сюжет! Чертовски жаль, что о тебе нельзя написать! Да, но что намерен делать ты здесь с «Веритой»? Исследовать святыни, погребенные в душе одноглазого контрабандиста?

— Что намерен делать? — Доктор встал, прикурил, заходил по комнате. Слейн невольно залюбовался другом. По-молодому стройный человек, с обветренным лицом, темно-русыми, слегка вьющимися волосами с проседью, смотрел на журналиста и торжествующе улыбался. В сжатом кулаке дымила сигарета. — Что намерен делать? Джо, сидеть здесь тихонько и тратить деньги покойного — значило бы покориться Флетчеру и прочим мерзавцам из их банды. Значило бы предать еще и самого себя. Нет, я еще скажу свое последнее слово Флетчеру! Вернее, он скажет. Надеюсь, что слово будет для него действительно последним. Не для того я все это пережил, чтобы забиться потом в нору, как трусливый койот. Я еще тряхну их, Джо! Здорово тряхну, один — всю шайку! Смотреть телепередачи я и не собирался, мачта на вершине предназначена для передачи «импульсов правды», как их назвал Флетчер. Время, проведенное в горах, не потеряно зря. Я нашел, как увеличить угол излучения, импульсы можно посылать во все стороны сразу, на 360 градусов. И еще мне удалось модулировать импульсы на обычные радиоволны. Поселок Кхассаро, у которого мы находимся, расположен почти в центре страны. Отсюда радиоволны, несущие на своей «спине» импульсы, долетят невидимками до самых границ республики, проникнут через ограды, стены, черепные коробки и заставят всех — понимаешь, Джо, всех! От миллионера до уборщика улиц! — говорить только правду! Как на исповеди, только надежнее.

— Можешь считать меня фанатиком, Джо. Но каждый человек, если он Человек, должен за что-то уважать себя. Иначе — как ему жить? А я еще не рассчитался с Флетчером за негра Джексона, за Хосе, за потерянную Аниту, за себя! Это будет моя месть и месть всех, кого обманывали веками! Рухнет все, что держится благодаря подлости, демагогии, лицемерию, — рухнет власть флетчеров! Та правда, которую взяли на вооружение друзья Хосе Бланко, — все равно что индейские ножи против артиллерии!

Слейн решился вставить слово:

— Не знаю, в своем ли ты уме, Гарри. Говорят, сумасшедшие иногда выдумывают сногсшибательные штуки… Мне страшно поверить! Ты хочешь взорвать мир и равновесие человеческих отношений! Сотворить одну правду для всех! Но так никогда не было! Так не может быть!.. Ведь могучие двигатели жизни — торговля, политика — они не могут существовать без лжи!

— В наше время — да. Но наше время не должно продолжаться вечно.

— И что же? Проследи всю историю человечества…

— Ты хочешь сказать, что тысячи лет человек врет?

Слейн поднял брови и развел руками.

— Увы, мой друг! И чем дальше, тем изощреннее. Прогресс в этой области весьма ощутим.

— Это закономерно. Люди были слабы духом. Доисторические неандертальцы жевали особые коренья, чтобы приготовить из них хмельной напиток. Современные заводы производят крепчайший, «лучший в мире» виски. И то и другое — чтобы уйти от неустроенности и грязи, от лжи. Уйти хоть на время. Хоть как-нибудь, даже зная, что это глупо и не принесет добра. Да, пороки совершенствуются. Но должны ли они жить вечно? Ты говоришь, история. Но всегда находились отважные, зовущие к правде! И благодаря им человек не превратился в зверя!