Еремей Парнов - Собрание сочинений в 10 томах. Том 9. Пылающие скалы. Проснись, Фамагуста

— Но ведь надо что-то делать? — обратилась к нему Лебедева, удивляясь собственной невозмутимости. Страха она, безусловно, не испытывала. Скорее вялое любопытство. Она столько повидала за эти недели и так физически вымоталась, что не находила в себе сил для волнений. Осознание реальной опасности пришло позднее, когда гладкие стремительные каскады стали перекатывать через капот.

— Давайте перелезем на крышу, Анастасия Михайловна? — предложил Лобсан, не без труда открыв дверцу.

Подбиравшаяся к сиденью вода сразу опала. Лебедева взглянула на кипящую воронку и отрицательно покачала головой.

— Если уж и пускаться вплавь, то не для того чтобы продрогнуть на крыше. Я, с вашего разрешения, подожду.

Лобсан понимающе улыбнулся и остался на месте.

Зато шофер, которому нечего было терять, ибо и без того промок до колен, попробовал осторожно сползти в воду, но поскользнулся и, основательно окунувшись, кое-как взобрался на багажник.

Метрах в трехстах впереди стояли, светя фарами, несколько грузовиков. Их водители, безусловно, видели застрявшую на стремнине машину, но ничего не предпринимали. Скорее всего, их остановили такие же разлившиеся по предгорью потоки. Помощь могла прийти только с другого берега, но сзади, насколько хватал глаз, не было видно ни одного автомобиля.

Прошло неведомо сколько времени, прежде чем Сандыг, взявший на себя роль наблюдателя, различил вдали одинокого всадника. Стремясь привлечь его внимание, он перескочил, угрожающе громыхнув жестью, на крышу машины и отчаянно замахал руками.

Лебедева с надеждой смотрела на неторопливо приближающегося арата с арканом на длинном шесте. Ей еще не приходилось встречаться со столь доподлинным, можно даже сказать, образцово-показательным сыном степей. Коричневое от загара лицо пожилого монгола, его зорко прищуренные глаза и удивительно симпатичные морщинки понравились Анастасии Михайловне чрезвычайно. Отметила она и синее, тронутое копотью костров дэли, и сапоги с загнутыми кверху носками, и богатую, украшенную чеканным серебром сбрую. Под стать ей было огниво, подвешенное к наборному поясу, и длинная, с серебряным запальником трубка.

Прислушиваясь к степенной беседе, которая завязалась между Сандыгом и пастухом, когда его послушная лошадка вошла по брюхо в ручей, Лебедева уже представляла себе, как сядет, поддерживаемая железной рукой, на круп и сказочной принцессой с достоинством ступит на спасительный берег. Но ничего подобного не случилось. Поговорив минут десять с Сандыгом, словно они встретились где-нибудь на улице, странствующий рыцарь столь же медлительно и невозмутимо удалился.

— Куда это он? — обеспокоенно спросила Анастасия Михайловна, провожая всадника долгим взглядом.

— Машину искать, надо думать, поехал, — ответил Лобсан.

«Как все просто в нашем мире, — мимолетно подумала Лебедева. — Персиваль отправился за тягачом».

Через полчаса их вытащил за задний бампер присланный пастухом «газик».

— Мы спаслись, — коверкая слова, возвестил Сандыг. — Выпить надо за это. У тебя есть чего?

Лебедева развела руками.

— Очень жалко, — осуждающе поцокал языком неунывающий шофер.

Сбросив одежду, он расстелил ее под горячим солнцем и занялся двигателем. «Волга» еще продолжала изливать мутные ручьи. Анастасия Михайловна была уверена, что после подобной бани машина ни за что не тронется с места. Но, к ее удивлению, мотор прочихался и завелся.

— Теперь совсем спаслись, — подытожил Сандыг, энергично прогазовывая.

— Поедем кружным путем, — сказал Лобсан, устраиваясь рядом с Лебедевой.

— Как знаете, Дугэрсурэн, вам виднее.

— Вы же хотели посмотреть керекссуры, [3] Погребальные сооружения I тысячелетия до нашей эры и VI–X веков нашей эры в Монголии, Туве, Забайкалье. Анастасия Михайловна.

— Да, очень.

— Теперь это можно будет сделать. В урочище Цаган-Убеген есть такие. Нам почти по дороге.

Мысленно разбирая пережитое приключение, Лебедева подумала о том, что воспринимала происходящее как бы со стороны, не ощущая непосредственно нависшей угрозы, и потому, наверное, не ведала страха. Очевидно, в глубине души она столь безоглядно полагалась на своих внешне беспечных, но таких чутких и доброжелательных спутников, что ни разу не усомнилась в благополучном завершении небольшого дорожного инцидента.

— Скажите, Дугэрсурэн, вы, если не ошибаюсь, выполняли дипломную работу как раз по этому региону? — внезапно спросила Анастасия Михайловна, перескочив в мыслях на занимавшую ее проблему. — Вы, конечно, привлекали данные гидрогеологии?

— А как же иначе?

— И помните особенности?

— В точных цифрах едва ли, но общую характеристику хорошо помню. Воды в основном гидрокарбонатнатриевые, высокоминерализованные, горячие…

— А как насчет растворенной органики? Фенолы, например… Меня очень интересуют фенолы.

— Нет, насчет фенолов ничего сказать не могу, Анастасия Михайловна, — ответил после продолжительного раздумья Лобсан Дугэрсурэн. — Извините.

— И радиоактивность не помните?

— Радиоактивность повышенная.

— Крайне интересно, как любит выражаться наш вождь и учитель Корват, крайне… Жаль только, что насчет фенолов у нас с вами некоторая неясность.

— Можно запросить материал, Анастасия Михайловна. Как прибудем на место, я сразу же…

— Разумеется. — Она задумчиво опустила веки. — Но мне сейчас интересно. Идея, знаете ли, наклевывается. И, на мой взгляд, вполне конструктивная.

Лебедева умолкла, шлифуя и совершенствуя мелькнувшую в голове мысль. Определенно ей удалось нащупать какую-то, пусть даже второстепенную, но все-таки связь между флюидами и вмещающей их железосодержащей породой. Красноцветные глины, подземные воды, нефть, газы — все это была единая система, которую следовало брать лишь в комплексе. Иначе все распадалось на разрозненные элементы, замыкалось в непроницаемую скорлупку.

Захваченная внутренней напряженной работой, она не заметила, как машина, махнув прямиком через степь, осторожно вползла в плоскодонную котловину, поросшую жесткой выгоревшей травой.

— Здесь, Анастасия Михайловна, — благоговейно понизив голос, промолвил Лобсан.

Лебедева приблизилась к окруженному торчащими из земли глыбами, грубо обтесанному гранитному обелиску. Густая неровная тень от него муаровой лентой пересекала поле, далеко забежав за окружность, отмеченную гранитными зубьями. Это было похоже на циклопические солнечные часы. Но, проникаясь непостижимым мгновенным озарением, Анастасия Михайловна уже знала, что истинное предназначение каменного сооружения неизмеримо обширнее и глубже. Она что-то такое читала о Стоунхендже, о прочих менее знаменитых обсерваториях каменного века и приблизительно догадывалась, что видит перед собой не только храм, где справлялись загадочные мистерии, но некую вычислительную машину, календарь, по которому отсчитывали свои вехи светила.