Кир Булычев - Возвращение из Трапезунда

Андрей огляделся и вдруг понял, что больше он сюда никогда не попадет. И тогда дом показался ему схожим с тонущим кораблем. И прежде чем волны времени поглотят его окончательно, требуется спасти с него самое необходимое.

Осознав это, Андрей поспешил в прихожую, вытащил с низких антресолей старый чемодан и, открыв его посреди комнаты, стал складывать в него вещи, которым нельзя было умирать.

Первым в чемодане оказался альбом, потом любимые тетины подсвечники, некоторые книги и старые тетрадки Андрея. Андрей открывал ящики столов и комода, он укладывал в чемодан, почти не глядя, лишь самое ценное — и чемодан распух так, что потом пришлось сесть на него, чтобы запереть.

Отдельно Андрей взял пакет, ожидавший его в нижнем правом ящике стола. На пакете было написано: «Андрюше в собственные руки». Там были письма от тети Маруси — она, оказывается, два года писала Андрюше, раз в неделю, глубоко убежденная, что Андрюшу, когда он вернется, будут интересовать новости Глухого переулка и некоторых других мест города Симферополя. Но о Лидочке в письмах не было ни слова. Лежали там немногочисленные «ценные бумаги» тети Маруси и облигации военного займа.

Там было завещание тети Маруси, завернутое и выправленное по всем правилам. По нему Андрей становился наследником всего ее имущества. И что трогательно, в пакете было новое портмоне, как бы напутствие молодому человеку, а также наличные деньги, более ста рублей пятерками и трешками, а в отдельном кармашке даже мелочь — все предусмотрела дорогая тетя.

Андрей не стал задерживаться в Симферополе. Лидочки здесь не было. Он отволок чемодан к Нине и оставил его с запиской — просьбой сохранить.

Обратно в Ялту Андрей поехал на извозчике с ночевкой в Бахчисарае.

К Ялте подъезжали в сумерках. Извозчик перестал рассуждать, тоже уморился — ему приходилось многократно слезать и идти рядом с лошадью, помогая ей.

Вокруг щебетали миллионы птиц, празднуя весну, жужжали первые насекомые — будто и тут бушевала революция.

На всей дороге встретилось лишь две маленькие деревни да усадьба лесника, который вышел к ним, узнал извозчика, поздоровался. Они поделились с лесником табаком, лошадь отдыхала, лесник говорил, что здесь еще недавно была банда, «ваша, татарская», но вроде бы милиция третьего дня их прогнала.

Они поехали дальше — скоро должна была быть яйла, оттуда начнется спуск к Ялте. Полдень уже миновал.

Лошадь совсем уморилась. Андрей сошел с пролетки и шагал рядом, тем более что было приятно вдыхать морской воздух.

С горы скатывались серые быстрые облака, которые скользили по вершинам деревьев.

Когда впереди, на очередном повороте Андрей увидел двух всадников, они показались порождением тумана, столь неподвижны и неслышны они были.

Но татарин-возчик сразу начал осаживать лошадь и заговорил, словно обращался к языческим богам, обитающим тут. Он твердил, что у него ничего нет и у пассажира ничего нет, что можно все карманы показать, но всадники не двигались и ничего не отвечали.

Один из всадников соскочил на дорогу и быстро подошел к повозке. Он был в военной одежде без погон.

Андрей узнал его, когда он подошел к самой пролетке, улыбнулся и сказал:

— Подвинься, чего расселся, граф Монте-Кристо!

Затем Ахмет впрыгнул в пролетку и крикнул возчику по-татарски:

— Гони, друг! Тебе повезло, что встретил Ахмета Справедливого!

Возчик изобразил неестественную радость по поводу этого события. Пролетка тронулась, а второй всадник с лошадью Ахмета на поводу поехал сзади.

— Ну, ты совсем не изменился, покойничек! — сказал Ахмет. — Совсем такой же.

— А ты возмужал, — сказал Андрей.

— Правильная формулировка, — сказал Ахмет.

Он отпустил усы, на голове у него была низко сидящая небольшая каракулевая папаха, в углах глаз и губ обнаружились первые морщинки — возможно, не от возраста, а от жизни на свежем воздухе, под ветром и дождем.

— Мне сказали, что ты приходил, — сказал Ахмет. — Только я не смог в тот же день тебя найти. Занят был. Не сердись.

— За что я могу на тебя сердиться? — Андрей был рад, что увидел Ахмета и тот тоже обрадовался.

— Ты в глубине души думаешь, что, когда ты, белая кость и голубая кровь, свистнешь, татарские мальчишки должны бежать с кувшинами мыть тебе ноги, — не отрицай, не спорь! Я люблю страдать от унижений.

— Как ты меня нашел?

— Мне вчера сказали, что ты отправился в Симферополь. Я послал туда телеграмму, и мне ответили, что утром тебя видели у Марии Павловны в доме.

— Я все забываю, что мы живем в двадцатом веке.

— А где ты пропадал столько времени?

— Далеко, — сказал Андрей. — Потом расскажу.

— А как Лидочка?

— Она должна сюда приехать. Я буду ждать. Только я не знаю точно, когда она приедет.

— Вряд ли тебе разумно ждать на виду у всех. Обвинений с тебя никто не снимал.

— Знаю, Ахмет. Наверное, мне следует пожить в деревне неподалеку от Ялты. Ты сможешь достать квартиру? Деньги у меня есть.

— Деньги — не проблема, — сказал Ахмет. — Мы, разбойники, их не считаем и храним в пещере в сундуках. Слышал, наверное?

— С каких пор ты разбойник?

— Я тебя сейчас в мою сторожку отвезу, — сказал Ахмет. — Есть у меня в лесу под Ялтой такое убежище.

Они ехали по яйле, свежий ветер пригибал молодую траву, небо стало громадным. Скоро начнется спуск к Ялте.

— Но мне надо каждый день приходить на место встречи с Лидочкой. Я думаю, что она со дня на день должна здесь появиться.

— Если разок не придешь, я своего аскера пришлю.

— А что расскажешь о себе? — спросил Андрей.

— Тебя в самом деле интересует, чем я занимаюсь?

— Ты мне предложил пожить с тобой. Я тебе благодарен, но могу же знать — кто ты, мой хозяин, кто твои друзья и враги. Ведь мне достаются и те и другие.

— Разумно. Тогда слушай. Никакой я не бандит. И не убийца. Но власти меня не любят. Любые власти.

— А кто же тебя любит?

— Мои люди.

— Это очень похоже на бандита. Самого обыкновенного, — сказал Андрей. — Даже Робин Гуда любило хотя бы местное население.

— Вот именно, — обрадовался Ахмет. — Я забыл, как его звали, а спрашивать неудобно. Я — Робин Гуд Ялтинский.

Пролетка резво покатилась по вьющейся в сосновом лесу дороге к Ялте.

— Продолжай, — сказал Андрей, хватаясь за край разогнавшейся пролетки, чтобы не свалиться под откос.

— Я борец за свободу, — сказал Ахмет, — и не смейся! Я ушел в лес, чтобы добиваться справедливости, чтобы вернуть Крым тем, кто его всегда населял.

— Сарматам или скифам? — спросил Андрей.

— Твоя острота попала мимо цели, — сказал Ахмет. Он не смотрел на Андрея — глядел вперед, говорил тихо, медленно, словно подстраиваясь под мерный скрип колес. — Во мне течет скифская и сарматская кровь. Во мне есть кровь греков и турок — я не знаю, из какого сплава Аллах выковал мой народ, но мы недаром не раз и не два брали штурмом твою Москву.