Клиффорд Саймак - Способ перемещения

— Что это у него? — спросил я Сару, которой отдал бинокль.

— Кажется… щит, — ответила она. И еще какой-то ремень… А, теперь вижу: это ремень и меч. Они передают все это Тэкку.

Пэйнт развернулся и припустил назад. Солнечный свет играл на поверхности щита и на лезвии меча, которые Тэкк держал перед собой. А на плато кентавры вновь оскорбительно заржали. Раскаты смеха наплывали на нас волна за волной, и, словно подхваченный ими, Пэйнт летел по равнине с невероятной скоростью. Он мчался, как перепуганный кролик.

— Зачем? — взвыл я, — зачем этот безмозглый болван захотел идти?! Я ведь говорил, что ничего из этого не выйдет!.. Нашел время рисоваться!

Сара отрицательно покачала головой.

— Нет, это не поза. Пойми ты, он иной, чем мы. Он видит вещи по-другому. Его как будто что-то направляет. Что-то нематериальное, не подчиняющееся физическому измерению — не страх, не тщеславие, не зависть. Какая-то мистическая сила. Я это чувствую. Ты всегда считал его религиозным фанатиком, вот, мол, еще один из той компании странствующих мошенников, которые привыкли маскировать свои интересы религиозной одержимостью. Но я уверяю тебя, что это не так. Я знаю его гораздо лучше, чем ты…

Пэйнт, ныряя, добрался до вершины и застыл, намертво зафиксировав свои полозья. Тэкк, свесившись с седла, выпустил из рук щит и меч, которые со звоном упали на земли. Сам он остался сидеть, тупо глядя на нас, словно парализованный.

— Ну, что же с мозговым блоком? — спросила Сара. — Он у них?

Тэкк кивнул.

— Они продадут его?

— Они не будут менять его, — просипел он. — И не продадут. Они предлагают драться.

— Драться за него? — спросил я. — На мечах?!

— Так они мне сказали. Я объяснил им, что пришел с миром. А они заявили мне, что мир — это трусость. Они захотели, чтобы я дрался с ними сразу же. Но я сказал, что должен уйти и помолиться, и тогда они подняли меня на смех, но все же разрешили уехать.

Он соскользнул с Пэйнта и грохнулся на землю, как мешок с опилками.

— Я не могу драться, — завизжал он. — Я никогда не дрался. До сего дня я вообще никогда не держал оружия в руках. Я не могу убивать, не хочу убивать. Они сказали, что все будет честно. Я один против одного из них, но…

— Но ты не можешь драться, — перебил я.

— Конечно, он не может драться, — огрызнулась Сара. — Он совершенно не знает, как это делается.

— Хватит распускать сопли, — зарычал я на Тэкка. — Поднимайся и скидывай свою рясу.

— Ты? — задыхаясь, произнесла Сара.

— А кто еще, черт побери? — сказал я. — Он поехал и заварил кашу. А теперь моя очередь ее расхлебывать. Или тебе уже не нужен этот блок?

— Но ты же ведь никогда не дрался на мечах, не так ли?

— Конечно, никогда.

Я сбросил рубашку и начал развязывать шнурки на ботинках.

— Сандалии тоже снимай, — буркнул я. — Я должен выглядеть как ты.

— Они заметят разницу, — сказала Сара. — Ты совсем не похож на Тэкка.

— Если я накину капюшон на голову и прикрою им лицо, они ничего не заметят. Они не помнят, как он выглядел. А даже если помнят, то им все равно. Они собрались драться против сосунка и уверены в себе. Для них это — забава.

— Давай все бросим, — предложила Сара. — Следует признать свое поражение и вернуться назад по тропе…

— Они отправятся в погоню, — ответил я. — Нам не уйти далеко… Снимай же с него рясу!

Сара сделала движение в сторону Тэкка, и тут он неожиданно ожил. Он быстро расстегнул ремень и, сорвав с себя рясу, бросил ее мне. Я надел ее и, закутавшись, натянул на голову капюшон.

— Ты ведь никогда не держал в руках меча, — продолжала уговаривать Сара. — А против тебя они выставят своего лучшего бойца.

— У меня есть одно преимущество, — возразил я. — Их лучший боец убежден, что его соперник — слабак и неумеха. Он ждет не боя, а спектакля. Если мне удастся к нему прибилизиться…

— Майк…

— Сандалии, — требовательно сказал я.

Тэкк швырнул их в мою сторону, и я обулся.

Подняв меч, я с опаской рассмотрел его. Это было тяжелое неудобное оружие, тронутое кое-где ржавчиной и не особенно острое. Я взял щит, закрепил его у себя на руке и взобрался на Пэйнта. Тот, развернувшись, побежал вниз с холма. Кентавры оставались на прежнем месте. В момент моего появления стадо разразилось оскорбительным ржанием.

Один из кентавров ринулся к нам. У него был точно такой же щит, а ремень, на котором висел меч, был перекинут через плечо.

— Ты возвратился, — сказал он. — А мы думали, что ты уже не вернешься.

— Я и сейчас пришел с мирными намерениями, — сказал я. — Неужели нет другого способа договориться?

— Мир — это трусость, — ответил он.

— Вы настаиваете? — спросил я.

— Да, — ответил он, — другого честного способа нет.

Он явно издевался надо мной.

— Если мы заговорили о чести, — продолжал я, — могу ли я быть уверенным, что после того, как убью тебя, действительно получу шар?

— Ты оскорбляешь меня, — холодно заявил кентавр. — И ты оскорбляешь мое племя.

— В таком случае, — предложил я, — приступим к делу.

— Нужно соблюдать правила, — сказал он. — Каждый из нас должен отъехать назад и встать лицом друг к другу. Ты видишь вымпел на шесте?

Я кивнул. Кто-то в толпе кентавров держал в руках шест с привязанным к его концу обрывком замызганной тряпки.

— Когда вымпел опустят, — объяснил он, — начнется бой.

Я снова кивнул пришпорил Пэнта пятками, понуждая его развернуться. Я отъехал на несколько шагов и повернул Пэйнта мордой в сторону своего противника. Кентавр тоже развернулся. Теперь мы стояли друг против друга, как рыцари перед поединком. Шест с грязной тряпкой был все еще поднят вверх. Кентавр обнажил свой меч, я последовал его примеру.

— Ну, что, Пэйнт, старая кляча, — сказал я. — Здорово мы влипли!

— Высокочтимый сэр, — ответил мне Пэйнт. — В этой драматической ситуации я постараюсь сделать все от меня зависящее.

Шест с тряпкой опустился. Мы ринулись вперед одновременно. Пэйнт на своих полозьях набрал полную скорость уже после двух скачков, а кентавр с грохотом надвигался на нас, вырывая копытами из земли большие куски дерна. Свой меч он держал острием вверх, а щитом прикрывал голову. Как только мы сблизились, кентавр издал душераздирающий боевой клич — уже одного этого было достаточно, чтобы кровь застыла в моих жилах.

Мой мозг разом откинул все беспорядочно роившиеся в нем идеи и замыслы и превратился в волевую и бесстрастную вычислительную машину. Мой разум воплощал теперь беспощадную жестокость: именно то состояние, без которого нельзя было в этот момент обойтись. Я должен был сразу же прикончить его или погибнуть. Удастся ли мне справиться с кентавром, зависело только от удачи, так как у меня не было ни навыков обращения с мечом, ни времени, чтобы ими овладеть.