Татьяна Иванова - Рыжая птица удачи

Ясно. Ладно, остальное выясним потом. Сейчас главное, чтобы она успокоилась. Ника и правда влюблена в этого парня.

Значит, она считала его погибшим. Вот почему она была такая замороженная, когда прилетела домой. Ты бы хоть поинтересовался, что происходит с твоей дочерью! А то все: «устала, год тяжёлый»… Счастье ещё, что парень на самом деле выжил.

— Так, где он сейчас? Мы перевезём его в дом под охраной моих людей.

— Только тех, которых нанимал ты сам. Ни одного человека Ореста не должно быть рядом!

— Да, конечно. Мы вызовем врачей с Земли, разберёмся с его зрением, и всё будет в порядке. А я займусь Орестом. Не волнуйся, всё будет хорошо.

Господи, почему только они не поговорили раньше?! Зачем было терпеть, изматывать себя самыми чёрными сомнениями? Отец ни в чём не замешан — теперь Ника была в этом уверена. А может она всегда верила в это, ей только нужно было увидеть его глаза, услышать его голос, вложить свою руку в его широкую чуть шероховатую ладонь.

Отец никогда не стал бы осквернять Каджеро — это их дом. Тут жили мама, Инга и Лиза. Тут росла Ника.

Оресту он не простит именно это — осквернение их дома, их планеты. Орест умудрился и затронуть Нику, и «Артемиду» запятнать. Отец не простит, нет.

О ночном разговоре на балконе Ника умолчала. Это здесь ни при чём, нечего добавлять отцу неприятных новостей. Всё же одно дело компания, другое — личная жизнь его дочери. Не стоит сейчас мешать одно с другим.

А Пашка теперь может спокойно лечиться. Ему незачем знать обо всех этих событиях, о Кире с Тони, о сбежавшей Карине. Ему нужно восстанавливать силы, а всё остальное потом.

Ника почувствовала что, несмотря на все трудности — Пашкины глаза, предательство Ореста, тёмную паутину преступлений, окутавших Каджеро — у них всё будет хорошо. Теперь действительно всё будет хорошо.

Феникс жив. Одна эта короткая ослепительная мысль разбудила целое море эмоций. Там, где до сих пор жила только ненависть, теперь бушевали неверие, облегчение, счастье, безудержная радость, от которой хотелось взлететь. И ужас. Потому что в глубине души Дмитрия всегда жила надежда на ошибку. Он знал, что стрелял в Пашку. Знал это так же чётко, как собственное имя. Он чуть не умер сам, осознав это. Последние несколько недель он провёл в аду, куда сам себя загнал, и даже там не смог искупить свою вину ни перед другом, ни перед собой. И всё равно, где-то глубоко, далеко, забитый в самый недоступный уголок, тлел крохотный огонёк надежды на то, что этот выстрел — неправда. Что это был не Пашка. Что он виновен в убийстве, но не в предательстве.

Надежды больше не оставалось. Он стрелял в своего друга, это реальность. Но Феникс выжил. Остальное сейчас ерунда. Он жив, и… и дальше Дмитрий не думал. Они должны встретиться. И пусть это будет их последний разговор, но он будет.

Снова лайнер несёт его на Каджеро. Только сейчас, впервые за их с планетой знакомство, там его ждёт единственная опасность: что Павел убьёт его при встрече за всё хорошее. Но эту опасность он был готов встретить с радостью.

От космопорта до Солнечного он дорогу помнил. Впрочем, автопилот местного такси помнил эту дорогу ещё лучше. Сидя на заднем сиденье машины, Дмитрий бездумно смотрел в окно. Неловко повернувшись, он почувствовал, как что-то колет его в бок. Сунул руку в карман куртки и тут сообразил, что так и не уничтожил кристалл с этой чёртовой записью. Выкинуть в окно? Нельзя. Мало ли, что джунгли — не дай бог, попадёт кому-нибудь в руки. Нет, пусть лежит в кармане. Потом можно будет его стереть. Жаль, что флеш-кристаллы не разобьёшь своими силами.

Вот тот дом, о котором говорил Хан. Тишина. Ни одного человека вокруг.

Он подошёл к двери и решительно нажал кнопку. Спустя несколько минут дверь слегка приоткрылась.

— Ты?!

Дмитрий понял, что у этого дома не было элементарной системы видеонаблюдения. Забавно. На Дэна не похоже, но факт — тот не показал бы, что удивлён, если бы у него была хоть пара секунд на осознание увиденного.

— Салют, Дэн, — сказал он, пытаясь понять, что там, за этим удивлением.

Он уже начал сомневаться, что его вообще пустят, когда створка двери плавно ушла в сторону.

— Заходи, — Дэн отступил, освобождая проход. — Как ты меня нашёл?

Дмитрий сделал пару шагов, быстро оглядел комнату. Интерьер не тот. Неужели Хан обманул? Неужели всё зря?

— Где он?

— Какой у нас интересный и содержательный диалог выходит, — привычно тягучим голосом сказал Дэн. — Я тебе вопрос — ты мне вопрос. И так всё в тему…

Дмитрий повернулся к нему. На него вдруг навалилась дикая усталость. Нет, не врал Хан. Пашка здесь. А Дэн знает, кто стрелял. Потому так насторожённо смотрит, потому старательно делает вид, что не понимает вопроса.

— Дэн, я знаю, как это выглядит, — начал он.

— Паршиво выглядит, — кивнул тот, не сводя с него холодного испытующего взгляда.

Дмитрий прикрыл на секунду глаза. Дэн был прав в своём недоверии. Но объяснять и доказывать что-то он уже просто не мог.

— Дэн, — попробовал он снова, но голос сорвался. Если бы он нашёл слова… Но всё, что он мог сейчас сказать, предназначалось только одному человеку. Который был близко. Теперь это чувство ничто не могло заглушить, как тогда, в джунглях. Теперь он точно знал, кого ощущает где-то рядом.

Слева раздался непонятный шорох, который доносился как будто немного снизу.

— Нет, если ты можешь мне рассказать что-то интересное, я тебя с удовольствием выслушаю, — Дэн вдруг заговорил быстрее и чуть громче. — Например, как ты меня нашёл, всё-таки? Я звонил тебе, но твой номер «не существует».

— Я сменил номер, почти сразу после того, как развязался с делами, — устало ответил Дмитрий. — Дэн, я должен ему всё объяснить.

Снова шорох.

— У тебя что, крысы водятся? — уже понимая, где Павел, не удержался он от ехидного вопроса.

— Нет, — неожиданно досадливо ответил Дэн. — Только птицы, которым невтерпёж в подвале сидеть, им всё полететь хочется раньше времени, — он поднял руку, нажимая кнопку на пульте управления, и уже совсем другим голосом громко поинтересовался: — Зачем ты встал, тебе что, обратно свалиться не терпится?

Дмитрий замер, глядя, как Дэн стремительно почти ныряет в открывшийся в полу люк и помогает выбраться Павлу. Осторожно, бережно, будто боясь, что тот сейчас упадёт, помогает подойти к креслу, усаживает. В голове стучало — смотри, смотри, что ты с ним сделал. Это же Пашка, Феникс, и посмотри, он даже передвигаться сам не может. Неловкое движение — и лицо исказилось, рана в плече сковывает свободу… Рана, которую нанёс ты.

— Ну, здравствуй.

И голос только похож на тот, который снился ему. Тень. И глаза… Никакие. Смотрит, будто сквозь Дмитрия. Не хочет встречаться взглядами. И правильно.