Татьяна Иванова - Рыжая птица удачи

— Я дурак был, Пашка, я решил, что я смогу сам всё сделать, что я справлюсь, что не хочу больше тебя вмешивать в свои проблемы. Когда он пришёл и сказал, что такие бабки можно за один выстрел получить, ухватился. Нельзя было его слушать, но ты же знаешь, что выхода другого не оставалось.

Павел вдруг выпустил его руку и отвернулся.

— Срок заканчивался, — беспомощно продолжил Дмитрий, испугавшись, что они снова отдаляются. — Я согласился. Я сам это сделал, сам, я понимал, что буду делать, и всё равно подписал.

— У тебя не было выбора, — вдруг произнёс Павел. — Ты не мог иначе.

Да он опять меня оправдывает, — стукнуло Дмитрия. — Он опять доказывает мне, себе, Дэну, что я не виноват.

— Пашка, это я был твоим Охотником, — резко сказал он, отсекая все пути к отступлению.

Лицо Павла неуловимо изменилось. Он снова повернулся к нему, в тщетной попытке увидеть. И этот слепой взгляд родных синих глаз разрушил последние остатки самообладания Дмитрия.

— Ты всё пытаешься меня вытащить, да, Пашка? — чуть слышно спросил он, чувствуя, как натягивается внутри тонкая струнка ярости на самого себя и на этого барана, который и сейчас хочет его прикрыть.

— А ты хочешь, чтобы я тебя добил? — так же тихо ответил Павел.

— Я хочу, чтобы ты открыл глаза, наконец, и увидел, кого покрываешь! — уже плохо соображая, что именно он говорит, оборвал его Дмитрий.

Рядом дёрнулся Дэн, но на него никто не обратил внимания.

— Ты что, не понимаешь? Помнишь, ты мне всегда говорил, что мы не убийцы, мы «санитары леса»? Так вот, Феникс, я — убийца. Я киллер, понимаешь ты?! Это я, я в тебя стрелял, это я тебя убивал, Пашка! — он уже кричал. Струнка оборвалась. — Я — убийца! Ты что, не видишь?!!

— Не вижу!

Резкий, оглушительно громкий голос Павла ударил по истрёпанным нервам, заставляя заткнуться. Только тут до Дмитрия дошло, что и кому он ляпнул. Он замер, боясь шевельнуться. Буря, которая захлестнула его изнутри, спутала все эмоции вокруг, он уже не мог разделить свои и чужие чувства, не мог сориентироваться, окончательно запутался в происходящем.

— Я не вижу! — Павел сбавил тон, но всё равно каждое его слово словно хлестало по щекам. — Ни тебя, ни Дэна, я ни черта не вижу! Но ты в этом не виноват. Ты всего лишь сделал один аккуратный выстрел, — голос его сделался тише и спокойнее. — Один из многих выстрелов в своей жизни, не хуже и не лучше. «Киллер», — передразнил он вдруг ехидно. — Ну, киллер. И что теперь? Ты хочешь сказать, что мой лучший друг — записной подлец и убийца, а я всё это время покупался на твои ясные глаза, считая тебя почти своим братом?

Дмитрий слушал и не понимал, что он слышит. Павел вёл себя не так, как должен был.

— Если уж на то пошло, то это я виноват. Потому что ты никогда не был подлецом и убийцей. Это я научил тебя убивать. И когда пришлось решать, ты не колебался — потому что я научил тебя не колебаться! Ты пошёл делать то дело, которому тебя на «отлично» научил тоже я. — Павел снова отвернулся и вдруг яростно добавил: — Но тому, кто скажет, что ты — подлец, я лично язык вырву, понял?

— Слава Богу, ты плохой учитель, — вырвалось у Дмитрия. Он ещё не пришёл в себя, но упустить момент не мог. — Стрелял бы я на «отлично», хрен бы ты тут сейчас распинался.

Наступила пауза, и вдруг напряжённую тишину нарушил смех. Сначала тихий, но с каждой секундой всё более неудержимый. Дмитрий поднял глаза и увидел, как Дэн медленно отступает назад, глядя на них непривычно искрящимися весельем глазами. Дэн попытался что-то сказать, но смех скрутил его с новой силой. И, отзываясь на этот смех, рядом сдвинулся с места застывший до сих пор Павел. Он сделал неуверенный шаг к Дмитрию, и тот машинально подхватил его под руку — как до этого Дэн. Ладонь Павла нашла его плечо.

— Клоун ты, Димка, — легко сказал он, и Дмитрий увидел, как улыбка освещает его лицо, знакомая солнечная улыбка, которой так не хватало ему после того страшного дня.

Всё ушло. Страх, боль, тоска, жуткое чувство одиночества — Пашка вернулся. Из ниоткуда, из мрака смерти, оттуда, откуда люди не возвращаются. Всё правильно. Он же Феникс.

Нерешительно, всё ещё подсознательно боясь проснуться в своей пустой комнате, осторожно, чтобы не зацепить раненое плечо друга, Дмитрий обнял его. С облегчением почувствовал, как рядом бьётся сердце, живое и настоящее — бьётся так же сильно и взволнованно, как его собственное.

Легкое покашливание Дэна напомнило Дмитрию сразу обо всём. О том, что они тут не одни, о том, что Пашке, наверное, тяжело стоять, о том, где они находятся, а ещё о том, какой ценой он сюда попал.

— Мне всё равно завтра рано вставать, — вдруг сказал Дэн. — Вы спускайтесь вниз, а я наверху останусь. — Ника сегодня не придёт, так что никто вам не помешает.

Он неверно понял изменившееся лицо Дмитрия.

— Да ладно, ладно, я же понимаю, что вам поговорить надо. Давай, не тормози, Фениксу лучше лечь.

Дмитрий помогал Павлу спуститься вниз по неудобной лестнице, краем сознания узнавал помещение — да, именно эта небольшая комнатка была в той чёртовой записи, — что-то малозначащее отвечал ребятам, но мысли сейчас занимал один момент, который он упустил раньше. Ника. Она наверняка появится здесь. Раз Дэн так легко вспомнил о ней — значит, она была тут и раньше. И придёт завтра сменить Дэна. Как они встретятся?

— Димка, она ничего не знает, — тихо сказал Павел, который не мог не почувствовать его смятение. Он уже лежал на кровати, а сам Дмитрий, как выяснилось, сидел на её краю. — Мы не сказали ей. Всё нормально, Дим. Это была наша проблема, и мы её решили. Решили?

Дмитрий задумался, прежде чем ответить. Решили? Наверное. Пашкина рука на плече и его радостное лицо… да, их проблему — решили. Но Никой у них тоже есть проблема. Своя. Ладно, будем решать по мере поступления, как всегда.

— Да, — ответил он.

Дэн, не слушая возражений, заставил их поужинать — оба были так взволнованы, что о мелочах вроде еды даже не задумывались. О мелочах вроде сна они не задумались точно так же. Поэтому большую часть ночи проговорили, перебивая друг друга. Прошло чуть больше месяца друг без друга, а им казалось, что никак не меньше полжизни.

Правда, начало разговора чуть не убило в Дмитрии вообще всякое желание говорить.

— Так как ты нас нашёл? — нетерпеливо спросил Павел. — Дэн же так и не дозвонился до тебя?

— Не дозвонился, — чуть помолчав, отозвался он.

А вот сейчас надо быстро придумать, как всё объяснить. Если правду… Рассказывать подробности — нет, ни за что. Под страхом смерти он не сможет говорить об этом с Павлом. Тем более сейчас, когда воспоминания так свежи и ярки. А если сказать, что Хан просто позвонил и любезно поведал, что Феникс жив? Или сообщение написал. И никаких объяснений… Нет. Имя Хана произносить вообще нельзя. И не только потому, что рано или поздно Павел может с тем столкнуться. Просто — нельзя. Дмитрий не мог объяснить, почему язык отказывался назвать это имя. Соврать? Да, наверное, можно придумать что-нибудь. Только врать он не хотел. Друзьям всегда трудно врать. А сейчас просто невозможно. Нельзя испачкать момент их встречи, когда всё так светло и солнечно, грязью лжи, пусть и во спасение.