Клиффорд Саймак - В логове нечисти

- Как бы ты ни мечтал приняться за кабана, придется тебе потерпеть, проворчал дед, обращаясь к аббату. - Смотри как бы тебе не помереть с голоду, не дождавшись. Сколько живу на свете, не видал здесь такого переполоха. Женщины уложили моего блудного сына в самую лучшую кровать и теперь только и делают, что бегают пичкать его горячим вином с пряностями, кормить всевозможными лакомствами, подержать его за руку и попричитать над ним. Просто смотреть тошно.

- А как он себя чувствует? - спросил Харкорт.

- Нет у него никакой особой хвори, которую нельзя было бы вылечить двенадцатью часами крепкого сна, но они так пристают к нему со своими заботами, что он не может глаз сомкнуть. Твоя мать - прекрасная женщина, но иногда она бывает уж чересчур усердна.

Видя своего деда в таком настроении, Харкорт понял, что расспрашивать про дядю дальше нет никакого смысла.

- А что нужно было у нас римлянам? - спросил он. - Или просто заглянули мимоходом?

- Римляне никогда не заглядывают просто мимоходом, - сказал дед. - Им много чего было нужно. Для коней - овса, а для людей - окороков, и солонины, и колбас, и вообще всего, на что они только смогли наложить лапу. Они нагрузили свои две повозки до того, что оси стали трещать. И за все дали мне расписку - не знаю, какой от нее толк.

- Может быть, придется ехать в Рим, чтобы по ней получить что полагается, - сказал аббат. - Или, по крайней мере, в ближайший лагерь легиона, где бы он ни был. Слава Господу нашему, что они миновали аббатство.

- Они прекрасно знают, что у аббатов много не выпросишь, - сердито возразил старик. - И что мне как верному гражданину Империи некуда будет деться и придется дать им все, что попросят.

- Сдается мне, - заметил Шишковатый, - что уж слишком дорого обходится тебе твое гражданство, а толку от него в конечном счете никакого.

Старик, ничего не ответив, спросил Харкорта:

- Рауль говорил тебе, в чем там было дело?

- Совсем немного. Даже очень мало. Он пытался что-то мне сказать, но я не дал. Он сказал, что нашел призму Лазандры.

Аббат мгновенно сел прямо, словно его подбросило.

- Призму? - воскликнул он. - Ту самую, о которой мы с тобой сегодня говорили?

- Ту самую, - подтвердил Харкорт. - В которой, как говорят, заключена душа святого. Дед сразу взял быка за рога:

- Он ее привез?

- Нет. Он знает только, где она.

- Вечно он чего-то ищет, - недовольно сказал старик. - Никак не уймется. Не успеет вернуться после одной сумасбродной затеи, как уже задумывает следующую.

- Но ты ведь рад, что он вернулся.

- Конечно, рад. Он мой единственный сын. Он и твоя мать - вот и все мои дети. Во всяком случае, о других мне ничего не известно.

- Если Рауль прав... - начал было аббат.

- Когда речь идет о таких серьезных делах, - сказал старик, - мой сын никогда не врет. Он невозможно привирает в своих рассказах, чтобы они были поинтереснее, но если он говорит, что видел что-то, значит, на самом деле видел, можете быть уверены. Если он говорит, что знает, где призма, значит, она там.

Аббат поспешил исправить свою ошибку.

- Конечно, не всякой легенде можно верить, но если правдивый человек клянется, что видел главный предмет, о котором говорится в легенде, то это, значит, уже не просто легенда.

- Дядя так и сказал, - подтвердил Харкорт. - Он сказал, что это уже больше не легенда. Что он знает - призма существует. И знает, где она.

- На Брошенных Землях? - спросил Шишковатый.

- Видимо, да. Он ведь оттуда пришел. Сказал, что не смог до нее добраться, потому что их было слишком много. Только не сказал кого.

- Ну ладно, - сказал дед Харкорта, - он сможет подробнее рассказать нам все потом. Сейчас парню надо дать как следует отдохнуть, а не приставать к нему каждую минуту.

- Но если она действительно существует!.. - воскликнул аббат. - Если мы знаем, что она существует, то, значит...

- Мы теперь знаем, что она существует, - перебил его дед. - И все тут. Теперь мы можем успокоиться и...

- Но в ней заключена благословенная душа святого, и она находится в лапах у Нечисти.

- По-моему, если уж душа заключена в призме, то ей должно быть довольно-таки безразлично, в чьих лапах находиться.

- Нет, не безразлично, - возразил аббат. - Душа не должна быть в лапах у Нечирти. Она должна находиться среди самых священных для христиан реликвий. Она должна пребывать в лоне Церкви, окруженная благоговейным почитанием, хранимая от всевозможных бед до тех пор, пока в самый последний день она не обретет свободу и не отправится на небо.

- Я полагаю, - сухо заметил Шишковатый, - что ты был бы не прочь приютить ее на освященной земле своего аббатства?

- Разумеется, - ответил аббат, не замечая подвоха.

- И ты не боишься, что аббатство, где хранится такая реликвия, станет самым знаменитым во всей Империи?

- Аларих, - строго сказал Шишковатому дед Харкорта, - это недостойный намек. Я уверен, что аббат...

Он не закончил фразу, потому что в это время на верхней площадке широкой лестницы, которая спускалась в зал, появилась мать Харкорта в сопровождении своих камеристок. Почти в ту же минуту под торжественные звуки труб на стол принесли жареного кабана - во рту у него было яблоко, а на голове венок из молодых побегов падуба.

Глава 6

Было уже поздно, когда Харкорт наконец отправился к себе в спальню. За столом весь вечер бурно веселились. Особенно разговорчива была мать, обрадованная возвращением брата под семейный кров. Дед сидел во главе стола необычно молчаливый, только неразборчиво что-то ворчал, когда к нему обращались, и пил больше, чем всегда. Аббат тоже говорил очень мало, что было на него совсем не похоже. Впрочем, этому удивляться не приходилось: большую часть времени он сидел с набитым ртом и разговаривать просто не мог. Кабан оказался хорош, и аббат отдал ему должное: борода его в отсветах свечей блестела от стекавшего по ней жира. Тем не менее все остальные, следуя примеру хозяйки, оживленно болтали, и вечер прошел необычайно весело.

Добравшись до своей спальни, Харкорт обнаружил, что спать ему совершенно не хочется, и долго расхаживал по комнате, пытаясь понять, что его так обеспокоило. Дело было, конечно, в том, что говорил днем аббат Гай про падение замка Фонтен. Услышав его неосторожные слова, Харкорт был слишком потрясен, чтобы проявить свои чувства, и еще несколько часов вел себя так, будто ничего не было сказано, но это был для него тяжелый удар. Все прошедшие годы родные старались в его присутствии не упоминать о трагедии, за что он был им от души благодарен; их молчание, конечно, в какой-то степени помогало ему обо всем забыть. И только теперь его друг, увлекшись собственным красноречием, напомнил ему о событии, которое он пытался изгнать из памяти. Временами ему казалось, что все уже почти совсем забыто, но на самом деле воспоминание об Элоизе по-прежнему таилось в глубинах его сознания.