Михаил Савеличев - Возлюби дальнего

Ракопауки и вправду оказались на редкость сообразительными тварями, чего раньше за ними никто не замечал. Гадкие — да. Злобные — да. Отвратительные, вызывающие даже у самого кондиционированного охотника сильнейшие приступы арахнофобии — да. Ядовитые. Из-за этого букета на них практически никто не охотился, а земные музеи не слишком охотно принимали ракопауков в свои экспозиции. Но, как считалось, умом они не отличались. Лишь несколько минут спустя Мбога понял, что его элементарно загоняют — как дичь. Это было невероятно — волчьи повадки у пауков! Хоть и рако… Это могло бы служить оправданием его столь обидного прокола, но теперь было поздно прорываться сквозь плотную цепь клешнястых тварей, плюющихся ядом. Оставалось только отступать туда, куда его загоняли, отстреливать наиболее наглых преследователей и успокаивать себя тем, что скафандр высшей защиты выдержит укусы разъяренной выстрелами стаи. Может быть.

Эфир молчал. Алик крутил настройку, уже не доверяя автоматике, но ничего внятного не пробивалось сквозь шумы и какое-то кваканье, как будто в приемнике поселились лягушки.

— Бесполезно, — выразил общее мнение Поль и стал расстегивать держащие его привязи.

— Не стоит, — сказал Леонид Андреевич. Веско сказал.

Он был прав. Главное правило в лесу — никогда не разделяться. Они его уже нарушили, и теперь Поль хочет довершить дело, оставив в лесу одних — безоружного Горбовского и юного Кутнова. Поль вздохнул.

— Тогда надо пробиваться.

— Алик, это возможно? — спросил Леонид Андреевич.

Алик задумчиво посмотрел на непроницаемую гряду леса, постучал пальцем по панели управления:

— Все возможно, только надо попробовать.

— Попробуй, Алик, — попросил Леонид Андреевич.

Поль расстелил оставленную Сартаковым карту.

— Здесь полоса леса метров триста—четыреста, затем обозначена поляна и горячее озеро. По чистой дороге — несколько минут хода, но вот сквозь…

Алик ничего не ответил, но стал что-то переключать на панели управления. Сквозь. Эх вы, егеря-начальники! Не доверяете вы технике, не доверяете вы водителям. Все вам кажется, что в лесу надо тихо, на цыпочках, потому что в лесу водятся большие буки. А у нас на каждую буку своя бяка, несколько тонн весом, в тротиловом эквиваленте. И если надо, мы этот лес в хорошую посадочную площадку укатаем для любой грузовой колымаги, хотя бы для громадного “Тариэля” уважаемого Леонида Андреевича. Нужно только решиться и не мешать профессионалам.

Никому не было видно, что сейчас происходит с “Мальчиком”, но Алик себе прекрасно представлял, как эта похожая на неповоротливого жука машина начинает топорщиться, поводить надкрыльями, выгибать брюшко и шевелить усиками. Он развернул танк поперек дороги, направив его туда, где исчезли Мбога и Сартаков, поднял руки над клавишами, как пианист, пошевелил пальцами, улыбнулся и каким-то незнакомым голосом сказал:

— Поехали!

И они поехали.

Твари не ожидали нападения с тыла и оказались зажатыми между двух огней. Диспозиция была следующей. Среди плотных зарослей леса находилась обширная поляна с круглым озером. По берегам оно кое-где заросло густым тростником, вода в нем была горячей и дымилась, так что сумрак усугублялся влажным туманом. Видимость была отвратительной, и если бы не стрельба Мбоги, то Вадим ни за что его бы не увидел. Маленький доктор стоял по колено в озере и хладнокровно и методично расстреливал подступающих ракопауков. Активированные наплечные скорострелы выплевали огонь куда-то вдаль и по поверхности озера расплывались неопрятные пылающие лужи с почерневшими шипастыми и клешнястыми остовами, похожими на сгоревшие корабли. Однако передние ряды продолжали напирать, фланги заворачивались, огибая водную гладь, тростники кишели ракопауками, а по воде легко бежали все новые и новые нападающие.

Вадим выругался. Столько ракопауков с такой боевой выучкой ему никогда не приходилось видеть. Рано или поздно ядовитые твари должны были взять верх. Но пусть лучше это будет поздно Вадим упал на колено, втиснул приклад в плечо и поразил нескольких особо наглых агрессоров. Вести войну в лесах Пандоры ему еще не доводилось.

Подкрепления поступали откуда-то слева и справа, так что Вадим не слишком опасался за свой тыл. Один скорострел охранял его спину, а другой бестолково отрыгивал напалм во все стороны, и оставалось надеяться, что под огненный смерч не попадет Мбога. Автоматика ничего не понимала в тактике и порой перебивала цели у Вадима, расходуя боезапас на смертельно раненного ракопаука. Иногда поле боя слегка освещалось пылающими кляксами, но тут же скрывалось за разлетающимися хитиновыми клочьями и облаками липкой гадости. Поначалу Вадим и Мбога пытались совместными усилиями проложить широкую просеку между озером и лесом, чтобы доктор мог выбраться из ловушки, и они вместе бы достойно отступили под прикрытие танка. Но нападающие накатывались волна за волной, и ни о какой осмысленной тактике речи быть не могло — оставалось только отбиваться и отстреливаться. Инициатива находилась целиком в клешнях ракопауков.

Радиосвязь не функционировала, но наружные микрофоны работали. Хотя, наверное, лучше было бы, если бы молчали и они — жуткие вопли чудовищ вгрызались в уши, проникали под кожу мириадами мурашек и заставляли почти непроизвольно жать на курок, только бы разбавить эту какофонию ударами тамтама крупнокалиберного карабина. От каждой попавшей в цель пули ракопауки взрывались. Сразу. Все целиком, от клешней до кончика задней ноги. Как перегретый паровой котел. Гремел короткий гром, эхо отражалось и раскатывалось над полем боя, а на месте чудовищ вспухали плотные, на вид даже твердые тучи белого пара.

Нападавшие разделились. Теперь Вадим имел сомнительное удовольствие глядеть на многочисленные зеленые бельма и судорожно клацающие клешни, истекающие черным ядом. Долей секунды, затрачиваемых им на смену магазина, хватало на то, чтобы какой-нибудь особо активный умник чуть ли не тыкал ему в лицо шипастой ногой. Вадим морщился и хладнокровно обращал героя в очередную порцию ошметок и осколков хитина. Поле перед ним вновь очищалось, ряды паучиных лап освещались яркими факелами, затем патроны иссякали, и приходилось вновь близко знакомиться с весьма крупными экземплярами.

Все новые и новые дивизии втягивались в эту кровавую мясорубку перед озером, и тут внезапно Вадим стал замечать в рядах ракопауков шустрых рукоедов и волосатиков — тварей мелких, пугливых, но абсолютно безжалостных к безоружному противнику. Сколько ими было покалечено неопытных туристов и неосторожных егерей, сосчитать было невозможно, пока на них не запретили охоту. Изрезанные острыми, как бритва, челюстями руки и ноги, ободранные в доли секунды филейные места непрофессионалов-охотников с трудом поддавались лечению и, как правило, навсегда отбивали желание подлетать к Пандоре ближе, чем на несколько сотен парсеков. Теперь звери демонстрировали трогательную дружбу с ракопауками и высокие боевые качества. Они прыгали с панциря на панцирь, ловко перебирались на кончики выставленных вперед клешней и жадно распахивали челюсти-ножницы. Некоторые смельчаки спрыгивали на землю и катились к ногам Вадима темными, неуклюжими шариками, почти незаметными в траве, и приходилось отдавать тяжелую панцирную кавалерию на откуп скорострелу, а самому косить всю эту жуткую мелочь длинными очередями.