Айзек Азимов - Миры Айзека Азимова. Книга 10

Он сердито тряхнул головой. Нет! В случае с компьютером он, Тревайз, владел ситуацией целиком и полностью. Компьютер был просто покорным, послушным созданием.

Он встал и прошел коротким коридором в салон. Здесь хранилось достаточное количество самой разнообразной пищи и соответствующие устройства для замораживания и быстрого разогрева.

Открыв дверь в свою комнату, Тревайз уже заметил, что библиофильмы стояли на своих местах, и он был почти уверен — нет, всецело уверен, что личная библиотека Пелората образцово сохранена. Однако, для верности, об этом нужно спросить у него самого.

Пелорат! Тревайз кое-что вспомнил и зашел в каюту Пелората.

— А здесь хватит места для Блисс, Дженов?

— О да, вполне.

— Можно было бы устроить спальню для нее в общей каюте.

Блисс, широко раскрыв глаза, снизу вверх взглянула на Тревайза.

— Мне не нужна отдельная спальня. Мне и тут будет очень хорошо с Пелом. Впрочем, я надеюсь, что смогу при необходимости пользоваться другими помещениями. Спортивным залом, например.

— Конечно. Любым помещением, кроме моей каюты.

— Хорошо. Так и я предложила бы расположиться, если бы это зависело от меня. Ну, а ты к нам не входи без стука.

— Естественно, — сказал Тревайз, опустил взгляд и понял, что стоит на пороге. Он сделал полшага назад и мрачно буркнул: — Тут не номер для новобрачных, Блисс.

— Да уж. Тут тесновато, хотя Гея вполовину расширила эту каюту.

Тревайз, стараясь сдержать улыбку, проговорил:

— Вам придется не ссорится.

— А мы и не ссоримся, — сказал Пелорат, которому явно неловко было от темы разговора, — но, правда, дружочек, покинул бы ты нас, мы уж как-нибудь устроимся.

— Устраивайтесь, — медленно проговорил Тревайз. — Но уясните, что здесь не место для медового месяца. Я не возражаю против всего того, что вы будете делать по взаимному согласию, но вы должны понять, что уединиться здесь невозможно. Я надеюсь, это понятно, Блисс.

— Здесь есть двери, — сказала Блисс, — и я полагаю, ты не будешь тревожить нас, когда они будут заперты, — само собой, за исключением случаев реальной опасности.

— Не буду. Однако здесь нет звукоизоляции.

— Ты хочешь сказать, Тревайз, что сможешь ясно услышать любой наш разговор и любые звуки, которые мы можем производить в порыве страсти?

— Да, именно это я хочу сказать. Принимая это во внимание, я ожидаю, что вы постараетесь вести себя потише. Может, вам это не по душе, но я прошу прощения — такова ситуация.

Пелорат откашлялся и негромко проговорил:

— Действительно, Голан, это проблема, с которой я уже столкнулся. Понимаешь, ведь любое ощущение, которое испытывает Блисс, когда она вместе со мной, охватывает всю Гею.

— Я думал об этом, Дженов, — сказал Тревайз, с трудом скрывая отвращение, — мне не хотелось говорить об этом, но, видишь, ты сам сказал.

— Да, дружочек.

— Не делайте из этого проблемы, Тревайз, — вмешалась Блисс. — В любое мгновение на Гее тысячи людей занимаются сексом; миллионы едят, пьют, занимаются чем угодно. Это вносит вклад во всеобщую ауру удовольствия, которое чувствует Гея, каждая ее частица. Низшие животные, растения — все испытывают свои маленькие радости, вливающиеся во всеобщую радость, которую Гея чувствует всегда, всеми своими частицами, и этого нельзя ощутить в другом мире.

— У нас свои собственные радости, — ответил Тревайз, — которые мы вольны делить с другими, следуя моде, или утаить, если не хотим огласки.

— Если бы ты мог чувствовать так, как мы, то понял бы, как обделены в этом отношении вы, изоляты.

— Откуда тебе знать, что и как мы чувствуем?

— Я не знаю, что чувствуешь ты, но резонно предположить, что мир всеобщей радости наверняка более изощрен, чем мир радости одного человека.

— Возможно, но пусть мои радости и скудны, я предпочитаю довольствоваться ими, оставаясь самим собой, а не кровным братом холодного булыжника.

— Не издевайся, — сказала Блисс. — Ты же ценишь каждый атом в своих косточках и не желаешь, чтобы хоть один из них повредился, хотя в них не больше сознания, чем в таком же точно атоме камня.

— Это, в общем, верно, — неохотно согласился Тревайз, — но мы ушли от темы разговора. Мне нет дела до того, что вся Гея делит твою радость, Блисс, но я не желаю разделять ее. Мы будем жить здесь в соседних каютах, и я не желаю, чтобы меня вынуждали участвовать в ваших забавах даже косвенно.

— Это спор ни о чем, дружочек, — сказал Пелорат. — Я не менее тебя озабочен нарушением твоей уединенности. Как и моей, впрочем. Блисс и я будем сдерживаться, не правда ли, Блисс?

— Все будет, как ты пожелаешь, Пел.

— В конце концов, — сказал Пелорат, — мы проведем гораздо больше времени на планетах, чем в космосе, а на планетах препятствий для уединения…

— Мне до лампочки, чем вы будете заниматься на планетах, — оборвал его Тревайз, — но на этом корабле я главный.

— Конечно, конечно, — поспешно согласился Пелорат.

— Ну, раз мы это утрясли, пора трогаться.

— Но подожди. — Пелорат схватил Тревайза за рукав. — Трогаться. Куда? Где находится Земля, не знаем ни ты, ни я, ни Блисс, не знает и твой компьютер. Ведь ты давно говорил мне, что в нем отсутствует всякая информация о Земле. Что ты намерен предпринять? Ты же не можешь дрейфовать наугад по всему космосу, дружочек.

Тревайз на это только улыбнулся. Впервые с тех пор, как он попал в объятия Геи, он чувствовал себя хозяином своей судьбы.

— Уверяю тебя, — сказал он, — что дрейф не входит в мои намерения, Дженов. Я точно знаю, куда направляюсь.

Не дождавшись ответа на свой робкий стук в дверь, Пелорат тихонько вошел в рубку. Тревайз был поглощен внимательным изучением звездного пространства.

— Голан, — окликнул его Пелорат и остановился в ожидании.

Тревайз обернулся.

— Дженов! Присаживайся. А где Блисс?

— Спит. Мы уже в космосе, как я погляжу.

— Ты прав, — кивнул Тревайз.

Он не был удивлен неведением друга. В этих новых гравитационных кораблях просто невозможно было заметить взлет. Никаких побочных явлений — ни перегрузок, ни шума, ни вибрации.

Обладая способностью отталкиваться от внешних гравитационных полей с какой угодно, вплоть до полной, интенсивностью, «Далекая звезда» поднималась с поверхности планеты, как бы скользя по некоему космическому морю. И пока она это проделывала, действие гравитации внутри корабля, как это ни парадоксально, оставалось нормальным. Конечно, пока корабль находился в атмосфере, не было нужды в ускорении, так что вой и вибрация быстро рассекаемого воздуха отсутствовали. Но, как только атмосфера оставалась позади, можно было начинать разгон, и притом довольно быстрый, не тревожа пассажиров.