Юрий Алкин - Физическая невозможность смерти в сознании живущего. Игры бессмертных (сборник)

Тесье снова взглянул на часы.

– Сожалею, но вам надо идти. Вы сможете задать свои остальные вопросы в классе.

Он нажал кнопку интеркома и сказал:

– Люсьен, будете добры, ознакомьте Пятого с обстановкой и отведите его в класс.

Я поднялся с четким сознанием того, что главный вопрос так и не задан. Тесье доброжелательно смотрел на меня. Мне в голову пришел еще один, отнюдь не самый важный вопрос, и я спросил:

– А почему вы считаете, что мне понадобится столько времени, чтобы сдать экзамен?

Он как-то странно улыбнулся.

– Видите ли, Пятый… На то есть серьезная причина. Дело в том, что вы бессмертны. Вы даже не знаете, что такое смерть, вам незнакомо само это понятие. И вам может понадобиться гораздо больше восьми или девяти месяцев, чтобы сжиться с этой мыслью. Но в таком случае вы нам не подходите.

В дверь постучали.

– Войдите, – сказала Луазо.

Вошел Люсьен. Я все стоял и смотрел на Тесье, а в голове у меня звучали его слова: «Пятый, вы бессмертны… Пятый, вы бессмертны…» Надо было, конечно, уходить, а не стоять как статуя, но какая-то неясная мысль не давала мне покоя. Наконец, я вспомнил свой главный вопрос и в ту же минуту понял, каков будет ответ.

– Так эта тема, о которой мне нельзя говорить…

– Да, – жестко сказал Тесье. – Эта тема – смерть.

Я шел вслед за Люсьеном по пустому белому коридору. Он как-то неприятно шаркал, и некоторое время я пытался отвлечься от своих мечущихся мыслей, гадая, почему это шарканье осталось незамеченным вчера. Наконец я догадался глянуть на его ноги и увидел обычные домашние тапочки без задников. Эта обувь как-то не очень подходила к обстановке, но мне было не до таких мелочей.

Значит, отныне я бессмертен. Правда, ненадолго. Года так на три с половиной. Ну что ж, не я первый, не я последний. Мало ли было фильмов с бессмертными людьми. И ничего, играли, изображали. Правда, мне изображать придется по-другому. Не так, как это делают актеры – заучивая слова, под контролем режиссера, отдыхая между сценами и подшучивая над своими героями. Мне надо стать таким человеком. Жить, как он, думать, как он… Ничего себе! Неужели они всерьез рассчитывают, что я смогу жить и думать так, как будто у меня впереди вечная жизнь? Да на то, чтобы к этому привыкнуть, не то что шести месяцев – жизни не хватит.

Хотя, наверное, им виднее. Откликаться на имя – это, конечно, не проблема. И научиться вести себя так, как они хотят, тоже, пожалуй, несложно. Кстати, а в каких ситуациях мое поведение станет иным? Что они мне готовят? Впрочем, с этим мы разберемся. И с ситуациями, и с поведением. А вот с мыслями…

Что-то они здесь намудрили. Мыслить словно бессмертный человек? Да я даже представить себе не могу, как такое создание могло бы мыслить. Может, я им действительно не подхожу, а они еще об этом не знают? «А ну вас к черту, – неожиданно озлобляясь, подумал я. – Какое вам дело до моих мыслей? А главное – каким образом вы за ними сможете следить? Я буду думать обо всем, о чем мне заблагорассудится. И вы, дорогие исследователи, не будете даже подозревать об этом, пока я буду говорить и действовать так, как этого требует моя роль. Слово дано человеку, чтобы скрывать свои мысли, – так ведь писал Стендаль?»

– Пятый, вы слышите меня?

Я понял, что Люсьен обращается ко мне уже второй раз, и кивнул. Судя по его недовольному тону, витание в облаках здесь не поощрялось.

Мы стояли перед широкой серой дверью с надписью «Кафетерий». Люсьен распахнул ее и сообщил:

– Вы уже видели комнату, в которой будете жить. Кроме нее вам разрешается посещать несколько мест. Это – одно из них.

Я огляделся. Небольшой уютный кафетерий был красиво обставлен. Бар, несколько столиков, прозрачный холодильник с напитками. Разумеется, окон здесь тоже не было. Я вспомнил наш вчерашний разговор и спросил:

– Кстати, каким образом отсутствие окон помогает свыкнуться с мыслью о бессмертии?

Он косо посмотрел на меня и неохотно ответил:

– Вы поймете это со временем.

– А вы можете попробовать это объяснить? – спросил я, решив проявить настойчивость.

Люсьен вздохнул. То, что я считал настойчивостью, он явно воспринимал как назойливость.

– Попробовать могу. Но вам это вряд ли поможет. В двух словах: небольшой фрагмент обычного мира, который мы видим в любом окне, может нести в себе множество напоминаний о смерти.

– Разумеется. Если окно выходит на кладбище, – согласился я. – А что смертельного в деревьях или тихом дворе?

– Как я вам уже сказал, вы не сможете понять это сейчас, – ответил он таким тоном, что у меня пропало желание продолжать эту дискуссию.

Помолчав, он продолжил как ни в чем не бывало:

– В своей комнате вы найдете расписание работы кафетерия. Здесь подается трехразовое питание, кроме того, вы можете брать питье и сэндвичи в неограниченном количестве в любое время суток. Разумеется, платить вам ни за что не нужно.

Из кафетерия мы направились в библиотеку, которая, по утверждению моего угрюмого провожатого, была тоже открыта в любое время суток. «Время суток, время суток», – мысленно ворчал я, следуя за ним. Поди пойми без окон, где тут день, а где ночь.

Библиотека представляла собой небольшую, ярко освещенную комнату с десятком уставленных книгами стеллажей. Не то чтобы книг было очень мало, но я ожидал большего. Даже кабинет Тесье скорее походил на солидное книгохранилище, чем это неказистое помещение. Люсьен остановился у входа и жестом пригласил меня ознакомиться с библиотекой.

Я прошел вперед. Нигде не было ни газет, ни журналов. Только книги. Интересно, какие же произведения институт счел подходящими для моего бессмертного персонажа? Скорее всего, мифы о богах-олимпийцах, всевозможные фантастические повествования об эликсирах бессмертия, возможно, классика вроде Свифта. Однако на полках не было ни одного знакомого названия.

Я шел вдоль стеллажей, удивляясь все больше и больше. «Книга Творения», «Мир», «Машины и их назначение», «Основы живописи», «Прикладная филология»… Взяв голубое «Изобретение», я пролистнул несколько страниц. Книга повествовала о каком-то энтузиасте-ученом, который что-то усиленно изобретал. Он беспрестанно произносил длинные монологи о пользе его будущего открытия и нудно описывал удовлетворение, которое ему приносит эта работа. Еще через пару страниц я понял, что он пытался изобрести электрическую лампочку. Подивившись тому, что человек этот именовался Двадцатым, а не Эдисоном, я поставил книгу на место и только тут обратил внимание на имя автора. Имя было простое, запоминающееся и, мягко говоря, неожиданное – Пятый.

«Тезка, что ли? – подумал я, снова беря книгу. – Пятый о Двадцатом… Чушь какая-то. И пишет он почему-то так, словно ведет репортаж с места событий». По давней привычке моя рука сама собой потянулась к последней странице. Естественно, там сообщалось, что Двадцатый работает сейчас над новым изобретением.