Валентин Шатилов - Филумана

Я поняла, что здесь остановить эту веселуху будет трудно, и на четвертый день потребовала:

– В Киршаг!

Никодим поддержал меня с угрюмой радостью. Непроспавшийся после вчерашнего Каллистрат сперва не принял мое требование всерьез: – К чему такая спешка, княгиня! Вы не вылечились, мы еще даже не приступили к осмотру моей лаборатории…

– И не приступим, – заявила я. – Мне после Киршага нужно еще попасть в Вышеград.

– Княгиня, Киршаг – это такая дыра, поверьте мне. Там, кроме моря да самой Киршаговой пустохляби, и нет ничего. Вы успеете повсюду, – заюлил Каллистрат. – Смотрите, какие у меня сады, поля, лесные угодья!

– На лесные угодья я и в заповедном лесу насмотрелась, – сообщила я для незнающих. – А моря вашего не видела. Значит, в Киршаг!

И, уловив мысль Каллистрата оттянуть отъезд, уточнила:

– Отправляемся завтра, с утра.

Он стоял в полной растерянности, искал новые аргументы, жалко глядя на меня, и я не удержалась, вздохнула:

– А князь Михаил рекомендовал вас таким мыслителем, книжником, знатоком… Обещал, что получу истинное удовольствие от ученой беседы с вами…

– Княгиня! – обрадованно вскричал Каллистрат. – Я к вашим услугам!

– В Киршаге, – ободрила я его. – Разрешаю вам меня туда сопровождать.

Гостям, прибывшим к застолью, которое последовало в этот день по заведенной программе, уже было известно о моем предстоящем отъезде. К традиционным тостам добавилось пожелание успешного путешествия в Киршаг, и выяснилось, что чуть ли не у всех лыцаров имения как раз по дороге (ну в крайнем случае – чуть в стороне, но совсем чуть!), поэтому я настоятельно приглашалась в гости хотя бы на денек.

– Вы должны мне показать карту, – тихо сказала я Кал-листрату, сидевшему, как всегда, во главе стола по правую мою руку. – Неужели все Кравенцовское княжество представляет собой узкую полоску, вытянувшуюся вдоль дороги на Киршаг?

Каллистрат, отпивавший вино из серебряного кубка, чуть не захлебнулся от смеха:

– Карту? Хоть сейчас, княгиня! Только чтобы вы убедились, что это не так!

Пир был в разгаре, поэтому нашего ухода никто особо не заметил.

– Ну вот, хоть напоследок гляну, – порадовалась я, когда мы поднялись наверх, в комнаты, отведенные Каллистратом под лабораторию.

– Карта из самых точных! – заверил он, доставая из шкафа и разворачивая передо мной большой лист. – Видите, хотя Кра-венцовское княжество и имеет чуть вытянутую на запад форму, однако назвать его узкой полоской никак нельзя!

– Да, – согласилась я.-А всю планету увидеть можно? Здесь у вас нарисован только один материк, да и тот не так уж велик. Больше материков нет? Или хотя бы крупных островов? —

И вздохнула, обнаружив в голове Каллистрата своеобразные понятия о существующем мироустройстве. Какие там материки и планеты, когда над головой – хрустальный свод, а земля сиротливо плавает в бурных волнах бескрайнего Моря-Окияна?

– Только трех китов и не хватает внизу. Или трех слонов. Ладно, будем считать, что насчет всей планеты – это я пошутила. Неудачно. Давайте глядеть на известные вам земли.

Я склонилась к карте.

– Но… как так? Получается, отправляясь в Киршаг, я очень сильно отклоняюсь от дороги на Вышеград! Сейчас мы примерно здесь…

– Вот здесь, – чуть подвинул мой палец Каллистрат. – Эта маленькая точка без названия и есть мое имение.

– Ну и как же я потом, с такой окраины, доберусь к царову двору? – заволновалась я. – От Киршага сразу на север можно ехать, чтобы не возвращаться сюда, на восток?

– Не стоит, там весьма неприятные скалы. Возвращаться все равно придется. Крюк может быть чуть меньше, если вы поедете через сами Кравенцы…

– Ладно, – захлопнула я карту, – Нет смысла волноваться о возвращении, когда мы еще не в Киршаге. Лучше покажите, где вы сделали ту мерзкую погань, что так помогла нам с князем в заповедном лесу?

И не успел Каллистрат даже взглянуть на тот угол, а я уже направлялась к столику, уставленному колбами и ретортами. Странно все-таки, разговаривая с человеком, не терять времени на выслушивание его ответа. Странно и ко многому обязывает.

– А почему вы считаете, что ваш цар не даст согласия на брак между князем и княгиней? – спросила я, рассматривая разнообразные стекляшки.

Неожиданно даже для самой себя.

И попыталась прикусить болтливый язычок. Но слово вылетело – не поймаешь!

– Все-таки я прав был насчет ваших отношений с Михаилом? – сразу помрачнев, поинтересовался Каллистрат.

– В том смысле, в котором вы думаете, – не правы, – спокойно отмела я его подозрения. – А насчет будущего… Будет ли оно? И все-таки, раз уж я спросила.

– Цар? Ну… Он ведь не хочет, чтобы все рода господ сошли на нет! Так ведь можно и вообще остаться один на один с актами…

– Опять, – пожаловалась я. – Своим вопросом я разворошила в вашей голове такой рой сведений, что они совершенно безжалостно атаковали меня.

Поделом вам, – вздохнул Каллистрат. – Не будете подслушивать.

– Я слушаю, а не подслушиваю, – напомнила я. – Вы подумали вот про эти родовые записи. – Я указала на толстые фолианты в коричневых кожаных переплетах, стоящие на полке рядом с верстаком, который был завален причудливыми деревянными заготовками. – Вы внимательно прочитали их и обнаружили?..

– Что численность родов уменьшилась только за последние сто пятьдесят лет почти наполовину.

– Мор и глад? – шутливо поинтересовалась я, чувствуя растерянность, – уж больно угрюмым стал эмоциональный фон его мыслей.

– Полное процветание. Все плодится и размножается. Кучи детей – и законных, и незаконных. Только бесполезных гривен все больше лежит по усадьбам.

– И Оболыжские – один из только что закончившихся родов? – медленно договорила я за него. Он нахохлился, глядя в сторону.

– Сколько же ваших братьев задушила родовая гривна? – тихо спросила я, наблюдая за калейдоскопом его ужасных воспоминаний.

– Шестерых, – одними губами ответил он. – Я должен был стать седьмым, и последним. Мать как обезумела. Зги проклятые волхвы про каждого из них говорили, что, может, обойдется… И она заставляла надевать эту анафемскую удавку снова и снова… По-моему, уже после смерти второго сына она сошла с ума. Он всегда был ее любимчиком… А когда и он… Тогда она стала кричать, что…

– Да я знаю, не надо, – мягко сказала я.

Крики его безумной матери и так звенели у меня в ушах: «Я не рожала голутвенных – пусть все сдохнут, но не позорят род! Только лыцар достоин быть последним из Оболыжских!» – Да, – сказал Каллистрат, нервно улыбаясь. – Именно я стал тем, кто опозорил наш род. Наверно, я тоже голутвенный и лыцарова гривна оказалась бы мне тоже тесновата… Я не стал этого проверять. Мать… к счастью для меня, она успела захлебнуться в своем вопле и в крови, хлынувшей из горла, чуть раньше, чем я совершил эту глупость. И как только мать упала замертво, я запрятал родовую удавку подальше и живу… Живу! Пока еще лыцаровым отпрыском. Но мои не родившиеся дети, считайте, уже голутвенные. А их дети буквально через несколько поколений – уже анты. Мор и глад? Ха! Смутные времена унесли в небытие меньше фамилий, чем это медленное, но постоянное вырождение!