Александр Алфимов - Китайские палочки времени

Мелькание сырых каменных туннелей и бескрайних крыш сливается воедино. Топот собственных ног громовыми раскатами отдается в мозгу, сливаясь с непонятным гулом.

Все вокруг падает в бездонный колодец, задергивается занавесом тьмы, грохот сменяется тишиной.

Затем пропадает и все это — падение, тьма, тишина. Остается Абсолютное Ничто. Оно растет, ширится, заполняет все мысли...

Я чувствую, как небытие начинает пожирать то, что еще осталось от меня. Фонтан отчаяния тугими струями выплескивает черную безысходность, которая сменяется потоками безразличия.

Затем сознание пробуждается, но это доставляет лишь новые страдания. Сенсорика оживает, пустота сменяется буйством хаотичных ощущений. Но все они порождают лишь боль.

Радужные всполохи мелькают перед глазами, как пленка универсальной смазки на поверхности лужи. Каждая новая вспышка цвета режет взор, уродливо изломанные линии хлещут по психике. Безумно хочется закрыть глаза или даже совсем выколоть, выдрать, выжечь их. Но сделать этого не могу — сейчас у меня нет глаз, как нет и остального тела. Я весь состою из одних ощущений. Они идут изнутри меня, а не приходят извне. От них нельзя отгородиться, потому что я и есть эти ощущения.

Можно потерять себя, но убежать от себя нельзя.

Сознание заполняют шорохи, невнятный шепот. Хочется заорать: «Заткнитесь!» Но я знаю, что не могу остановить эти звуки — они прервутся, лишь когда прервется мое существование.

Все смешалось: всполохи, ароматы, звуки. У меня появились тысячи новых чувств, но ни одно из них не несет полезной информации — лишь усиливает боль.

Я чувствую, что у меня сотни глаз и ушей, миллионы пальцев, триллионы нервных окончаний. Каждую секунду появляются все новые и новые. Но у них лишь одна цель — доставить мне новые страдания.

И вдруг все пропадает. Снова тьма, тишина, отсутствие ощущений. Но теперь они кажутся совсем родными, по-домашнему теплыми.

Во тьме появляется свет, сквозь тишину прорывается щебетание птиц, спина чувствует что-то жесткое.

Вновь появившиеся ощущения опять несут боль. Но теперь это совсем другая боль — она не порождение воспаленного сознания, она отражает состояние моего тела. Она несет информацию о повреждениях, то есть выполняет ту функцию, которую и должна выполнять боль.

Свет обретает свои контуры, птицы щебечут абсолютно отчетливо, хотя и приглушенно. Спина настойчиво стучится и дверь сознания и вопит: «Встань, мне больно лежать на этом жестком и угловатом!»

Вслед за этим приходит ощущение, что я действительно могу встать. Теперь у меня снова есть тело, и это тело слушается меня. Волной приходит ощущение тела — я чувствую ноги, руки, туловище, шею, голову.

И неважно, что все это соткано из боли — теперь это Не абстрактные страдания, а вполне конкретные ощущения.

Я пытаюсь приподняться. Мышцы взрываются тяжелым пламенем, которое прокатывается даже по тем мускулам, которые не участвовали в попытке изменить позу.

Падаю обратно, сжимаю зубы, чтобы не взвыть,— жесткое и угловатое ударяет в спину, которая судорожно напрягается, но это лишь усиливает страдание, спина снова расслабляется. Но в расслабленном состоянии острые углы того, на чем я лежу, сильнее впиваются в тело.

Понимаю — отлежаться не удастся. Надо вставать. Пусть это и сопровождается муками. Но лучше потерпеть в течение короткого рывка, чем лежать и страдать.

Для начала мысленно ощупываю тело. Нужно собрать больше информации о своем состоянии. Я должен подняться с первой попытки. Если мне не удастся, то я плюхнусь вновь и угловатая поверхность вновь коварно ударит, зная, что сейчас я не могу постоять за себя.

Поэтому нужно максимально вложиться в первую попытку. И я терплю, хотя мысленное ощупывание тела доставляет вполне реальные страдания.

Совершаю рывок. Мышцы завывают, готов завыть и я сам. Но я сжимаю зубы, преодолеваю искушение прекратить болезненные попытки пошевелиться.

И вот я уже сижу. Все равно больно — ноги пострадали не меньше, чем спина. Однако все же нижние конечности более приспособлены для сидения на некомфортных поверхностях.

Сознание, чуть помутившееся после мучительного рывка, уже прояснилось. Теперь я соображаю даже лучше, чем до подъема.

Вслед за сознанием фокусируется и взгляд. Я вижу, что нахожусь в небольшом сарайчике. Судя по пробивающемуся сквозь щели свету, сейчас день. А точнее — раннее утро, если судить по свежести воздуха.

Вероятно, я провалялся здесь вторую половину дня и всю ночь. Вряд ли больше. Но чтобы убедиться точно, нужно выйти в Сеть, узнать дату и время.

Привычно сосредоточиваюсь — это вызывает очередной всплеск боли, но я уже приноровился не обращать на нее внимания.

Однако меню чипа не возникает перед глазами. Удивленно повторяю попытку несколько раз, вызывая одну за другой несколько волн боли.

Какое-то время я сидел и тупо смотрел в стену. Может быть, несколько секунд, а может, несколько минут — сейчас мне сложно ориентироваться во времени. Сознание мутится, регулярно все вокруг заволакивается туманной пеленой.

Только потом нахожу простое и логичное решение — вчера чип испытал слишком большую нагрузку. И теперь его структура находится в состоянии информационного коллапса.

Это может продлиться пару часов, может, несколько дней. Точно сказать невозможно — я даже приблизительно не представляю, насколько сильную перегрузку чип испытал.

Пока попробую обойтись без чипа. Надо встать на ноги и куда-то идти, что-то делать.

Но хотя я и понимаю правильность этой мысли, ничего предпринимать не хочется. Вчерашнее происшествие выжгло во мне все желания, эмоции, чувства.

Остались лишь боль, которую я принимаю с тупой покорностью, и немного разума. Но этого небольшого количества едва хватает, чтобы связно мыслить. Его недостаточно, чтобы пробудить волю и бороться с болью.

Хочется и дальше сидеть и тупо смотреть вперед. Даже результаты вчерашнего чемпионата меня не волнуют, а ведь я абсолютно не помню, чем он закончился. Лишь абстрактный интерес, но не более. Сейчас этот вопрос меня занимает не больше, чем наличие жизни на Марсе.

Сердце тяжело ухает в груди, каждый толчок болью отдается во всем теле. Грудная клетка вспышками боли отсыпается на попытки дышать. Даже каждая мысль провоцирует сверление в висках. Но я еще легко отделался.

Вспоминаю, как несся вчера по крышам. Как перепрыгивал через многометровые провалы. Как мой мозг вместил в себя сразу два мира, ощущая их десятками чувств. Как моя реакция позволила мне увернуться от десятка ампул.

Человек просто не может совершить подобное. Скрытый Потенциал человеческого тела огромен, и я выпустил его весь на волю, на время подчинив себя чипу.