Владимир Михановский - Шаги в бесконечности

Икаров покачал головой.

– Мох с Рутона, который мы использовали для «живого барометра», тут ни причем, Энквен, – сказал он, не отрывая взгляда от экрана.

Зеленая лужица, образовавшаяся между тем на полу, будто раздумывала, затем ручеек из нее скользнул в сторону люка, ведущего из астролаборатории в центральный ствол «Пиона».

– Энквен, бегом в третий! – крикнул капитан. – Задрай выход из отсека.

Робот пулей вылетел в коридор. Соскочив с бегущей ленты эскалатора, он, приближаясь к третьему отсеку, двинулся осторожно, крадучись. На экране хорошо было видно его мощное тело, сильные руки, касающиеся стен, огоньки фотоэлементов.

Неужели это Икаров своей волей выпустил джина, дремавшего в бутылке?

До сих пор «Пион» мчал сквозь космические просторы без особых приключений. Никаких признаков высокоорганизованной материи, характерной для жизни, экипаж «Пиона» не обнаружил. Да и откуда она в открытом пространстве? Тщательно проверяемые метеориты, которые попадали в ловушки «Пиона», не несли на себе ни бактерий, ни спор. Наоборот, высокая радиация, уровень которой при приближении к Тритону непрерывно повышался, склоняла к мысли, что жизнь в этих «широтах» невозможна.

Но капитан знал, какой колоссальной приспособляемостью обладает жизнь.

Что же представляет собой изумрудное вещество?.. Капитан сообщил экипажу обо всем, что произошло в течение последних сорока минут, только догадку относительно слоя, покрывающего обшивку «Пиона», оставил пока что при себе. Слишком дерзкой, даже еретичной показалась она самому Икарову.

Энквен приближался к третьему отсеку. Немой ураган, четверо суток бушевавший снаружи, не прошел бесследно для «Пиона». Стены коридора, по которому осторожно шагал Энквен, слабо светились: микрочастицы, с огромной скоростью бомбардируя корабль, порождали во внутренних отсеках вторичное свечение, особенно хорошо заметное на экране.

Капитан внезапно почувствовал приступ сильной сонливости. Он просмотрел все отсеки: экипаж застыл в неподвижности. Возможно, таково было действие изумрудного вещества. Хорошо еще, что у Энквена хватало сил двигаться. Он шел еще медленнее, шатался, хватаясь руками за светящиеся стены.

– Пожалуй, задраить люк в третий отсек недостаточно, – подумал капитан. – Нужно проникнуть внутрь, чтобы во всем разобраться на месте. Но как отдать такой приказ Энквену? Проникнуть в отсек – значит подвергнуться, по всей вероятности, смертельной опасности…

Пока капитан колебался, Энквен достиг третьего отсека, рывком открыл люк и прыгнул внутрь. Биопередатчик Вана! Как мог Федор позабыть о нем? Видимо, Энквен уловил мысли капитана и принял самостоятельное решение.

Икаров переключил экран на третий отсек. Картина, которую застал Энквен, была тревожной. Зеленая масса, набухая, вырастая, заполнила чуть ли не все свободное пространство отсека. Она играючи гнула и ломала все на своем пути. Даже термостаты, изготовленные из сверхпрочного нейтрита, лопались, как переспелые дыни.

Капитан не мог детально инструктировать Энквена. Он и сам не знал, что представляет собой зеленая напасть. В зависимости от обстановки робот должен был выбрать наиболее разумную тактику, помня, разумеется, и о безопасности корабля, и о возможной угрозе экипажу, и о необходимости выполнить конечное задание, возложенное на «Пион».

Очевидным было простейшее решение проблемы: попытаться немедленно уничтожить таинственное вещество. Но торопиться с этим было неразумно: кто знает, какие формы, еще не известные землянам, может образовывать жизнь?

Едва Энквен изнутри задраил люк, как на него сверху опустилась зеленая покачивающаяся лиана. Она двигалась, словно живая, и едва не коснулась Энквена.

Робот отскочил в свободный угол и застыл в выжидательной позе.

Зеленое вещество – капитан мысленно назвал его мхом – начало медленно подступать к Энквену, обхватывая его со всех сторон.

Теперь, даже если бы Икаров отдал команду, Энквен не сумел бы покинуть отсек: путь к отступлению был отрезан.

Впрочем, Энквен, похоже, не помышлял об отступлении. На экране было четко видно, как колышутся на голове его волосы-антенны, холодно поблескивают глаза, подрагивают микролокаторы, оценивая обстановку. Прежде чем приступить к действиям, Энквен собирал информацию, перебирал в памяти тысячи вариантов, ища среди них единственно верный.

В этот решительный момент биосвязь отказала (возможно, и в этом был повинен изумрудный мох). Капитан включил радиовызов. Шорох и треск радиопомех наполнили штурманский отсек.

– Я в третьем, капитан, – послышался странно далекий голос Энквена. – Анализ воздуха в отсеке…

– Докладывай о самом важном, – сказал капитан.

– Анализ воздуха в отсеке, – повторил Энквен, – свидетельствует, что процентное содержание кислорода уменьшается.

Уменьшается содержание кислорода? Это было новое звено в цепи неожиданностей. Воспользовавшись коротким затишьем, капитан проверил отсеки корабля: все одиннадцать белковых роботов продолжали пребывать в состоянии неподвижности.

– Приступаю к исследованию зеленой субстанции, – спокойно произнес Энквен, словно находился не на корабле, бог весть на сколько оторвавшемся от Земли, а на тренировочном полигоне Зеленого городка. Правда, голос робота звучал глуше, чем обычно. Но причиной мог быть севший аккумулятор…

Прошло несколько минут. Энквен не двигался, выжидая. Возможно, какие-то соображения удерживали его от активных действий.

Икаров заметил, как подвижный язык, похожий на зеленое пламя, подполз по полу астролаборатории к стеллажу, гибко обхватил его со всех сторон. Стеллаж покачнулся и полетел вниз, усеяв пол осколками перекрытий, которые разбились вдребезги. Большинство реторт разбилось, и ядовитый дым от смешавшихся реактивов заполнил отсек. Реторты не должны были биться. Возможно, их сделала хрупкими атмосфера, воцарившаяся в отсеке.

С трудом боролся капитан с приступами сонливости. Когда дым в третьем отсеке рассеялся, на экране возникла картина, заставившая сжаться сердце Икарова: зеленая масса заполнила почти весь отсек. Свободным оставался только угол, в котором находился Энквен.

Икаров только теперь обратил внимание на одно невероятное обстоятельство – предмет, которого касался движущийся мох, куда-то исчезал, словно растворялся. Вот зеленый язык наткнулся на осциллограф, и прибор немедленно растаял, будто был вылеплен из снега.

Однако, буйствуя в отсеке, подвижное вещество пока что щадило Энквена.