Александр Холин - Последнее начало

— Конечно. Не беспокойтесь, — улыбнулась Валлиса, выключая телеком.

Она обернулась к новой знакомой, с любопытством наблюдающей за голографической связью, как будто никогда раньше её не видела.

— Как вам понравилось моё любимое начальство? — снова улыбнулась девушка, только в этот раз довольно кисло.

Это не ускользнуло от внимания Рады. Несмотря на кажущееся спокойствие, она была предельно напряжена, поскольку впервые имела общение с противником. А противником ли? Не лучше ли его заранее окрестить «предполагаемым противником»? Успокоившись на этом, Рада постаралась внимательнее послушать размышления новой знакомой, благо, что та интуитивно чувствовала пленённую собеседницу как понимающую или желающую понять женскую душу.

— Послушайте, Валлиса, что это у вас на стене? — показала Рада на стену.

Там, словно символическая живопись, застыл удивительный рисунок: чёрный и красный львы лежали в густой траве нереального прайда охраняя треугольный алтарь высившийся между львами как пограничный столб. Над алтарём висел в воздухе венок из белого омела, к которому пыталась взлететь птица, держащая в клюве пальмовую ветку. Сама птица привлекала особое внимание хотя бы тем, что была невиданной красоты. Изумрудные глаза и чёрный клюв резко выделялись на ярко-жёлтой маленькой головке, которая ближе к шее уже меняла оперенье на красно-бордовое, постепенно переливающееся в лилово-серебристое, а к хвосту оперение снова становилось чёрным. Но на крыльях меж серебряных пёрышек тут и там проскакивали золотые искорки, будто маленькие разряды электричества.

— Ах, это? — улыбнулась Валлиса. — Есть у нас собственный художник. Кстати, вы с ним близко знакомы. Его имя Макшерип, отодравший вас от бетонных глыб и доставивший сюда.

— Которого вы величаете медведем? — уточнила Рада.

— Да, — улыбнулась её собеседница. — Он с детства увлекается символизмом. Изобразил здесь треугольный алтарь, представляющий собой триединство мира в нашем четырёхмерном пространстве. Два льва, улёгшиеся у подножия треугольного жертвенника, стерегут венец, висящий над изображением. Львы практически всегда символизируют благородство и владычество. Однако благородство может превратиться в тиранию, о чём свидетельствует чёрный лев, а величие владычества запросто превращается в деспотизм сладострастия под лапой красного.

Но здесь наибольшего внимания заслуживает птица, взлетающая к белой омеле. Это феникс.

— Феникс… Омела…

— Да что вы! — удивлённо посмотрела на неё Валлиса. — Можно подумать, что никогда в жизни этого не слышали.

— Наверное, у меня что-то с головой или с памятью, — Рада приподнялась на медицинском ложе и села, свесив ноги. — Ведь вы говорите, что в зоне без кислородной маски никто не выживет. Может, я какая-то не такая? Или я не права?

— Возможно, — кивнула её собеседница. — Феникс — мифическая птица счастья, возникающая из пепла. А белая омела, это… собственно, что это я, — одёрнула себя Валлиса. — Послушайте лучше, как ветвь омелы описывает Вергилий.

Девушка почти не глядя, вытащила с полки книжку и открыла на нужной странице: «Если омела белая, словно жёлтая увядшая ветвь в печальном лесу, была предназначена вместить в себя источник огня, то мог ли одинокий странник, блуждающий во мраке преисподней, найти себе лучшего спутника, нежели ветвь, которая служила бы лампадой его стопам, лозой и жезлом его рукам? Вооружившись ею, он мог бы смело противостоять жутким призракам, повстречавшимся ему на пути во время опасного путешествия».

— Теперь ясно?

— Ясно, — неуверенно кивнула Рада.

— Тяжёлый случай, — хмыкнула Валлиса.

— Я поняла: тот, про которого упоминает Вергилий, посетил потусторонний мир, и защитой ему служила ветка омелы?

— Так-то оно так, — согласилась Валлиса. — Да кто знает, какой из наших миров потусторонний. Погуляв по зонам, я слишком над многими вещами стала задумываться. Признаться, ко многому я раньше относилась, как к чему-то ненужному, неинтересному. Оказывается всё в мире немного не так, как нам постоянно диктуют и чему нас учат с детства. Вот вы, вероятно, не будете возражать, что каждый из людей достоин смерти, то есть, не достоин бессмертия. И каждый может умереть в любой момент, но далеко не все могут жить, чувствовать жизнь и обучить душу принимать счастье. Я почему-то подозреваю, что жильцы зон знают то, чего никогда не будет дано остальному миру и на что пока не способны живущие во внешнем мире. Недаром ведь человеческий мозг работает только на восемь процентов из ста возможных!

— Это в порядке вещей, — кивнула Рада. — Любой человек, находясь в зоне, начинает мыслить по-иному. Коснувшись царства мистики нельзя не превратиться в мистического философа и не понять Триединства, Сотворившего этот мир.

— Триединство? — недоверчиво пожала плечами Валлиса. — Это, наверное, что-то выше моего понятия.

— Его ещё называют Троемудрием, — не сдавалась Рада. — Это наука, пронесённая человечеством через века, состоит из символизма, философии и мистики. Собственно, православие тоже состоит из этих же ипостасей, из этих духоносных скрижалей — Отец, Сын и Святой Дух.

— Вы разбираетесь в религиях? — удивилась Валлиса.

— Да-да, — кивнула её собеседница. — В разных, если не сказать, во всех. Без понятия человеческого пути не придёт понятие Троемудрия. По мнению многих скептиков, нельзя никогда сравнивать Троицу ни с чем другим. А как же без этого сравнения? Ведь Бог не представляет ничего сверхъестественного для человека, но учит его преодолению явлений природы. Это преодоление, неуловимое поначалу для грубых физических чувств человека, должно превратиться для любого в родственное — это переплетение в жгут видимого с гранью невидимого. Примерно так же обвивается повилика вокруг цветка.

Любому человеку, начиная с самого дня рождения, бывает очень трудно, а иногда и невозможно понять реальность невидимого. Но для Высшего духовного сознания наши физические ощущения кажутся такими же несуществующими, призрачными, нереальными. А соединение физического тела с душой возможно только с помощью Духа Святого. Вот тогда соединяется символизм, философия и мистика. Если мы возвратимся к нашим вечным началам, то увидим природу, объяснимую законами разума, а законы жизни познаются с изучением души. Sor lemahla haschar — возвратись, певец, к началу, как говорили древние. И тогда вы познаете Духа Святого, и сознание изменится. Ведь не всё так на земле просто, как преподносится. Часто люди поражаются, узнав, что правда и ложь вдруг поменялись местами и что новорождённое мнение большинства или меньшинства уже вовек неизменимо. Неизменимо? Уже? Вот и возвратись к началу, чтобы увидеть основание то ли правды, то ли лжи. Лишь тогда можно понять, что чёрных ангелов не бывает, и что каждый человек склонен выращивать эту черноту в душе своей.