Виталий Гавряев - Отныне я – странник

— Здорово орлы!

— Здравия желаем, господин полковник! — Не совсем чётко, ответили кандидаты.

— Братцы! — Заговорил с частыми, небольшими паузами Юрий. — Как вы уже знаете, вас не просто призвали в армию. Мы хотим, чтобы вы стали лучшими защитниками земли Русской. Мне сказали, что из вас уже получились неплохие воины. Но, этого мало, чтобы стать наилучшими бойцами, всем придётся дойти до придела своих сил, и даже более того. Поэтому, с этого момента, мы начнём жесточайший отбор и не все….

Окончив свою долгую речь, Юрий снова и снова вглядывался в лица кандидатов. В них отражалось эмоции от угрюмости до удивления. Но испуга не присутствовало.

— Направо, — подал он команду, — за мной, бегом, марш!

Застучало множество ног, отмеряя первые метры безумного «марафона» окончание которого планировалось не километражем, а выбывшими участниками. Солдаты ещё не догадывались, что спать им предстоит по два три часа. А инструктора, получили от Гаврилова указание: на некоторых испытаниях им полагалось усиливать психический прессинг на кандидатов, специально мешая им принимать какие либо решения.

В первый день, отсеялось человек пять, а далее количество сдавшихся резко выросло. Юрий даже испугался, не слишком ли он усложнил это испытание. Но через неделю, сдавались, не более восьми человек за сутки. И то, некоторые кандидаты получали травмы и поэтому, физически не могли продолжать испытания. Их, Юрий направлял в П.М.П. на лечение, а по выписке, в школу сержантов.

В самый разгар этих испытаний, из Москвы пришло известие. — «Иностранная профессура, сместила Элизабет с занимаемого ей поста, разогнала всех учениц и спалила книги, написанные бывшей леди Грин и её подругой Мари. В завершение Лизу арестовали и посадили в темницу, туда же угодил и Лео, который решил заступиться за свою жену». Единственной удачей было то, что Корнеев успел отправить пришедших к нему учениц и педагогов в Малиновку. И далее Жан — Поль перенаправил их в Берберовку, решив что, если снова что-то подобное случится, то новая войсковая часть будит им более надёжной защитой.

Жан — Поль лично принёсший эти известия, буквально сгорал от нетерпения и желания наказать виновных. Поэтому, Гаврилов потратил немало усилий, чтобы убедить Бремона остаться в Малиновке и с удвоенной силой развивать производство. А затем, сам поехал в столицу, выяснять, что там за чудеса творятся и чья там рука так умело дирижирует свалившимися напастями.

Лиза сидела в камере на тюфяке и слушала рассказ Прошки, который, в нарушение всех негласных правил, не только вошёл в камеру, но и уселся напротив узницы на пол.

— …Елизавета Семёновна, самое прискорбное в этой ситуации то…, ёк макарёк…, — парнишка запнулся, подыскивая нужные слова, — мы подозреваем, что нашего воеводу кто-то подкупил. Потому что он злыдня, ни дознания не ведёт, ни вас отпускать не хочет. Вот. Но ничего, мы всё равно до правды докопаемся. И коли наши опасения подтвердятся, то мы найдём и на него управу.

— Что, неужели всё так плохо? — Лиза горестно вздохнула.

— Да что вы барыня. И не вздумайте унывать. — Прошка опомнился и начал успокаивать Корнееву. — Вчера утром к вам на выручку приехал граф Гаврилов. Он уже и с Егором поговорил, всё расспрашивал, как вы с мужем себя чувствуете, и чем он вам может помочь.

Эта весть немного успокоила Элизу. А Прохор продолжал свой рассказ.

— Поговаривают, что он уже вызвал на эту … ну как её… дуэлю, вот. Хочет биться с самым молодым и наглым немчурой.

— Неожиданно для себя, Лиза улыбнулась, и с некой злорадной ноткой сказала:

— Ох, не завидую я тому, от кого Юра пожелал сатисфакции.

— Чего вы сказали матушка? — Переспросил стрелец, не поняв смысла сказанного.

— Говорю, что тот с кем будет биться Юрий Витальевич, должен успеть сходить на свою последнюю исповедь.

— Это добре, давно пора этих иноземцев отсюда нагнать! Житья от них нет никакого!

Лиза посмотрела на возмутившегося охранника, как на малого дитя.

— Проша, а ведь я тоже не русская, моё имя, которое мне дали при рождении Элизабет, и мой муж не Леонид, а Лео. Мы с ним родились и долго жили в дали отсюда.

Юноша понял, что из-за своей горячности сказал что-то не то, и замолчал: замерев и растерянно моргая. Затем опомнился и, извиняясь, заговорил.

— Простите меня, я совсем ни это хотел сказать. Елизавета Семёновна, бог с вами вы и они, совсем разные люди. Вот. Они пришли к нам и нечего нашенского не любят — только рушат наши традиции. А вы худо-бедно и язык наш выучили, и в нашу веру перекрестились… — Юноша замолчал, судорожно ища, что ещё сказать, чтобы загладить нанесённую обиду. — … А как вы за наших русских воев, которые были ранены, бились? А как немчуру гоняли, когда они ваши лекарские книжки жгли? На такое только наши — Русские бабы способны. Так что вы матушка давно стали нашими, у вас душа нашенская. Вот.

— Всё в порядке Проша, я на тебя не обижена, я понимаю тебя.

Молодой человек совершенно по-детски наклонил голову и улыбнулся, глядя на Лизу исподлобья.

— Те, кого вы побили, досих зализывают свои раны. Один даже ходить не может — у него голова кругом идёт, когда он встаёт на ноги. Его кровопусканием лечат. Хи-хи.

— Негоже Прохор Иванович смеяться над теми, кого победили. — Корнеева придала своему личику немного строгое выражение. — Ты мне лучше скажи, что ещё делает Юрий Витальевич?

— Так он ищет, кто вам это безобразие устроил. Да и кому заплатить, чтобы вас отсюда вызволить….

Разговор Егором Тимофеевичем был как нельзя кстати. В тот же день, как Юрий прибыл в Москву и остановился в доме Корнеевых, поближе к вечеру, в гости явился этот стрелец.

— Здрав будь Юрий Витальевич. — С порога поздоровался он, видимо его впустил или Василий, или его жена. — Тута, я вот по какому делу….

Стрелец был среднего возраста, худощавого телосложения. Его седая редкая бородёнка, делала его похожим на карикатурного дьячка, но впалые, серые глаза оценивающе смотрели на Юрия.

— … Я слышал ты приехал правды искать — хочешь вызволить своих людей. Я могу тебе подсобить в этом деле. Но при одном условии, ты не трогаешь нашего воеводу, если с ним что случится, тебе не жить. Из — под земли достанем.

— Вот так поворот, — подумал Юра, — в том, что в этом деле воевода приложил свою руку, как говорится, и к бабке не ходи. Но, чтобы человек, желающий помочь в освобождении Корнеевых, ставил условием, безопасность этого прохиндея. Это уже очень любопытно.

Гаврилов ничем не выказал своего удивления, только слегка улыбнувшись, спросил:

— Это конечно можно, но за это, он должен помочь мне вызволить из заточения моих друзей и сказать, кто попросил его о такой услуге. Помоги мил человек мне с ним встретиться и переговорить. Я ведь не убивец какой-то, которому кровь людская как водица: мне главное друзей освободить, да покарать того, кто всё это затеял. А воевода ваш, не тот человек, которому я алчу смерти — нет у него другого резона, кроме как кому-то, за определённую мзду оказать содействие.