Дмитрий Янковский - Третья раса

— Переночуем, и завтра с утра на «Рапид», — подвел итог отставник. — Хватит праздного времяпрепровождения. Нас ждут великие дела. Сердцем чую недоброе. Как представлю Жаба на боевом батиплане, так меня оторопь берет.

— Раньше не брала, — съязвил я.

— Раньше он был под нашим присмотром, — серьезно ответил Долговязый и уточнил: — Под присмотром Викинга, Рипли и моим. Рипли он, кстати, всерьез побаивался. Честно говоря, я был в шоке, когда он взял ее в заложницы. Честно.

— У него была великая цель, — неопределенно произнес я.

Долговязый глянул на меня с едва заметной тревогой. Но на самом деле и без его взглядов я начинал тревожиться за себя. Это было как наваждение, честное слово. У меня мысли о бывшем командире из головы не шли, мне теперь казалось, что я выдумал достойный мотив для Жаба только потому, что был в чем-то похож на него, что я сам при определенных обстоятельствах мог бы поступить, как он. И это было страшно, поскольку, как мне казалось, никакого оправдания не было для него в событиях годичной давности. По всем статьям, как ни крути, Жаб был преступником и законченным психом. И лишь одна деталь теперь не давала мне покоя. Только одна, но она могла все запросто с ног на голову перевернуть. Или с головы на ноги?

Если старая пусковая установка была способна распознавать биотехов, то едва Тошка пересек бы границу опасной зоны, она бы убила его лазером, а через секунду накрыла бы термоядерной ракетой «Тапрабани». Получалось, будь Жаб в курсе всего, его можно считать нашим спасителем. Ведь не потопи он Леську в безопасном месте, беды было бы не миновать.

— Интересно… — осторожно произнес я вслух. — На металлических пусковых установках хоть когда-то начали ставить детекторы биотехов?

— Оп-па! — Долговязый хлопнул ладонью по столу. — Говорю же, у Копухи бывают моменты просветления. Ты думаешь, установка сработала от приближения случайной торпеды?

— Да, — соврал я.

— А ведь может быть, барракуда меня дери! Никто ведь не знает, какого она года. Насколько мне известно, последние модели оборудовали детекторами биотехов повсеместно. Тогда биотехи были новым страшным оружием, и от них защищались, как могли. Ну и дела! Может, мы зря на уши встали? Может, ни Жаб, ни кто другой из людей вообще не инициировал запуск? Просто дикая торпеда пересекла границу охранной зоны, старая автоматика сработала и включила какую-то дремавшую программу. А мы мечемся, Жаба ищем, на Молчунью грешным делом подумали…

— Именно об этом мы с Лесей и говорили, — сказал я.

— Тогда можно было бы не уединяться, — с укоризной заметил Долговязый. — Или от нас есть какие-то тайны?

— Не в тайнах дело, — мне пришлось доплетать сеть вранья. — У нас с Лесей возникают иногда споры по некоторым вопросам. В данный момент они возникли в отношении Жаба, но поверь, это чисто семейные разногласия.

— Верю, — вздохнул отставник.

Молчунья встала и переключила сетевой терминал на новостийный канал. С помощью подаренного ей устройства она теперь могла не только читать в сети, но и слушать диктора, что ее забавляло, как мне показалось. Мировая общественность все еще не успокоилась по поводу неожиданных результатов гонки, так что лица Леськи и Молчуньи не сходили с экранов. Кстати, один раз я увидел себя. Оказалось, что когда я попросил у Леськи запустить мотор «Толстозадого», нас всех снимали скрытой камерой. Не только нас, конечно, но в тройку-то именно мы вошли. В общем, мой рывок стартерным линем тоже вошел в историю. Наверняка Бес и Червень сейчас в кубрике хвастаются, что знакомы со мной, и тыкают в монитор пальцами.

Мы еще посидели немного вместе, обсуждая перспективы экспедиции, но вскоре Долговязый скомандовал расходиться по комнатам и отдыхать.

— Возможно, придется нырять, — сказал он мне.

— С этой твоей плесенью в крови? — поморщился я. — На километр?

— Зато в последний раз, — подмигнул он мне. — На «Валерке» в достатке жидкостных аппаратов.

— Только катеттера у меня все равно нет. Да и допуск ты вряд ли возьмешься подделывать.

— Это правда… — вздохнул отставник. — Да только с батипланом всяко лучше, чем без него.

Я не стал ничего говорить, но прекрасно понимал, что не батиплан Долговязому нужен. Больше всего его заботит, не достался ли «Валерка» Жабу. Странное дело, но при взгляде ему в глаза я вдруг заметил тот же огонек, который всегда можно было заметить у Жаба. Искру охватившей человека мании. Очевидно, Долговязого теперь охота на Жаба захватила не меньше, чем самого Жаба охота на Поганку когда-то. У меня это вызвало не столько тревогу, сколько грусть — очень не хотелось увидеть когда-нибудь Долговязого своим врагом, как вышло с Жабом.

Спалось мне в эту ночь очень тревожно. Сны о глубине перемежались с обычными кошмарами, где мне приходилось то прыгать с вершины небоскреба, то стрелять из гарпунного карабина в бесчисленное воинство оживших мертвецов. Время от времени я просыпался в холодном поту, вздрагивал, пробуждая Леську, сопевшую рядом.

— Ну что ты вертишься всю ночь? — наконец спросила она.

— Кошмары мучают, — признался я.

— И давно?

— Если честно, давно. Началось еще в госпитале, год назад, сразу после операции. Снились странные сны про глубину, словно продолжается охота на огромный биотех на дне океана.

— Погибал во сне? — напряглась Леся.

— Почти всякий раз.

— Это может быть последствием баротравмы, — Леся поднялась с кровати и приказала свету включиться. — Дай руку, я пульс измерю.

Она была хоть и не врачом, но биологом, так что ей в подобных вопросах не страшно было довериться. Она прощупала пульс и несколько раз вгляделась в зрачки, заставляя меня смотреть прямо в светильник.

— Ну что? — спросил я, ощущая себя не очень уютно.

— Честно говоря, есть повод для беспокойства, — ответила Леся. — Рефлекторные реакции у тебя немного запаздывают. Особенно по зрачкам заметно. Скажи, в твоих кошмарах есть какой-то повторяющийся момент?

— Да, я же говорил. Почти каждый сон заканчивается моей гибелью.

— Причина?

— Почти всегда так или иначе причина связана с давлением. Один раз меня жидкостный аппарат сдавил до смерти, но чаще всего прессует или ударной волной, или натиском глубины.

— Плохо.

— Что плохо? — напрягся я.

— Ты пока не волнуйся, но надо будет тебя на томографе обследовать. Такие проявления иногда бывают следствием мозговой опухоли. Только не грузись, а то хуже будет. Иногда баротравма или перенесенная операция дают непонятный толчок каким-то неизученным изменениям в организме. Если так, придется пройти курс лечения.

— Не дают жить спокойно, — пробурчал я.

— А никто не заставлял тебя уходить в охотники. Ложись, спи. Завтра с утра поедем в госпиталь.