Андрей Щупов - На Гемме

- Счастье, что у него только горный бластер,- пробормотал он.- Иначе он бы тут все разнес.

Здоровой рукой я подобрал с пола оружие. Оно было раза в два короче тех пушек, что висели на груди у десантников. Наверное, Тим был прав. Он понимал толк в этих вещах.

В комнату с шумом ворвались десантники. Кто-то сходу принялся тушить пламя, двое или трое склонились над генералом. Среди них был и доктор. Скользнув по мне взглядом, он озабоченно произнес.

- С тобой все в порядке, Жак?

Не дожидаясь ответа, тут же засуетился над Командором.

- Давайте, ребятки, поторапливайтесь! Смените на нем скафандр и срочно на корабль. Боюсь, это не просто ожог.

- Удели позже пару минут Ковалеву,- попросил я. Поманив пальцем одного из офицеров, поинтересовался.- Вы полностью осмотрели станцию?

- Довольно поверхностно, капитан.

- Похоже, здесь было целое сражение,- откинув стекло гермошлема, я глубоко вздохнул. Пахло раскаленным металлом и гарью. Офицер продолжал стоять рядом, словно чего-то ожидая. Я прошелся по комнате, и только тут до меня дошел истинный смысл случившегося. Ведь Командор получил ранение и, вероятно, серьезное! Во всяком случае без сознания он пробудет, как минимум, сутки. А может быть, и целую неделю. И что же из этого следовало?.. Я развернулся на каблуках и едва удержался от улыбки. А следовало из этого то, господа, что место командующего отныне становилось вакантным. Подобные властолюбцы редко назначают преемников, слишком уж верят в собственную незаменимость. А если так, то почему бы и не попробовать?.. От волнения у меня задрожали руки. Я спрятал их за спину и сипло проговорил:

- Проследите за доставкой раненых на корабль. А заодно пришлите специалистов по восстановлению.

Офицер с готовностью кивнул. Я с трудом верил своим глазам. Неужели сработало? Оглядевшись, я обнаружил, что Тим куда-то пропал. Странно, но у меня возникло впечатление, что из всего командного состава именно с ним у генерала сложились наиболее доверительные отношения. Тем не менее он тоже ретировался. Я указал на Ковалева и велел рослому молодцу охранять его. Он не возразил ни звуком. В коридоре доктор все еще возился с Командором, ворчливо поругивая грубоватых десантников, называя одного из них дружком, а другого недотепой. Вот таким вот манером, господа хорошие! Если в ближайшие два-три часа никто из военных нас не одернет, мы совершенно обнаглеем...

Я старался сдерживать себя, но мысли уже неслись вскачь, подстегиваемые радужной перспективой. Построжавшим голосом я отдал еще несколько пустяковых указаний и вышел в коридор. Десантники продолжали прибывать, и, закипая мозгами, я придумывал и придумывал им новую работу.

Господи! Два часа!.. Всего два часа! Больше мне не понадобится, потому что потом уже будет поздно. Это случится само собой, и никто из них не заметит, как власть переменится. Да, да! Власть перейдет из рук в руки, и я окончательно превращусь в заместителя Командора...

* * *

Мы обшарили станцию снизу доверху. Я надеялся найти следы карликов, но наши поиски не увенчались успехом. То есть следов-то, конечно, хватало и самых разных, но ни один из них не указывал впрямую на то, что здесь побывали представители иного разума. По станции прогулялся шквал огня, и черные отметины выстрелов можно было встретить в самых неожиданных местах. Кроме того, кто-то проникал в лаборатории и комнатки для гостей, круша все подряд. Но зачем? Почему?.. Отчаявшись что-либо обнаружить, я дал команду роботам-уборщикам, и железные парни резво взялись за дело, наводя порядок там и тут. Сам я вслед за доктором и десантниками вновь вернулся на корабль. Дел у меня хватало. Я ни на секунду не забывал, что Командор лежит в палате у доктора. Смейтесь или нет, но я все-таки сумел превратиться в его заместители. Пока генерал оставался в постели, руки у нас были развязаны. И уж во всяком случае у команды "Цезаря" появился реальный шанс разобраться в обстоятельствах случившегося.

До сих пор карлики, если только они не покинули еще Гемму, не предприняли ни одной попытки вмешаться в наши действия. Это в достаточной степени обнадеживало. В данном случае я старался рассуждать здраво. Если цивилизация созрела до такого шага, как выход в космос, она не станет опускаться до таких вещей, что имели место на Гемме. Случившееся могло произойти лишь в результате чудовищного недоразумения, и чесное слово, нам стоило попытаться разрешить все мирным путем. Рвите меня на части, но я никогда не считал стратегию Мак-Артура и ему подобных чем-то достойным внимания. Как это ни банально, но в мир я верил больше, нежели в оружие.

Я находился в своей каюте на "Цезаре". На столике из органического стекла передо мной лежал ранец Ковалева. Довольно таки потертый, из золотой рифленой кожи. Надо признать, вещица удивила меня своим видом. Я сразу вспомнил суворовских солдат на картине "Переход через Альпы". На спинах у них были такие же штуковины. Этот ранец по-настоящему заинтересовал меня. Должно быть, по этой причине я и захватил его с собой. Кроме того я собирался на досуге повнимательнее ознакомиться с личными вещами дежурного. Как ни крути, Ковалев играл одну из ключевых ролей во всех этих событиях. Будь он в состоянии говорить, уверен, дежурному нашлось бы о чем порассказать нам. Например, от кого он отстреливался в эти дни, почему ему пришлось это делать?

Пересев ближе, я принялся укладывать вываленные вещи обратно в ранец. Ничего особенного я не обнаружил. Несколько плиток шоколада, детская игра-головоломка, странной формы очки и какие-то таблетки. Это не считая пары платков и блокнота, зарисованного пугающего вида рожицами.

Полчаса назад я интересовался у доктора состоянием Ковалева. В ответ первый лекарь "Цезаря" посоветовал мне заниматься своими прямыми обязанностями. Прекрасный в общем-то человек, он становился невыносимым, стоило в его палаты угодить больному. Теперь их было двое: Ковалев и Командор. И ни к тому, ни к другому док не подпускал никого на пушечный выстрел. И все-таки я знал, что уже дважды док пытался вывести Ковалева из состояния глоссальной комы, но всякий раз ему приходилось отступать. Может, оттого он и злился на меня. Доктора раздражало мое нетерпение. Первоначальный диагноз - стойкая глоссолалия - подтвердился, и насколько я понял, спешка в данном случае могла только навредить больному. Словом, ни о каких допросах не могло быть и речи. Глоссолалия означала невменяемое состояние, сопровождаемое бредом и общим упадком сил. Доктору ничего не оставалось делать, как вгонять больного в сон и, колдуя над энцефалограммами спящего, надеяться на лучшее.

Светлые блики метнулись по стенам, заставив меня обернуться. Светился экран видеофона, и с этого экрана угрюмо глядело лицо Кола Раскина, моего второго помощника.