Андрей Щупов - Выхожу один я на рассвете

А чуть дальше - за многолетним кряжистым перевалом мой первый армейский день, нелепый, как шуруп, и серый, как алюминиевая пыль. Отпечаток ступни посреди новенькой тетради, школьный жевыш из промокашки.

Триста гавриков на плацу - одеты кто в чем, бритые и лохматые, в очках и преимущественно пьяные. Кто-то из сопровождающих пошутил, сказав, что до места службы три дня пути. Оказалось чуть меньше. Всего-навсего - три часа. А посему собранное в дорогу съето и выпито в рекордные сроки - в эти самые часы. Многим откровенно тошно, строй покачивается на ветру, и оттого глядеть на нас - сущее наказание. Хмурые сержанты и лейтенанты бродят вдоль икающего и пукающего человеческого забора, нервно почесывая кулаки, отбирают "товар". Тем же занят стоящий на отдалении пузатенький, напоминающий откормленного ежика полковник. Сердито листая наши личные дела, он бормочет под нос сочные многоэтажные ругательства:

- Папа египетский!.. Мениск какой-то, диоптрии, ничего не понимаю! Охота стекла носить, ладно, только причем тут зрение! - Он косится в нашу сторону. Полковничий рык накрывает плац, как шаль детскую фигушку. Мы по-овечьи вздрагиваем. Глотка у полковника воистину богатырская.

- Как это может быть плохое зрение! Вы что, еперный театр, старики подзалетные?

Подзалетными стариками мы себя не ощущаем и потому стыдливо опускаем головы.

- Сейчас проверим, какое там у кого зрение! Развели, понимаешь цирк на Таганке! - Папка в руках полковника звучно захлопывается. - Ну-ка, вот вы с краю! Ты, ты и этот вот - в рубашке клетчатого цвета... А ну, оба сюда!

Повинуясь мясистому пальцу начальника, лейтенанты выволакивают на середину плаца замеченных очкариков.

- Снять стекла! Стекла, говорю, снять! Линзы, в смысле. И не хрен мне щуриться! Ишь, завытягивали морды!.. Ну-ка, вот ты, рубашка в клеточку-цвета! Быстро и четко назвать номер вон той машины.

Худой и длинный, как жердь, очкарик слепо озирается.

- Ну, еперный театр? Номер какой, спрашиваю?!

- Я это...

- Номер! - рычит полковник.

Очкарику стыдно и страшно.

- Я обязательно скажу, - лепечет он, - честное слово, скажу. Вы только покажите, где машина...

Машина в сорока шагах, но очевидно, что бедолага не способен разглядеть даже ее. Самые прозорливые в строю робко прыскают смехом. Физиономия полковника багровеет.

- Вон! - Блажит он и топает толстыми ножками. - Всю эту инвалидную команду немедленно на автобусы - и в Египет! К японкам в купель! Привезли, так-перетак! Защитничков родины! Без стекол шагу ступить не могут! А мы тут грудью их корми! Воспитывай себе на больную мозоль!..

Я улыбаюсь и шашлычком переворачиваюсь на другой бок. Интересно, как бы отнесся школьный майор к истории на плацу? Может, стоит ему рассказать? Впрочем, лучше не надо, поссоримся. А он мужик славный, того не заслуживает.

***

Часам к тринадцати Агафон напоминает о себе, двигая по кухне табуреты. Заодно разбивает пару немытых стаканов. Пусть по-своему, но ему нравятся чистота и порядок. Кроме того, он уважает активных людей, и моя горизонтальная поза его явно раздражает.

- Все, все, встаю! - Я делаю мужественный рывок и поднимаюсь. Поиграв со струей из-под крана, выцеживаю полпакета холодного кефира. Больше ничего не хочется, жарко. Заметаю на кухне осколки и точно древний бематист начинаю слоняться по комнатам. Занять себя абсолютно нечем. С красками неуверенно подступаюсь к этюднику, но должного настроя нет. После прозаических оценок вчерашних моих гостей взгляд на картину существенно меняется. Словно кто попробовал на зуб монету из моего кармана, порадовав новостью о том, что металл гнется. Что ж... Как говаривали классики, жизнь прекрасна, и с этим, увы, приходится мириться.

Солнечный отблеск гуляет по стенам. Я приподымаю голову и запоздало соображаю, что отблескам есть вполне научное объяснение. Снова балуется с зеркальцем Марина, живущая напротив. Посылает мне светошифровку. Дескать, сос, иду под снос. Красота, молодость, фигура - все простаивает и пропадает. Понять девушку можно, но фигушки! У нас тут свой сос, и желание поиграть в пятнашки напрочь отсутствует.

Прибравшись на кухне, я раскатываю в гостиной купленный накануне малинового цвета палас. Прищемив его ножками стола, усаживаюсь в позу лотоса и жду прилива хорошего настроения. Ибо за отливом обязан быть прилив, а красное на меня всегда действует положительно. И я совсем забываю о Людмиле, а между тем именно ее звонок заставляет меня подскочить на месте.

Глава 8 Гость в дом - подставляй щеку!

Она проходит прямиком в комнату - ни дать, ни взять спущенный со стапелей боевой крейсер. Бушпритом вонзается в клейстер моего одиночества. Остренькая грудь - вперед, и никаких бюстгальтеров! Губы яркие, словно малиновый прожектор, удлиненные на добрый сантиметр ресницы дают отмашку цокающим каблучкам. Людмила умеет одеваться ярко, и, видимо, за эту яркость я ее когда-то и приметил. Поздно сообразил, что за привлекательностью мухомора кроются иные менее приглядные качества. Людмила, увы, оказалась столь же яркой, сколь и ядовитой.

- Сначала дело! - сухо бросает она, выкладывая на стол пакетик с разовым шприцем и коробку с ампулами.

- Дело так дело, - я бреду на кухню и яростно полощу руки под краном. Все равно как хирург перед операцией. Тщательно протираю кухонной тряпкой пальцы. Тряпка немного сальная, но даже в хирургической стерильности не стоит доходить до фанатизма. Внутри потихоньку нарастает беспокойство. Людочка не тот зверь, чтобы забегать просто так, а курс витаминов, который она сама себе прописала пару месяцев назад, давным-давно кончился. Либо меня снова хотят соблазнить, либо мечтают надавать тумаков. Первое влечет за собой целый шлейф житейских проблем, второго я тоже не без оснований побаиваюсь. Теоретически мы с Людмилой пребываем в прежних приятельских отношениях, на деле же между нами успела пробежать жирная черная кошка. Деталей никто не уточнял, но видимо, приспела пора. Увы, с женщинами вечно так - либо любовь, либо кошки.

Я возвращаюсь в гостиную и вижу, что она уже лежит на кушетке - насупленная, деловая, сосредоточенная.

- Расслабьтесь, больная! - Шутливо говорю я и извлекаю из упаковки шприц. Заодно изучаю принесенную ампулу. Витамин Бэ-6, болезненный, но полезный. Людочка помешана на медицине. Не вылезает из косметических центров, трижды в год проходит курсы витаминизации. Носик ампулы с хрустом отламывается, я хмурю брови, позволяя шприцу досыта напиться.

- И еще, - произносит Людмила, когда я подступаю к ней во всеоружии. - Я тут наводила справки, ты, оказывается, неправильно ставишь уколы.

- Да что вы говорите!

- Мне объяснили, что при внутримышечной инъекции шприц надо всаживать по рукоятку. Иначе могут быть абсцессы и нагноения. Ты рисковал моим здоровьем!