Лестер Дель Рей - Атака из Атлантиды [сборник]

Эли было очень трудно уснуть, думая о том, что Мейа лежит в соседней комнате обнаженная. И ночь, и другую. И лежать будет столько, сколько потребуется для его полного выздоровления. Он — здесь. Она — там. Девушка настояла на том, чтобы за ним ухаживали и Клеон, и она сама. Однако все остальные образы из его мыслей вытесняла картина ее возможного посещения Земли. Ну, допустим. Отправится.

Доедет. Подымет тонкую руку — и что тут начнется? Нет, надо думать о позитивном. Отправится. Доедет. И руку подымет. И оттуда, как из рога изобилия… Трудностей, конечно, не миновать. Здешний Администратор планеты уж очень был несговорчив, лично к Мейе претензий не имел. Но она была — богиней Лудха. Почти частью ландшафта. И что? Так он ее просто отдаст? Больше всего на свете ему захочется вернуть чудо-девушку обратно. По закону или минуя его. Когда семьи сенаторов на Земле узнают о том, что она может делать, поднимется страшный переполох. Начнутся всякие пакости, на которые и приличные люди подчас идут с дорогой душой, стоит в воздухе раздаться окаянно отчаянному запаху денег.

А исполнение самых сокровенных желаний — на Земле будет денег стоить, можете быть уверены. И Мейа о том вообще не узнает. Все будет в тайне, но ко всему приделают ноги.

Угрозы, насилие, подкуп, шантаж. Попытки воровства детей, круговая чернуха, и не исключено, что ради иллюзорной цели проконтролировать ее, свершится не один дворцовый переворот. Ей будет хуже, чем таршианской гипнотической ящерице, жившей в прошлом столетии и переведенной на порошок для принтера из-за особенных свойств бессмертия, осеняющих всякое, им, порошком тем, оттиснутое слово. Кроме того, как ни хотелось бы думать, но надо — здесь тоже могли возникнуть проблемы с ее отправкой на Землю, как дело пойдет, сказать заранее было нельзя, но богиню, возможно, окажется проще убить, чем, уже зная грядущие перспективы, нарисованные в буйном сознании Джадсона, везти на Землю.

В течение нескольких дней, иногда прибегая к помощи Клеона, Эли пытался отговорить Мейу от поездки. Но язык не поворачивался сказать ей, нельзя обо всех думать одинаково, детка. В смысле, одинаково хорошо. Так за Земле считают только придурки, за что им и достается крепче, чем остальным. Только Мейа верила в хорошо. Как и в то, что сможет сделать все, что угодно. И — своими руками. Всерьез, в общем, решила претворить в жизнь мечту.

— Никто не принесет вреда девственной богине, — убеждала его она, пытаясь хоть как-то оспорить горячие аргументы в пользу рискованности задуманной акции.

— Почему девственной, если вашу главную богиню называют Матерью? Почему она воплощается только в девственниц. Разве тут нет противоречия? Есть. Да и богиня ваша, несмотря на ее доброту, она б, думаю, разорвала тебя на куски, если бы ты потеряла свое целомудрие.

— Она — Всеобщая Мать, а не просто некая богиня. Разрывать меня на куски никто не станет, — простодушно размышляла Мейа. — Да я и не могу иметь потомство. Родить от наших мужчин.

— А от наших?

— От ваших — да. Такое было бы возможно, пожелай я иметь детей, полюби мужчину и тем самым сойди со своего пути, с дороги божественного. Но я не собираюсь терять того, что имею.

Ее слова заставили его вернуться к реальности. Он опять подумал о Мейе как о человеке. Проклятье, она могла выглядеть внешне — как женщина. Но было бы проще зачать ребенка от дерева на Земле, чем от нее, вожделенной. Ни одна из его хромосом не смогла б сочетаться с ее. А уж эта наивность… Очевидно, какой-то особый ген. Злонеприятия.

Или врожденная слепота на опасность. Дорога божественного, тропинка добра, улица милосердия, место правосудия.

И он хотел завалить эту овечку? Она, видимо, даже не понимала, что в такие моменты чувствуешь и куда вылетает душа. К тому же, было неважно, какие доводы тут можно приводить, а секс все-таки был изначально предназначен для того, чтобы иметь детей.

Кроме того, он ничего не знал о сайонезской анатомии.

Вот если заглянуть ей под юбку… Да возможно, что там вообще ничего не было человеческого!

Она вдруг рассмеялась, уставясь на него бесстыдно:

— Эли, если ты хочешь, чтобы я сняла одежду, почему не попросишь об этом? Овечка не возражает, правда. Давай. Ты сможешь разглядеть топографию сам.

— Иди-ка ты к черту! — ответил он, решив собраться и тут же уйти. Может, она и невинна, но не в мозгах. Тут у нее все было схвачено. Прекрасно понимала: почти влюблен. Желает ее. И наслаждается этим. Неразрешимостью ситуации. Тянет время, смакуя. Погибает…

Решил он уйти, но остался. На пятый день после начала своей болезни отправился в Калву. Конечно, они могли бы поехали вместе, но это было не очень удобно. Не очень эффективно. И вот, вместо того, чтобы нести вещи или трястись сейчас где-нибудь под мотором, переживая путешествие, он отправился с ней на вершину небольшого холма, где любил бездельничать.

Они подошли к небольшому откосу, который неплохо защищал от ветра. Эли уселся на брошенное одеяло. Он плохо спал прошлой ночью и сейчас собирался вздремнуть, несмотря на колотящееся сердце и временами накатывающий озноб. Мейа принесла с собой единственную книгу, которую Клеон сохранил со времен своего ученичества — старое земное издание нескольких книг Библии. Должно быть, девушка с Клеоном выучили эти проповеди наизусть и регулярно обращались к ним. Джадсон с удовольствием растянулся на одеяле, вдыхая диковатый запах цветов, который напоминал ему земной вкус — горького миндаля, а Мейа уютно устроилась рядышком. Возможно, умышленно, она оказалась к Эли ближе, чем должна была быть. Так близко, что было видно, как вздымается ее грудь при каждом вдохе.

Он подскочил с громким возгласом. Он уставился на нее, как полный идиот. Грудь? Откуда у нее взялась грудь, если прежде Мейа была плоской, как растительный лист? Такой он впервые увидел ее!

Но теперь дева стала иной — и произошло это совсем быстро.

— Ты же хотел, чтобы у меня была грудь, вот я и изменилась, — отозвалась Мейа влажным, мерцающим голосом. Хорошо, что заметил! У меня и кожа перестала быть зеленоватой, потому что тебе она не нравилась. И линия на животе, обозначающая сумку, тоже исчезла, видишь?

Да, он видел, но в тот момент был слишком изумлен произошедшими с ней метаморфозами. Бели Мейа использовала набивку, то заштопала просто замечательно.

Она, видя его удивление, объяснила:

— Набивку? Груди настоящие. Я выбрала в твоей памяти те, которые тебе больше всего нравились. Ты можешь коснуться их, если не веришь мне. Но я не обманываю. Попробуй. В конце концов, это ничего не означает — по крайней мере, для меня…

Но когда пальцы Эли скользнули ей под одежду, дыхание у обоих участилось. Он почувствовал, как волнуется девушка. Соски на ее груди поднялись, его руки прильнули…