Лестер Дель Рей - Атака из Атлантиды [сборник]

— Доктор Феррел, подождите!

Один из тех, кто доставил аппарат, попытался что-то объяснить Феррелу, но у того не было времени на формальные инструкции. С недовольным видом он направился обратно к столу, на котором лежал Йоргенсон, но по пути обратился к Джонсу: — Уберите отсюда всех, чтоб не мешались под ногами. А потом приготовьте кровь для переливания.

В каком-то далеком, темном, отстраненном от всего происходящего, уголке сознания Феррела засела странная мысль: сможет ли он сейчас подтвердить свою репутацию лучшего в мире хирурга, как недавно он хвастался Дженкинсу? Когда-то действительно было так, и, он мог утверждать это без ложной скромности, но с тех пор прошло столько лет, а сейчас его ожидала дьявольски сложная работа. Когда Феррел принимал решение использовать стимулятор, он находился под действием воспоминаний о том, как легко и гладко прошла демонстрация этого прибора на собаке, устроенная Кубеликом на конференции. Феррел и сейчас помнил все самые мелкие подробности, в своих руках он был уверен, но чтобы быть великим хирургом, нужно обладать еще кое-чем. Сохранился ли еще у него этот дар? Феррел не мог ответить наверняка.

Потом, уже принявшись за работу, когда его пальцы стали совершать необходимые микроскопические движения, а Додд превратилась во вторую пару послушных любому его приказу рук, он перестал сомневаться. Чем бы это ни было, он чувствовал в венах его ток, оно переполняло его чистой радостью — где-то над и позади окружающей лихорадочной спешки. Наверно, это последний раз, когда ему суждено испытать это чувство, и если операция пройдет успешно, именно его он положит в копилку к тем сладостным ощущениям, которые хранились в сознании со времен прошлых триумфов. Человек на столе был уже не Йоргенсон, заставленная сверх всякой меры приборами операционная лазарета превратилась в главную лабораторию клиники Мэйо — той, которая дала жизнь этому странному аппарату и откуда пришла Браун, — а его пальцы снова стали пальцами Великого Феррела, волшебного открытия Мэйо, который, встав с утра, еще до завтрака дважды успевал совершить невозможное, не пошевелив и пальцем.

Сам аппарат тоже занимал его мысли. Он был такой большой и уродливый, с торчавшими в разные стороны всевозможными деталями, и, скорее, напоминал орудие пыток из подвалов инквизиции, а не последнее достижение научной мысли. Однако он работал: Феррел сам видел, как он действует. В глубине, среди беспорядочно нагроможденных друг на друга узлов и деталей, возникали микротоки, потом они модулировались и поступали к сердцу и легким, где заменяли естественные сигналы, которые не могли дойти от мозга, либо сам мозг больше не посылал их, чтобы обеспечить нормальное биение сердца или сокращение мышц грудной клетки. Это было дитя союза медицинского и электронного гениев, но как бы замечателен ни был сам аппарат, он был вторичен по отношению к разработанной Кубеликом методике, позволившей определять и соединять только соответственные нервные окончания и пучки, то есть расширить границы медицинской практики, выйти за пределы, за которыми раньше лежало невозможное.

— Доктор Феррел, сердце чуть пошевелилось.

Браун потревожила ход его мыслей. То, что она вообще решилась заговорить во время такой сложной операции, показывало, с каким напряжением ей приходилось бороться.

Феррел кивнул. Разговор за операционным столом, обычно раздражающий большинство хирургов, нисколько ему не мешал. Среди его помощников это было принято, и он всегда умудрялся слушать вполуха, реагируя на слова только частью сознания, оставляя другую полностью занятой работой.

— Хорошо. Значит, у нас времени вдвое больше, чем я рассчитывал, — ответил он.

Руки, не останавливаясь, продолжали работу — сначала надо было закончить с сердцем: оно вызывало наибольшие опасения. Заработает ли аппарат, будет ли от него толк? — Феррел не переставал задаваться вопросами. Кураре и частицы изотопа пытались подавить друг друга в организме, и это была странная смесь. Однако аппарат действовал на нервы в непосредственной близости от жизненно важного органа. Он посылал сильные импульсы прямо в мышцы, чего мозг сделать не мог из-за парализующего действия кураре, который блокировал весь нервный канал — от мозга до органа; но сможет ли искусственный сигнал пробить этот блок, пускай даже на небольшом расстоянии? Возможно, ведь уровнем сигнала можно было управлять. Был только один способ проверить это: попробовать.

Браун отняла свои руки и уставилась вниз непонимающими глазами:

— Оно бьется, доктор Феррел! Само! Оно само бьется!

Он снова кивнул и улыбнулся, хоть из-за маски никто не мог видеть его улыбки. Его техника все так же была на высоте, и он все сделал совершенно правильно, хотя видел демонстрацию только однажды — на собаке! Он все еще Великий Феррел! Наконец его «Я» вновь сократилось до нормальных размеров, однако душевный подъем все еще сохранялся, а новые силы, которые придал ему этот успех, он направил на решение ставшей первоочередной проблемы: как окончательно вытащить Йоргенсона с того света. А потом, когда и легкие смогли работать самостоятельно, сестра отошла от аппарата искусственной вентиляции, Феррел стал не только надеяться, но и рассчитывать на это. Вскоре со всеми оставшимися деталями было покончено, Феррел отступил от стола, откинул с лица маску и стянул с рук перчатки.

— Мои поздравления, доктор Феррел! — раздался незнакомый голос. — Вот уж действительно великолепная операция. Вы великий хирург. Я было почти остановил вас, но теперь рад, что не сделал этого. Наблюдение за вами доставило мне огромное удовольствие.

В недоумении Феррел поднял глаза: перед ним, улыбаясь, стоял какой-то бородач — тот, что пытался остановить его перед началом операции. И вдруг Феррел понял, что перед ним стоит… сам Кубелик! Он попытался выжать из себя какие-то невнятные объяснения, почему не узнал его раньше, но Кубелику не нужны были никакие извинения: он схватил руку Феррела своей огромной лапой и сердечно пожал ее.

— Я сам прилетел. Видите ли, я не решился доверить аппарат кому-нибудь другому и, к счастью, успел на самолет. А потом, когда вы просто смели меня с дороги еще до того, как я смог предложить свою помощь, я видел, что не было времени на препирательства. А вы были так уверены в себе… я стоял рядом в сторонке и проклинал себя. Теперь я могу возвращаться, раз моя помощь вам больше не нужна — о вас заботятся какие-то высшие силы. Нет… не говорите ни слова! Ни слова, сэр. Словами вы испортите все чудо. Меня ждет вертолет. Я улетаю, но я всегда буду восхищаться вами!

Феррел остался стоять, глядя на свои опущенные руки.