разные - Журнал ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ. Сборник фантастики 1976-1977

— Если за семь дней его организм не отторгнет генный заряд, мы сможем спокойно докладывать об успехе.

— Семь дней не так уж мало, шеф. Включаю!

— Мама, ты ведь не сердишься, что я запоздал?

— Нет, мой малыш.

— Дежурный, сделай голос теплее, вспомни, каким голосом говорят матери! Подчеркни гармоники озабоченности.

— Иди, знаешь, какую вкусную картошку я нынче пожарила, ты себе пальчики оближешь

— А сказку перед сном расскажешь?

— Дежурный, расфокусируй немного глаза женщины, чтобы выглядели прослезенными. Тогда дети становятся другими.

— Конечно, расскажу тебе одну веселую сказку, но сперва поешь. Про Красную Шапочку ты вроде бы не знаешь, а?

— Нет. А я тебя люблю!

Зернышки ожили, трепещут в живом кристалле, иллюзии текут по тысячам тонких световодов, и лазеры превращают их в явь. Танцуют многоцветные спирали, сплетаются, расплетаются, превращаются в прозрачные конусы, пестрые и привлекательные, как поделки народных умельцев. Волны и поля покорны воле компьютера, пред глазами камер, зеркал и резонаторов разыгрывается голографическое действо, интегральные излучатели жестоко правдоподобны, и кванты моделируют мирозданье площадью в двадцать квадратных метров, где обитает добрая женщина из зернышек серебряного хлорида и мальчик с евгеничным зарядом.

— Пусть женщина его не целует, мальчик уснул. Отключи аппаратуру, — говорит Старший конструктор. — Оставь включенным только амнезатор!

Он должен забыть обо всем. Завтра ему снова предстоит открыть лес возле института, реку, мосток, будто он никогда здесь и не бывал. Времена подопытных кроликов миновали, и я не знаю самопризнания жестче, чем это. Он никогда не простит мне ложь, голографическую мать, синтезированную любовь. Но я не знаю, перед кем в большем долгу — перед малышом или перед тысячами детей, которые появляются на свет с наследственными уродствами, генетично обремененные и обреченные. Их можно спасти посредством генного заряда от здоровых людей, и это единственный способ борьбы с несовместимостью, единственный способ преодолеть генетическое насилие — да, это так, психологическое насилие. Насилие для борьбы против насилия — пойми меня, у меня нет иного выхода, ты должен доказать мою правоту.

Все было бы прекрасно, если бы не препятствие в образе дяди Васко с веткой спелых черешен. Когда он это видел, почему это намертво втиснулось в его хрупкую память, почему непобедимо? Ты должен его забыть, забыть в семь дней.

Потому что нельзя перестроить гены, не «разрядив» предварительно память. Да, это нелегко. Это на грани возможного.

Но ведь во имя жизни больных детей!

А пока спи спокойно, мой малыш, стрелка амнезатора — на делении «III». Ты должен забыть этого дядю Васко и ветку спелых черешен. Прошу тебя, малыш, забудь его. Это единственный способ снова вернуться ко мне. Я не могу иначе, я не властен над чужими детьми.

Спи, малыш, спи и позабудь.

— Мама, ты ведь не сердишься, что я запоздал?

— Нет, мой малыш. Иди, знаешь, какую вкусную картошку я нынче пожарила, ты себе пальчики оближешь.

— А сказку перед сном расскажешь?

— Конечно, расскажу тебе одну веселую сказку, но сперва поешь. Про Красную Шапочку ты вроде бы не знаешь, а?

— Нет. А я тебя люблю.

И тогда неизвестно откуда появляется тот самый знакомец и останавливается у деревянных ворот Лицо у него цвета раскаленного железа, и, как всегда, в руке ветка спелых черешен. Мальчик бросается к воротам, его босые ноги стучат по черепичным плитам, мимо роз, мимо колодца.

— Как тебя зовут? — спрашивает мальчик.

— Васко.

— Ну и ну! И я Васко.

— Дежурный, верните его немедленно.

Знакомец движется по косогору, слегка согнувшись вперед, искривленный, как зеркальное колечко под часами в доме учителя.

— Эй, дяденька! — окликает мальчик человека с усталыми от бессонницы глазами — А почему и меня не возьмешь с собой?

— Дежурный, пусть мать закричит, пусть догонит его. Включи поперечное поле. Обычно его воспоминания останавливаются на этом месте, но ты включи поперечное поле. Он не должен соглашаться взять его с собой, мальчик не должен уходить с ним. Это же конец — мальчик не должен возвращаться к самому себе. Ты понял: не должен возвращаться.

— Эй, дяденька, а почему и меня не возьмешь с собой?

— Повысь мощность до пяти мегапсих, подними альфа-ритм. Слышишь, Дежурный, блокируй все до этой отметки!

— Эй, дяденька, а почему и меня не возьмешь с собой?

— Идем, малыш.

— Я сделал все возможное, шеф, не могу. Это уже не воспоминание. С этим нельзя бороться. Мальчик продолжил сам себя, он одолел переживание и превратил свое желание в реальность. Видите, как он протянул руку, будто кого-то держит. Будто идет с ним. Идут вдвоем — мальчик и продолженное воспоминание — и уходят. Как будто они уходят вдвоем — один рядом с другим. Потому что мальчик, как и любой человек, хочет быть только одним — самим собой. Значит, снова — в поиск!

Когда Андрею Северину сказали, что набрана новая группа для работы на Горгоне и что подготовка этой группы проводится по особой программе, он только усмехнулся и махнул рукой. Так или иначе на пятый, от силы на восьмой день работы станция превратится в сумасшедший дом. Кто-нибудь наверняка будет кататься в истерике по полу, остальные будут близки к этому. Потом прилетит беспилотный космолет и увезет всех на Землю. К тому времени геройские лица новых удальцов, как и тех, которые были до них. изрядно потускнеют. Горгона — это Горгона. Здесь в самом деле от нервной перегрузки можно окаменеть.

По сути дела, на Горгоне только и занимались исследованием непонятных эффектов и искали причину их воздействия на человека. Точнее, искали то НЕЧТО, что вызывает кошмары и каким образом ОНО это делает. Про сами кошмары уже известно практически все. Это были галлюцинации, сновидения наяву. Поначалу думали, что все эти чудеса реальны, но их не «засекали» никакие приборы, значит, они обман, иллюзия. Но какой обман! Обман всех чувств, вплоть до осязания. Рука, протянутая к «призраку», не проходила сквозь него, но наталкивалась на предмет, и вдобавок нужно было приложить усилие, чтобы сдвинуть его с места. Трагических исходов, правда, никогда не было, и, видимо, их и не могло быть.

Однако это ненамного облегчало жизнь людей на Горгоне. Попробуйте не облиться холодным потом, когда какое-нибудь фантастическое чудище, материализовавшееся из воздуха, словно только за тем и появлялось, чтобы напугать до смерти. Более девяти дней не выдерживал никто. Никто, кроме Андрея Северина. Это тоже была одна из тайн Горгоны — «феномен Северина», загадка для всех, в том числе для него самого. Никто не мог понять, как мог он проработать на Горгоне уже больше года и просто-напросто ни разу не испугаться, когда все остальные, а их перебывало на Горгоне с полсотни, буквально выходили из строя, нервы не выдерживали.