разные - Журнал ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ. Сборник фантастики 2007

Сотник скрестил руки на груди, на крыльцо посматривает. Кто-то должен решиться князя ножом пырнуть, пока срок не выйдет. Иначе и затевать не стоило. Но перетаптываются на крыльце да вздыхают.

Чуть сдвинулось солнце, удлинилась тень от столба. Руки у Арсея затекли; шевелит пальцами, кровь разгоняет. Промокла от пота траурная лента на лбу. Есень уж и стоять умаялся, присел на землю. С крыльца никто ни уйти не решается, ни на двор ступить. Арсей туда поглядывает, обжигает злой усмешкой. Ох, видится кому-то беззащитный князь лакомой добычей, так бы и отправил наследника за отцом вдогон. Нож — вот он, лежит, искушает. Да боязно: вины Арсея нет, а ну вмешается Верховный, как потом оправдываться будешь? Боятся враги. Боятся друзья: неисповедимы думы Верховного, призовёт к себе раба своего, а ты убийцей князя окажешься.

Спеклись губы у Арсея. Никто воды ему не поднесёт — нельзя обряд нарушать. На крыльце уже и не вздыхают; кто на ступени сел, кто навалился на перила. Один сотник стоит точно каменный, даже пот со лба не утрёт. А солнце застыло как к небу приколоченное. Палит. У Есеня рубаха к телу прилипла, желудок от голода подвело.

Гневается Арсей: если никто не решится, с позором князю дальше жить. И шепотки уже не удавишь, от подозрения не отмоешься. От гнева ноздри у князя подрагивают. Смотрит Арсей на сотника, точно приказать хочет, а тот глаза отводит.

Есень к лавке не шагнул — прыгнул, ухватил нагревшийся на солнце нож. Хороший нож, Есень такого сроду в руках не держал. В ладонь сам лёг, сам руку потянул, как правильно бросить, чтобы вонзился в живот связанному князю. Мрыг вам в глотку! Пусть хоть Есень сам сейчас тут и сдохнет, чем такая жизнь.

Успел увидеть, как подобрался у Арсея живот, расчер-тился напрягшимися мускулами. Клюнуло острие точно под рёбрами. Нож упал к ногам князя. На коже, побагровевшей от солнца, ни капельки крови.

Ноют запястья, точно верёвки ещё не сняли, и руки как не свои — деревянные руки. Ой, высказался бы отец, увидев, какую глупость совершил наследник. Понятно теперь, почему никто из его противников за нож не схватился: зачем им рисковать, когда идут к замку войска соседа, князя Валента. Арсей, как сопляк в ловушку влез, драгоценное время потерял. Теперь смотри, как собираются под стенами ратники. Еще до темноты штурм начнут. Сладок кус, Валент давно на него рот разевает.

Во дворе замка — крики, плач. Мало кто успел укрыться, больше там осталось, где сейчас чужаки идут. Слушай, князь, как по живым, точно по мертвым, голосят — это тоже твоя вина. Спасибо рыжему деревенщине: не заверши он обряд — больше бы лиха пришлось хлебнуть. Дёрнулись от воспоминания мышцы на животе, померещился летящий нож.

Арсей глянул вдоль стены. Сотник по ту сторону распоряжается, а по эту — князю держать. Ратники его злые: тоже слышат крики со двора. Пусть их меньше, чем захватчиков, но за родных драться будут.

Князь пошёл вдоль стены, как отец учил: огляди перед боем не только чужих, но и своих. Правильно учил: вон, затесался между воинами рыжий неуч. Арсей аж скривился, увидев, как тот меч ухватил. Будто оглоблю. Или кочергу. Недолго такой продержится, убьют сразу. Спасибо, Верховный, хорошей смертью освободишь от под-ковника. Пусть даже выпадет в этом же бою следом погибнуть. Арсей выдохнул, подставил грудь закатному ветру. Он уже и забыл, каково это — своей судьбой жить, от деревенщины не зависеть. Улыбнулся, невольно прислушиваясь к разговору.

— Страшно, малёк?

— Вот ещё! — на цыплячий писк сорвался голос рыже-

«Есень», — вспомнил князь.

— Не так. Руку свободнее, мрыг тебя куси, — выругался ратник. — Слушай, малёк, шёл бы ты отсюда…

— Не уйду я, понял?! Думаешь, мне драться не за кого?

Арсей оглянулся. Боится Есень, вон, губы дрожат, и веснушки темнее на помертвевшем лице проступили. Но попробуй меч у него отбери — зубами вцепится. Всё-таки молодец подковник, хоть и дурак — в таком бою от него помощи не будет, зря погибнет.

Заметил пристальный взгляд, обжёг в ответ из-под чуба. Убьют ведь бестолочь. А, чтоб тебе провалиться, подковник!

— Уберите его со стены, — велел Арсей ратникам. — Заприте где-нибудь, что ли.

— А я не уйду, — ощетинился. В меч вцепился, аж пальцы побелели. — Что, трусишь? Боишься, что тебя следом убьют? А пусть! Пусть лучше убьют, чем так!

Арсей рассмеялся. Махнул рукой: уведите.

Есень то кружил по крохотной клетушке, то падал на спину, замирал и глотал стыд пополам с радостью: он-то жив, не для него железо наточено, не его кровь на камнях останется. Не ему в свалку лезть, где снесут голову как болвану глиняному. Ох и страшно было, когда со стены глядел.

Время в темноте идёт незаметно: отгорел ли закат, или солнце лишь чуть ниже опустилось? Прислушивается Есень, но только крысы шуршат. Атам, поди, железо гремит, сотник басом орёт. Пробежался Есень от стены к двери, ударившись в темноте коленом, развернулся обратно. Эх, откуда ему знать, как там, в бою? Деревенщина! Влепился с отчаяния Есень в стену, точно мог её телом пробить.

…Время рвалось на клочья, сминалось. Не успеть! Арсей кричал что-то, сам не понимая, что. И рядом кричали так же — не горлом, всем нутром рождая вопль-рычание. Руки уже не были деревянными, их отогрела чужая кровь. Потерялась траурная повязка, и волосы лезли в глаза. Жаркий, совсем не вечерний воздух забивал горло и высушивал пот на спине. Рукоять срослась с ладонью,

Арсей знал: меч не подведет. Успеть бы! Удержать ещё немного, слышны уже команды сотника. Князь закричал и бросился на двоих, жалея, что некому сейчас прикрыть ему спину…

Есень сел, мотая головой. Вытрясая из ушей, точно воду, звуки боя. Помоги Верховный! Страшно-то как… Он провел ладонью по лицу, стирая чужой, почудившийся, пот. Сердце тряслось под рёбрами, как испуганный мокрый щенок. То ли правда, то ли привиделось?

Растянулся на полу, вслушиваясь. Ничего. Только шуршание и топоток крыс.

Дверь открылась, когда и ждать перестал. Появившийся в проёме ратник приподнял факел, вгляделся:

— Тут? Выходи.

— Как?..

— Отбили.

Спасибо Верховному! Сейчас бы князя найти, в ноги броситься: пусть отпустит узнать, как там дядька Свент.

Сгустился закат в темноту, закрыл двор. Из темноты кровью пахнет, точно к празднику скотину били. Есеня вдоль стены провели. Туда, где светился окнами храм и молчаливо стояла толпа. Есень запнулся, глянул на ратника.

— Отходит князь, — угрюмо сказал тот и внезапно озлился: — Иди давай… подковник!

Открылась дверь, ослепил свет. Дохнуло густым запахом розового масла, но Есень всё равно кровь почуял. Проморгался, разглядел множество свечей. Дрожат огоньки, когда Есень мимо идет.

У алтаря сотник и вед стоят. Есень первый раз видит, что сотник может горбиться. Ближе к статуе Верховного ещё сильнее запах масла и крови, и Есеню захотелось зажмуриться.