Лариса Михайлова - Сверхновая американская фантастика, 1997 № 01-02

Жульничество. Это, конечно, мошенническая проделка. Трюк на доверчивость.

Попытайся я сейчас подняться и уйти, стали бы они удерживать меня под страхом оружия, спрятанного под столом? Может, меня тут и ограбят, пока Павел будет сидеть терпеливо в машине? А то и того хуже — звуки этой музыки заглушат любой выстрел.

О, но это трио не знало наверняка, что деньги в тот момент были со мной.

— Покажите мне это ваше средство, — потребовал я.

Антонов нахмурился.

— Мы не берем его с собой в рестораны. Завтра после обеда я приду к вам в гостиницу. Мы обменяемся… по доброй воле.

Когда Павел вез меня по Московскому к «Балтике», он заметил:

— Мистер Берн, я заглянул в ресторан и узнал крупного мужчину, сидевшего с вами. Это преступник.

Я полагаю, его любопытство может быть оправдано, имея в виду мои таинственные встречи с незнакомцами, хотя и дня еще не прошло, как я прибыл в Калининград. Может быть, Павел вообразил, что я тоже уголовник. Или что я вовлечен в шпионаж? Что мой интерес к янтарю был только предлогом?

— Все в порядке, — успокоил я его. — Антонов предложил продать мне информацию о Янтарной комнате, которой я интересовался.

— Да, Антонов — его настоящая фамилия или, по крайней мере, он ею пользуется постоянно.

Ну, прямо умница Павел.

— А пожилого мужчину в очках вы узнали?

Мой помощник покачал головой.

— Павел, завтра после полудня Антонов придет в отель с информацией. Я подозреваю, что это будет Bauernfangerie [12] Bauernfangerie — мошенничество (нем.) .

«Ловушка для простаков». Какой яркий немецкий термин. — Я бы хотел, чтобы вы присутствовали при нашей встрече. Обещаю вам прибавку на выпивку.

Теперь мы уже пересекли кольцевую дорогу, и в темноте слева смутно вырисовывались десять этажей «Балтики».

Мой номер находился на шестом этаже. Мы прождали почти до вечера. Я глазел на пустырь сквозь густой смог, когда вдруг увидел белый «Мерседес», на полной скорости рывками заруливающий на стоянку. Машина едва не задела такси и автобус и не наехала на немецких туристов.

Крепкий мужчина, несомненно Антонов, вывалился из автомобиля. Схватившись за бок, он тяжело проковылял к входу. Он ранен?

Мы с Павлом ожидали у лифта. Вот и Антонов. К счастью, в коридоре никого больше не было. Нам пришлось дотащить его до моей комнаты и усадить в старое мягкое кресло. В него стреляли. Казалось, этот человек-буйвол умирает, хотя кровотечения почти не было. Должно быть кровь изливалась внутрь.

Я видел, как Янтаринка умирала от кровоизлияния, хотя внешне ее красота оставалась нетронутой.

Антонов неровно дышал.

Видимо, двойник, — пробормотал он по-английски, посмотрев на меня и на Павла. Павел сказал что-то по-русски, и его взгляд прояснился. — Телохранитель… — Рылов говорил…

— Это Павел. Не беспокойтесь. Он не знает английского.

— Вы встретили своего двойника, мистер Берн… Сходство особого рода… Павел, а вот вы — Петр. Оба святых помогают мне. — Мистика хлынула из него вместе с остатками жизненных сил.

Какой же простак попал в ловушку, если стреляли в Антонова, пытаясь предотвратить его встречу со мной?

— Что случилось? — взмолился я.

Кровь пузырилась на его губах, освящая сказанные им слова.

— Поспорили… Тот, у кого на хранении это средство… Ненавидит иностранцев… Если даже иностранец обладает видением… — Он закашлялся. — Излишняя трата времени… Ищите в сердце Высоких Татр, мистер Берн.

Высокие Татры в Словакии…

Он прошептал название города, которое я поспешил нацарапать на клочке бумаги. Антонов с трудом добрался до внутреннего кармана пиджака и вытащил стальной футляр для очков.

— Смотрите в них…

Я открыл футляр. Очки были очень старые. Оправа, бортики, дужки состояли из тонкого потускневшего металла. Линзы, несомненно, были янтарные и в то же время чистые и прозрачные. Несмотря на очевидный долгий срок службы, они выглядели удивительно похожими на очки Джона Леннона.

Это и было средство обнаружения Янтарной комнаты?

— Их сделал человек из Кенигсбергской гильдии, мистер Берн… Кристиан Поршин… в 1670 году… осторожно нагревая янтарь в… — он не мог подобрать английских слов и перешел на немецкий. — Leinol… Синий цветок, — он бормотал что-то, объясняя, но я хорошо знал, что значит Leinol, то есть льняное масло. Нагревать янтарь в льняном масле для очистки, затем шлифовать линзы.

А потом, мистер Берн, помните тот нацистский магический обряд…

Обряд с целью заколдовать очки? Настроить их на Янтарную комнату! Когда человек, наделенный видением, наденет их, он сможет разыскать потерянную комнату…

Наверное, было что-то магическое в этих очках уже в давнем семнадцатом столетии. Тогда еще наука и магия были неловкими компаньонами. Эти очки хранились где-то в Калининградской области при советской аннексии в этом твердом стальном футляре, но не фашистами. Здесь не должно таиться ни одного нациста. Ведь почти все немцы были убиты или сосланы в Сибирь, не так ли? Тайные русские монархисты стали хранителями.

На мое счастье, — а может это судьба? — Рылов оказался новичком в этом безумном деле националистического меньшинства, и мой поиск как бы послан Богом рехнувшимся поклонникам царизма. Хотя не всем так показалось! На белый свет выползли и те, кто глубоко ненавидит иностранцев. Святая Русь, священная отчизна, сохрани и восстанови свою силу. Не дай Западу осквернить свою душу. В монархистской клике произошла отчаянная ссора. Некоторым очень бы хотелось передать очки личности наподобие Распутина, но ни в коем случае не иностранцу.

Нет, речь уже не шла о простом мошенничестве, тут пахло убийством. И очки — тоже вряд ли подделка. Слишком большая вера была в них вложена, за которую заплатили смертью.

— Синие цветы, — повторял Антонов, будто призывая меня найти место в высокогорной долине, покрытое цветами небесного цвета. Этой незначительной детали придалась вся энергия ускользающего сознания.

Наконец он невнятно произнес что-то по-русски, Павел даже затаил дыхание. Конечно, в последние минуты Антонов перешел на родной язык — ведь любой из нас перед смертью позовет на помощь маму, которая его родила. А может, эти последние слова были молитвой?

Он умер. Его широкоскулое лицо осунулось. Раскосые глаза застыли.

Мне казалось, что падение с неба должно было убить Изабеллу сразу, прервать ее жизнь одним милостивым ударом. Сознание не возвращалось к ней более в минуты угасания. Ведь она ни разу не открыла глаз и не остановила взгляда на мне.

Павел с недоумением рассматривал очки. Единственное слово в разговоре между мной и Антоновым, которое он мог понять, было Leinol. Льняное масло и пара старинных очков. Почему я хотел потратить так много денег на старые очки? Каков был мотив убийства?