Алла Марковская - Волны. Сэнп

Гэл положил сына на печь, укрыл, взял два темных деревянных ведра и пошел за водой. В доме царило веселье, пять разбойников лежало у стены лицами вниз, руки у них были завернуты за спины и связаны кожаными ремнями. Молодой постоялец из купцов был отправлен своим отцом в городок за стражей, оказывается, есть тут в низине свои законы, запрещающие самосуд. Тем хуже для разбойников. Заметили, что слуга умер, веселье прекратилось, тело завернули в мешковину. Выпили молча по первому кубку, провожая слугу в дорогу, с которой не возвращаются.

Гэл вышел под дождь, парень, которому не посчастливилось быть гонцом, уже выводил своего коня из конюшни. Гэл открыл ему ворота, пропустил, посмотрел вслед. Увидел ворлока, тот темной тенью сидел на холме. Первым позывом было перевоплотиться и догнать перевертыша, но калтокиец сдержался и запер ворота на засов, поставил тонкую магическую сеть вокруг двора. Знал, ворлок эту сеть не заметит и уж тем более не сможет разрушить, но как только сунется на постоялый двор, Гэл его сразу же услышит. И за гонцом не побежит.

Хозяйка снова наполнила кубки и поблагодарила своих гостей за доблесть. Кэрфи охмелел, стоял рядом с ней, обняв за талию, глотая лярг из деревянного кубка большими глотками. Они в который раз хвалили друг друга, и количество поверженных разбойников возрастало. Гэл улыбнулся, сам не раз участвовал в подобных победных попойках, но сегодня говорить, пить и слушать похвальбу победителей ему не хотелось. Поставил ведра у входа, подумал: «Я зануда…» И вышел из дому.

На конюшне спокойно. Тихо посапывали кони, один негромко храпел, как человек. Огонек спал лежа.

Копна сена намного удобнее жестких лавок, Гэл лег и позволил себе уснуть, знал, кухарки со служанкой присмотрят за его малышом, а ему необходимо немного тишины и покоя.

Калтокиец спал без снов, провалился в бессознательное состояние, как в безвременье. Утром хозяйка постоялого двора присела рядом с ним, смотрела, как он спит. Он открыл глаза, приподнялся на локтях, ощутил тело, будто наполненое свинцом. В дверях конюшни увидел полоску серого неба в ватных облаках. Хозяйка протянула небольшой горшок с теплым молоком:

— Пей… И спасибо.

Гэл сел, пригладил свои волосы, выдернул из них несколько соломинок, зевнул, спросил:

— За что спасибо? — молоко взял, отпил, оно было парное и сладкое, пахло спокойным домом на окраине миров, где можно жить без забот о целостности Мира.

— Поешь красиво… — улыбнулась она, — и… кочергой хорошо управляешься. Мой отец был воином на службе у тоуна, ушел из войска, встретил мою мать, сироту… Домой не стал возвращаться, построил этот постоялый двор… тем и жил. Потом он умер… старые раны… мать следом ушла на «теплые берега медленной реки», я так здесь и осталась…

Почему она ему все это рассказывала? Просто потому, что хотела излить душу, получить его одобрение и услышать его утешение. То, что чувствовала, не осмысливала… Не думала о том, что рядом с ним и свет был чище, и краски ярче. Сидела рядом со странником-менестрелем, поила молоком и говорила о своей жизни. Забылись угрозы и недоверие, утром все иначе… Он сидел на сене, в руках глиняный горшок наполовину полон молоком. Она говорила о своем одиночестве, и в тоже время о том, что мужчин в ее жизни было много, о том, что слугу убитого жаль, хоть и пьяница был он, о том, что детей хочет, но первенец ее умер, потому и боится, а потом неожиданно предложила:

— Ты с другом поживите у меня, сейчас сезон дождей, я пока слугу найду, за лошадками присмотрите… — хозяйка постоялого двора встала, — девки-то мои бестолковые.

Гэл отдал ей горшок, тоже поднялся:

— Сегодня побуду, завтра должен идти.

— Ну, как хочешь, я бы не советовала, дороги вскоре совсем размоет, болота кругом будут, ты не сможешь идти, и малыш твой… Кэрфи сказал, что он твой. Но впрочем, решать — это твое право.

Она ушла.

Дождь не прекращался, моросил мелкими каплями, мгновенно пропитывая одежду.

Позже на резвых, низкорослых, мощных лошадках прискакали стражники. Вытащили пленных разбойников во двор, бросили прямо в грязь. Нарко пришел в себя, его мутило, на голове запеклась кровь, под глазом синяк — нахамил стражникам.

Гэл стоял в дверях конюшни, мечтал о сигарете и наблюдал за суматохой во дворе. Стражники в кованых кольчугах, в шлемах без забрал. Под кольчугами промокшие стеганки, на запястьях наручи, да наколенники на ногах, над сапогами. Все было слегка поржавевшим от постоянной влаги. Суровые лица, светлые бороды, густые, как лопаты и мокрые, как мочалка. Все высокие, как на подбор. Они даже допрос учинили и разбойникам и постояльцам.

Когда допрос закончился, Гэл вышел во двор, один из стражников увидел его и, подскочив, схватил за руку выше локтя. От воина пахло мокрым металлом и потом. Спросил:

— Ты что ли зверолюдь? — и засмеялся.

Хозяйка подскочила, оттеснила стражника от Гэла, отвлекая внимание первого на свой пышный бюст:

— Да какой же он зверолюдь, слуга он мой, уже дней пять, как служит, вон и дите его у меня живет… и брат его. И на конюшне помогает. Менестрель он.

— Зубы покажи.

Гэл продемонстрировал зубы.

— Ладно, менестрель, запрягай телегу, убивец грузить, — стражник обнял за талию хозяйку постоялого двора. — Раз Килла говорит, я ей верю, а то вот тот, — стражник указал на горца, — говорит — зверь ты, говорит, видел тебя зверем.

— Да какой же он зверь?.. — засмеялась Килла, рукой показывая, чтобы Гэл ушел, — мальчишка с южных земель, там разве зверолюди водятся? Это только в наших горах нечисть гуляет. Иди, мальчик, запряги телегу…

Вышел бледный местный менестрель, его шатало, а когда стражники начали его расспрашивать — и совсем вырвало. Оттолкнув стражников, страдалец ушел за дом. На него стражники не сердились, посмотрели в след с сочувствием, да и забыли.

Легко сказать… запряги телегу. Гэл хмыкнул… А как ее запрягать, кого в нее запрягать… Он удивленно посмотрел на хозяйку. Та махнула ему рукой — уходи, мол…

Прибежала через минут десять, Гэл сразу к ней с предупреждением:

— А я не умею запрягать телегу…

— Не важно, сейчас запряжем. Главное, чтобы Гранн о тебе забыл. Этот десятник подозрительный. Наверно тебе и вправду уйти нужно. Неужели ты оборотень? Скажи, я не боюсь… ты же странный.

— Какого коня выводить?

— Не признаешься. Не доверяешь?.. И врать не умеешь… Значит, горец правду сказал. Ну да ладно. Бери вон ту чалую кобылку и серого мерина, да не возись долго, чем быстрее уедут стражники, тем целее мой подвал будет. Я тебе парнишку из постояльцев в помощники пришлю.

Десятник распорядился забросить раненных разбойников на телегу и похоронить умершего, выматерил Гэла за отсутствие вожжей, перепроверил упряжь. Парень, который помогал запрягать коней, получил затрещину от отца и быстро пристегнул вожжи к уздечкам. Кони терпеливо стояли, опустив мокрые головы, им совсем не хотелось никуда идти, но что поделать с неуемными двуногими.