Сергей Малицкий - Главный рубильник (сборник)

– Именно для этого я тебя сюда и привез, – ответил Семен. – Смотри.

Он задрал дедову рубаху, и глазам Федора предстало тело двадцатилетнего парня. Идеальный изгиб позвоночника, крепкие мышцы, широкие плечи. Не иначе дед по привычке сутулился. Да и какой дед?

– Что это? – еле проговорил Федор. – Что это?!

– То самое, – усмехнулся Семен. – Наномодули с открытым контуром. Самоорганизующиеся системы. Стабильные и безотказные. Именно те, над которыми мы с тобой безуспешно бьемся уже десять лет.

– Это ты сделал? – побелевшими губами спросил Федор.

– Нет, – покачал головой Семен. – Отец.

– Он же умер пятнадцать лет назад! – вскричал Федор. – Ты же говорил, что его эксперименты закончились неудачей?

– Он погиб пятнадцать лет назад, – повысил голос Семен. – Я тогда в его лаборатории всего лишь лаборантом подвизался. Здесь это и случилось. Отец приехал по звонку. Фельдшерица звонила, сказала, что удар у деда. Отец и рванулся сюда. Приехал, упал и умер. Кровоизлияние. Хотя патологии никакой не было. И у фельдшерицы сельской, которая Михалычу укол делала, тоже кровоизлияние. Вот там, где я круги на луговине нарезал, ее и нашли. И все это в один день.

– Убийство? – переспросил, похолодев, Федор.

– Кровоизлияние, – повторил Семен. – Инсульт. Отец был ведущим специалистом института. Ни одна комиссия ничего не нашла. Случайное совпадение. Просто два здоровых, практически молодых человека получили одновременно и в одном месте инсульт. И умерли.

– А дед? – спросил Федор.

– Дед больше всех убивался, – ответил Семен, подбрасывая в руке четырехугольный бокс. – С тех пор и нанофобия у него. Он после того безобидного укола этой фельдшерицы едва тоже не умер. Страшная аллергия у него началась, глаз видно не было. Не знаю, как я его от больницы уберег. Вот этой штукой и спас. Это сейчас ей организм от наномодулей очищают и аллергии лечат. А тогда мы только мышам ее и кололи, чтобы приготовить их к следующим опытам.

– Бред, – покачал головой Федор. – Ни склероз, ни сенсорику этим не лечат. Раствор действует только на наномодули.

– А ты не больно ему верь, – вздохнул Семен. – Он говорит не то, что чувствует, а то, что в голову ему втемяшилось. Вот, например, Михалыч считает, что неминуемо погибнет, когда от дома отойдет. На похороны не поехал. Он вообще дальше родника от дома не отходит.

– Что твой отец сделал с ним?

– Года за два до смерти отца у деда тоже инсульт был. Полный паралич, потеря дара речи, прогнозы неутешительные. Ему тогда уже под восемьдесят стукнуло. Организм дряхлый, хуже некуда. Короче смерти ждали с часа на час. А отец уже тогда занимался программированием этой темой. Ну, вот именно тогда и выяснилось, что некоторые микромеханизмы могут вступать во взаимодействие с организмом на клеточном уровне, и более того, перестраивать себя с учетом изменения внешних условий.

– Ну, так и мы этим теперь занимаемся! – воскликнул Федор. – Но где результаты опытов твоего отца?

– Я их уничтожил, – вздохнул Семен.

– То есть? – воскликнул Федор, вскакивая на ноги.

– Именно, что уничтожил, – повторил Семен, потянулся к вешалке и снял с нее еще один небольшой кофр. В точности такой же, как болтался на плече Тамары, отметил про себя Федор.

– Фотографироваться хочешь? – язвительно спросил он друга.

– Нет, – покачал головой Семен, откинул крышку, достал из кофра продолговатый предмет, нажал на клавишу. Раздался треск, между контактов вспыхнула голубая молния, запахло озоном.

– Электрошокер? – удивился Федор.

– Да, – кивнул Семен. – Давно уже как-то попытался деда привезти в город. Точнее испытывал я его. Чувствовал что-то. Еле уговорил. Но только и на сто метров не отъехал. Дед словно окаменел мой. А я вдруг такую головную боль почувствовал, что едва успел электрошокером его ткнуть. Только что кровью потом не плевался.

– Так и у Тамары не фотоаппарат? – прошептал Федор. – Так она знает?

– Отец вколол деду приличный объем, – продолжал говорить Семен. – Затем привез сюда. Через пару дней дед пришел в сознание, еще через неделю начал ходить. Отец не хотел его из деревни забирать. Сам понимаешь, чем ему это грозило. Да и хотел исследования продолжить.

– Ну и что? – спросил Федор. – Отец погиб. Но ты, ты можешь продолжать исследования? Почему ты уничтожил результаты его исследований?

– Я боюсь, Федор, – тихо сказал Семен. – Не за себя. За всех нас. Я еще студентиком по просьбе отца приезжал сюда каждый месяц, делал наноочистку. А в тот раз забыл. Опоздал на неделю. Хотя отец и предупреждал, что у деда ломки могут начаться. Когда все это случилось, дед просто кишел наномодулями. Но что с меня взять, годы молодые были, голова пустая. А дед тут по полу катался. Так или иначе, только молочница как это увидела, сразу в медицинский пункт побежала. Я с ней потом разговаривал. С отцом же поговорить уже не успел. Он, когда звонок этот от фельдшерицы принял, побелел как.… Так на меня взглянул перед отъездом. Никогда себе этого не прощу. Именно тогда он и сказал мне, что если с ним или с дедом что-то случится, всю документацию по этому проекту надо уничтожить. И я сделал это.

– Значит это действительно возможно, – прошептал Федор, задумался, поднял голову. – Но зачем было повторять очистку каждый месяц? Вы продолжали делать ему инъекции?

– Нет, – сказал Семен. – Наномудоли уничтожаются полностью, я проверял. Но потом они появляются вновь. Другие. Неизвестные. Тысячи разновидностей!

– То есть? – не понял Федор.

– Организм их сам вырабатывает, – прошипел раздраженно Семен. – Это уже не Михалыч. Или не только Михалыч. Это генетически измененное существо. То, что сделал отец, то, что продолжаю делать я – это преступление. Это угроза всему человечеству!

– Ну, уж угроза? – присвистнул Федор. – С чего ты взял, что именно дед убил твоего отца, эту фельдшерицу? Это слишком фантастично. А вот твой молодой дед – это реальность. Его надо изучать. Необходимо взять образцы крови. Это победа, понимаешь? Победа!

– Пиррова победа, – прошептал Семен. – Ломки более никакой нет. Только стариковская мнительность. Наномодулей нет. Измененные клетки Михалыча вне его организма инертны и неустойчивы. И у меня нет образцов предыдущего штамма. И я даже не знаю, что деду вколола погибшая фельдшерица. Я ничего не знаю! Не прошу себе эту просроченную неделю никогда.

– Подожди! – поднял руку Федор, но Семен жестом заставил его замолчать.

Дед зашевелился, встряхнул головой, подтянул штаны, сел на скамье, виновато улыбнулся.

– Ой! Что-то я прикорнул маленько. Вот так-то милок, – он погрозил Федору пальцем. – Старость не радость, поживи с мое, поймешь когда-нибудь.