Джек Вэнс - Марун: Аластор 933

— По-видимому, — кивнул Эфраим. — Пока мы находились в вашем отеле, мерк не наступал?

— Нет, мерка не было.

— Вы не слышали и не заметили ничего, чем можно было бы объяснить мой отъезд?

Регистратор находился в явном затруднении:

— В высшей степени любопытный вопрос, ваше могущество! Не помню ничего существенного... хотя меня удивили слухи о том, что вы познакомились с инопланетным прохвостом.

Старик поперхнулся:

— Надо полагать, он злоупотребил вашим снисхождением — говорят, мошенник умеет втираться в доверие.

— О каком инопланетном прохвосте идет речь?

— Как? Вы не помните своих похождений в Новом городе в компании некоего Лоркаса?

— Забыл, как его звали. Лоркас, вы говорите?

— Мато Лоркас. Якшается со всякой новогородской сволочью, предводитель студенческой шайки кретинов-себалистов.

— Каким же образом умер кайарх Йохайм?

— Он погиб вскоре после возвращения в Шаррод, в битве с Госсо, кайархом Горджетто. Вы вернулись как раз вовремя. Через несколько дней вы уже не успели бы стать кайархом — говорят, кайарх Рианле предложил тризму, чтобы объединить владения Шаррода и Эккорда. Теперь, однако, ему придется отказаться от своих планов.

Перевернув пару страниц альманаха, старик-регистратор постучал пальцем по фотографии:

— Кайарх Рианле — человек страстный и целеустремленный.

Эфраим увидел красивое, утонченно-благородное лицо, обрамленное шлемом из блестящих серебряных колец. Крайке Дервас отличалась безучастным взглядом и нарочитым отсутствием выражения. То же можно было сказать о лиссолет Маэрио, скучающе уставившейся в камеру, хотя ее юность и привлекательность позволяли предположить живость характера — вероятно, достаточно бестолковую.

Регистратор осторожно поинтересовался:

— Намерены ли вы остановиться в нашем отеле, ваше могущество?

— Пожалуй, не в этот раз. И желательно было бы, чтобы вы никому пока не сообщали о моем возвращении на Марун. Сперва я должен выяснить некоторые обстоятельства.

— Прекрасно понимаю ваше могущество... О, благодарю вас, покорнейше благодарю вас! — последние слова относились к десяти озолям, столбиком выросшим на конторке.

Когда Эфраим вышел из «Королевского рунического отеля», уже наступил меланхолический умбер. Медленно прогулявшись вниз по проспекту Черных Джангкаров, он вернулся на рыночную площадь под навесом, где на сей раз задержался, чтобы полюбоваться на витрины и прилавки. Ассортимент товаров вызвал у него почтение, смешанное с искренним удивлением. Где еще во всем Скоплении можно было найти более поразительное по разнообразию сосредоточение изделий загадочного назначения, известного лишь немногим посвященным — судя по объявленным ценам, предававшимся безумному расточительству? Эфраим спросил себя: в каких областях он сам оттачивал эрудицию, каким предметом он сам владел с уверенностью виртуоза? Каковы бы ни были его знания и навыки, от них ничего не осталось — память зияла пустотой.

Слегка опечаленный, он спустился к реке по улице Бронзовых Шкатулок. Новый город затих. Гирлянды светильников еще горели вдоль набережной, но в пивных садах и кафе не было признаков буйного веселья. Отвернувшись от разноцветных огней, Эфраим поднялся по проспекту Чужеземцев к отелю «Интерпланеталь», зашел к себе в номер, бросился на постель и заснул.

Ему снились яркие, волшебные сны. Разгоряченный, Эфраим проснулся и тут же попытался собрать воедино разбросанные, тающие образы, чтобы уяснить смысл картин, казавшихся очевидными спящему воображению — но тщетно. Заставив себя успокоиться, он снова заснул — и крепко спал, пока его не разбудили удары гонга, созывавшего постояльцев на завтрак.

Эфраим покинул отель с наступлением семи-ауда. Фурад и Осмо царили в небе, проливая теплый желтый свет — знатоки сочетаний солнц считали его свежим, искрометным, радостно-беспечным, но лишенным вкрадчивой мягкости оттенков полного ауда. Эфраим задержался на минуту, глубоко вдыхая прохладный воздух. Печаль его почти испарилась — лучше было быть кайархом Эфраимом Шарродским, чем мясником, поваром или сборщиком мусора.

Он направился вниз по проспекту Чужеземцев. Оказавшись у моста, вместо того, чтобы повернуть налево и вверх по улице Бронзовых Шкатулок, Эфраим перешел на другой берег реки, в Новый город — и сразу почувствовал себя в среде, радикально отличавшейся от старогородской атмосферы.

Эфраим скоро разобрался в нехитрой планировке Нового города. Четыре главные улицы тянулись параллельно реке — Эстрада, кончавшаяся в студенческом городке, проспект Посредничества и две авеню, названные в честь Ауна и Дуауна, маленьких мертвых миров, вращающихся вокруг Осмо.

Прогуливаясь по Эстраде, Эфраим с интересом и смутным сожалением разглядывал кафе и пивные. С его нынешней, космополитической точки зрения заведения эти выглядели вопиюще невинными. Зайдя в пивной сад, он прошел мимо пары молодых влюбленных, прижавшихся друг к другу на скамье. Сможет ли он когда-нибудь беззаботно предаваться распущенности у всех на глазах? Наверное, даже теперь запреты прошлого стесняли его — в конце концов, его не было на Маруне всего шесть месяцев.

Эфраим обратился к дородному субъекту в белом переднике, производившему впечатление хозяина или управляющего:

— Скажите пожалуйста, вы не знаете некоего Мато Лоркаса?

— Лоркаса? Нет, не встречал.

Эфраим продолжал расспросы, продолжая идти на запад по Эстраде. Наконец девушке, торговавшей в киоске инопланетными журналами, имя Лоркаса о чем-то напомнило. Она махнула рукой в направлении студенческого городка:

— Спросите дальше, в «Гроте сатира». Может быть, он там еще работает. Даже если нет, там знают, где его найти.

И действительно, Мато Лоркас работал в «Гроте сатира», наполняя и расставляя кружки с пивом — высокий молодой человек с живым проницательным лицом и коротко подстриженными черными волосами. Лоркас не пытался производить впечатление прической или манерой одеваться. Когда он говорил, его тонкий рот язвительно кривился то в одну, то в другую сторону, а то и во все стороны сразу.

Эфраим наблюдал, не торопясь возобновлять знакомство. Заметные в Лоркасе чувство юмора, наблюдательность и склонность к преувеличенно цветистым выражениям вполне могли вызывать враждебность в людях, не одаренных этими качествами — но никак не вязались со злобным умыслом или коварством. Тем не менее, факты оставались фактами: вскоре после того, как он познакомился с Мато Лоркасом, Эфраима лишили памяти и отправили странствовать, беспомощного, как младенца, чтобы он потерялся в пучине звезд.

Эфраим подошел к бару и занял место на табурете. Лоркас не замедлил оказаться рядом. Эфраим спросил: