Валерий Генкин - Сшит колпак

— Хорошо, я пойду. — Дмитрий протянул правую руку. — Вот. Левая не поднимается. Думайте, к чему привязать эту. — Он бессильно опустил голову. Ниже, ниже. Спина скользила вдоль гладкого ребра люка, ноги согнулись. Когда холодные тонкие пальцы коснулись его запястья, Родчин резко выпрямился и ударил Игельника головой в живот.

Он снова бежит, теперь вверх, к пульту связи. Запереться там, вызвать «Углич»… Дверь навигационного отсека. Щелчок замка. Он переводит дыхание. Протягивает здоровую руку к пульту. Гаснет свет. Пульт мертв — отключили питание.

Мерные удары в дверь.

По привычке Дмитрий представил себя как бы извне. Одинокий треножник ракеты на лесной поляне. Кубик-отсек. И в этом черном кубике — он, Дмитрий Родчин, оглушаемый тупыми ударами в дверь. Потолок — сплошной акрезатовый лист. Пробить вручную невозможно. Удар. Пол. Под ним кабели и перекрытие из того же акрезата. Удар. Стена с тверью, естественно, отпадает. Противоположная стена? Там пульт. Наощупь не разобрать. Да и все пространство за пультом забито оптоволоконными жгутами. Удар. Легкий треск. Стена справа — экран. Диагональ семьдесят сантиметров. Демонтировать монитор… Удар. Треск. Можно, определенно можно пролезть. За платой хрупкая перегородка, дальше — коридор, камера с оружием и скафандрами. Удар. Шаг к пульту, справа внизу инструментальный ящик. Отвертка. Шаг к монитору. Угол пульта впился в бедро. Удар. Продолжительный треск. Восемь винтов крепят корпус монитора. Первый, второй. Он бросает их на пол. Щель света у края двери. Шестой, седьмой. Правая рука идет под бандаж экрана. Удар. Щель становится шире. Левая рука — боли он не чувствует — отсоединяет разъемы. Удар, хруст. Он протискивается в прямоугольный вырез. Ногой пробивает перегородку. Белая труха. Дверь в отсек сорвана, но последнего удара он не слышит.

Проскочить дверь навигационного отсека Родчин не успел: путь преградила тучная фигура Дамианидиса. Женька, очевидно, не смог протиснуться в отверстие от монитора, а Борис, конечно, шел по следам Дмитрия и через секунду будет за его спиной. Рыча от боли, Родчин выбросил левую руку к глазам Евгения. Тот мотнул головой, открыл шею, и Дмитрий ударом в горло свалил его на пол. И тут же повернулся навстречу Игельнику. Борис шел как-то вяло. Рот приоткрыт, глаза блуждают. Дмитрий перехватил слабую кисть, вывернул, завел за спину. Боль, Родчин знал, была невыносимой, но Игельник даже в лице не изменился — просто сник, осел. Дмитрий повел его по коридору, втолкнул в камеру со скафандрами, правой рукой нашарил сонник и впрыснул Борису в плечо минимальную дозу. Игельник опустился на ковер. Когда Дмитрий вернулся к Дамианидису, тот стоял на коленях, со свистом вдыхая воздух.

Между густыми бровями тускло светилось пятно. Цепляясь за стену, он стал подниматься. Родчин подошел вплотную и разрядил инжектор в бедро Евгения.

Теперь — связаться с «Угличем», сообщить Калине: теория дала трещину, их шутовской колпак оказался бессильным.

Дверь в навигационный отсек была сорвана. Пульт связи отлично виден с порога. Вернее не пульт — месиво металла, кристаллов, пластмассы.

Дмитрий лежал и размышлял. «Углич» принял аварийный сигнал, означающий, что связь прервана, а следовательно через трое суток Калина явится с группой спасения. Спасения спасателей. Пятой за два года, минувших с тех пор, как веселая компания Огастаса Финк-Ноттла наткнулась на эту планету. Красавец и остряк, исполнитель пародий собственного сочинения, автор бесчисленных розыгрышей, творимых беззастенчиво, но и беззлобно, Гасси Финк-Ноттл с дюжиной приятелей и их подружек провел здесь неделю и, вернувшись домой, восторженно описал прелести этого райского уголка. Планета Гасси (так стали ее называть, хотя был у нее, естественно, и каталожный код) имела и то неоценимое преимущество, что лишена была следов разумной жизни, могущих препятствовать колонизации. Возбужденное общественное мнение привело в действие нужные пружины, и для систематического описания на планету отправилась команда ученых во главе с видным космографом Ю Ынбу. Через несколько часов после посадки Ю Ынбу послал в эфир гроздь эпитетов и междометий, чуть позже — более разборчивую информацию о побережье, кое-какие изображения ландшафта, птиц и зверей и сообщил, что приступает к работе. И замолчал. Навсегда.

Группа спасателей Сигизмунда Кваши успела передать: никаких следов не обнаружено, поиск перенесен с побережья в горы. На повторном сеансе связи было показано человекообразное существо, судя по повязке на бедрах — разумное. Затем связь прервалась и более не возобновлялась.

Два последующих спасательных отряда готовились с крайней тщательностью. Разведка роботами. Страховка со спутников. Результат был столь же трагичен: спасатели вышли из зоны наблюдения и исчезли. Восстановить связь не удалось.

Благоразумие требовало остановиться, прекратить всякие попытки проникнуть на проклятую планету. Кое-кто высказывался за возрождение насильственных запретов, бытовавших во времена, когда на Земле существовали так называемые государства — общественные образования, навязывающие свою волю каждому человеку. «Конечно, — оговаривались сторонники возврата к древним традициям, — стеснение свободы личности весьма прискорбно, но в данном случае речь идет о сохранении самого святого — человеческих жизней…» Впрочем, отголоски архаичного сознания оказались слишком слабыми. Право человека распоряжаться своей жизнью осталось незыблемым. И новые сотни добровольцев объединялись в группы и готовились к десанту.

В разгар этих событий и родилась теория, или, точнее, гипотеза Калины-Цербаева. Поначалу она казалась абсурдной. Это и не удивительно: ведь для земного разума и происходящее на планете Гасси было нелепым. Мудрецы-планетологи и тренированные космодесантники, увешанные анализаторами, парализаторами и аннигиляторами, канули в неизвестность, в то время как участники пикника, легкомысленные юнцы, которые и угрозы-то никакой не заметили, вернулись домой невредимыми.

Валерий Калина, молодой ксенолог московской школы, и Чингиз Цербаев, крупный нейрохирург из Казани, предложили совершенно неожиданное толкование событий на планете Гасси. В основание их идеи легли многолетние наблюдения доктора Цербаева над пациентами, страдающими различными нарушениями лобных долей коры головного мозга. В практике префронтальной лоботомии Чингиз Цербаев сталкивался с весьма редкими видами поражения мозга, связанными с атрофией, повреждением или изоляцией части лобной доли. При этих заболеваниях у большинства пациентов наблюдались сходные симптомы в психической сфере: полное отсутствие чувства юмора в сочетании с повышенной агрессивностью и преувеличенным честолюбием. Как раз во время шумных дискуссий о планете Гасси в клинике Цербаева находились два пациента с удаленным участком лобной доли. Сохраняя довольно высокие профессиональные качества (один был математиком, другой — литературным критиком), они отличались злобным нравом и самоуверенностью и абсолютно не замечали молодой и веселой медицинской сестры, чьи остроумные шутки вызывали живой отклик других больных и персонала. Что если — предположили Калина и Цербаев — на планете Гасси существует некий аналог лоботомированного мозга, то есть форма разума, невосприимчивая к юмору и одновременно активно противодействующая любому осмысленному, целенаправленному, совершаемому разумным существом вторжению на его территорию. Методичные, но осторожные шаги группы Ю Ынбу могли насторожить систему защиты, вызвать ответные меры, и через сутки возникшее возмущение было подавлено. Последующие вторжения совершались активнее, энергичнее. Соответственно и реакция на них была стремительнее. В то же время хаотические действия Финк-Ноттла и его друзей вообще не воспринимались системой как разумные. Она их попросту не замечала. Опрос участников этой увеселительной прогулки показал: никакой планомерности маршрута, никакой логики поступков. Они купались, хохотали, объедались местными плодами, острили, напились наркотического сока какого-то растения и едва нашли свой корабль.