Коллектив авторов - Фантастика 1981

Стоило регулярно неделю-две подержать «жвачку Пата» во рту, как там начинали расти новые зубы! Лысины, смазанные розовой настой, прорастали волосами, как весенний газон; напротив, неуместный волосяной покров уничтожался им за деньдва, все дело было в концентрации раствора. Трудно перечислить все области человеческих интересов, затронутые средством Паттерлюха, Оно стимулировало умственную деятельность, но и могло тормозить критическую способность мышления. Будучи высушенным, оно становилось сильнейшей взрывчаткой, а в обычном виде его можно было использовать как напалм (вспомните взрыв в лаборатории). Оно годилось для уничтожения кроны деревьев в джунглях над предполагаемым неприятелем. Пустяковым количеством средства можно было отравить резервуары питьевой воды огромного города. Пропущенное через реактор, средство Паттерлюха приобретало необычайную радиоактивность и могло использоваться как начинка для так называемых «неразрушающих» бомб. И так далее. Как облучающий состав, средство было удивительно тонко отрегулировано: оно действовало детерминирование на белых, желтых и черных людей.

Концерн «Октан» немедленно заполучил право на монопольное изготовление розовой пасты по рецепту и технологии нашего старого недотепы, тут же превратившегося в гения, в спасителя западной цивилизации, зашедшей в тупик социального, энергетического и экологического кризисов. Концерн свернул некоторые виды своего производства и, наоборот, заложил с десяток крупных заводов по производству средства в разных районах мира — от Исландии до арабских эмиратов. Конкуренты трепетали и заранее перемещали капиталы в другие отрасли, не связанные с химией, ведь и последнему кретину ясно стало, что невозможно выстоять против такого изумительного, всеобъемлющего средства, изготовляемого к тому же из всевозможных отходов. «Октан» расправлял крылья, поговаривали о том, что ему не хватает жизненного пространства, ястребы потирали руки, безработные надеялись на тюрю из розовой пасты, старине Паттерлюху светила Нобелевская премия…

И тут он помер, скончался наш эмпирик-универсал, надежда домохозяек и генералов, политиканов и алкоголиков, бездетных, недоумков, бизнесменов и неудачников, детей и старцев, отравился собственным средством — так уж повелось у первооткрывателей гибнуть от собственного детища. И вряд ли кого это так уж опечалило — Паттерлюх был закоренелым нелюдимом и анахоретом и в личном общении не вызывал никакой симпатии, но ведь он не просто помер, он унес с собой ключевые секреты технологии изготовления средства, ибо, как человек крайне недоверчивый и подозрительный, утаил их даже от руководства «Октана». Надо сказать, к этому никто не был готов. Много голов полетело, некоторые из поторопившихся вконец разорились, а концерн был тут же оттеснен назад и значительно помят обнаглевшими конкурентами.

Скоро годовщина со дня недолгого триумфа Паттерлюха.

Армия химиков тайком друг от друга в поте лица своего старается воспроизвести универсальное средство, его незначительные количества, полученные на экспериментальной установке, нынче на вес золота и расхватаны лабораториями всех стран: очевидно, недалек тот день, когда некий счастливчик увидит в своей колбе вожделенный розовый студень. Недавно на эту тему высказался известный социолог Л. Хаймендорф.

Он не был оптимистичен:

— Будет ли воспроизведено средство Паттерлюха или нет — это ничего не изменит. Все наше развитие имеет в себе порок, который называется самоуничтожением и который был присущ также и средству Паттерлюха — концентрированному подобию всей нашей продукции, бесцельно и расточительно обслуживающей убийство и рождение, разрушение и строительство, нищету и обман, расизм и роскошь, болезни, преступность, сытое буржуазное довольство. Нужно совсем другое средство, — сказал социолог, — совершенно другое…

Непонятно, что имел в виду социолог Хаймендорф. Поговаривают, что он вечерами иропадает в библиотеке, изучает «Капитал».

Проходя по кольцевому коридору, Андрей машинально бросил взгляд в иллюминатор. Снаружи не было ничего интересного, а тем более нового. Все тот же космический ландшафт, словно неприкрытый след буйства каменотеса-великана, и надоевшие звезды.

Однако сегодня эта привычная картина задела что-то в его памяти. Андрей наморщил лоб, пытаясь понять, что именно, но постоянно заворачивающий вправо однообразный коридор угнетал его воображение, мешая поймать ускользавшую мысль. Внезапно его осенило: ну конечно, вчерашний фильм!

Удивительно мрачная фантазия у режиссера! Перед глазами замелькали какие-то лица, движущиеся фигуры, предметы, пронеслись обрывки разговоров. Потом, медленно приближаясь, все заслонила собой черная бугристая равнина, поросшая острым, словно шипы кактуса, частоколом стволов, между которыми засели угловатые валуны.

В безрадостном пейзаже чувствовалось какое-то скрытое недоброжелательство, затаившееся Нечто.

Наверху был один Ирек, прослушивал переговоры межпланетчиков.

— Немедленно прекратите! — громко официальным тоном произнес Андрей.

Ирек вздрогнул, его рука метнулась к переключателю и застыла в воздухе — он узнал знакомый голос.

— Тьфу, черт! Напугал, — улыбнулся Ирек, повернувшись к Андрею. — От твоих шуточек недолго в ящик сыграть…

— Что новенького? — поинтересовался Андрей.

— Пришло сообщение, что туристы, бродившие в глухом районе Скалистых гор, нашли в пещере двенадцать высохших гуманоидов.

— Бедолаги! — всплеснул руками Андрей.

— Туристы доставили гуманоидов куда следует.

— Да?! Куда же?

— Скорее всего в ФБР.

— Да, кстати, — вспомнил Андрей. — Там Джезсоупа «Святую ложь» привезли. Леночка мне сказала. Зайди в библиотеку, может, еще достанется…

Их прервал вспыхнувший на пульте сигнал вызова. Ответив, Ирек сделал запись в журнале и поднялся.

— Ладно, зайду, — кивнул Ирек, не оборачиваясь, и вышел.

Андрей стал просматривать журнал и, не обнаружив там ничего нового, включил приемник. Однако ему не повезло. Межпланетчики переговаривались вяло. Все было спокойно и обыденно. Никакое открытие не таилось в зигзагах и прерывистых линиях на лентах регистратора. Обычный день вселенной или, вернее, ночь, потому что на Земле была ночь…

«Стоп!.. Любопытный сигнал… Эх! Пропал… Ага, вот он снова. Интересно. Вроде бы то же самое… Ну-ка сравним».

Андрей включил рекордер и вновь воспроизвел, но уже параллельно, два странных орнамента зубчатых линий.

«Стоп!.. Любопытненько, — пробормотал он. — А что там дальше?…»

Запись струилась вроде бы непрерывной линией, но это был фон, безо всякого намека на систему. Андрей подождал.