Геннадий Прашкевич - Шпион в Юрском периоде

К черту! Я ничем не хотел забивать голову.

Я устал от вранья; я сам не раз прикладывал руку к вранью.

Я чувствовал, что вокруг Беллингера теперь забушует океан вранья. Я даже с Паном не встречался двое суток — валялся на пляже, благо, вновь появилось солнце. Но потом резко похолодало, и я появился у Пана.

— Вам надо купить плащ или пальто, — заметил он, критически оглядев мою куртку. — Что вы предпочитаете?

— Мне все равно.

Он подмигнул:

— Могу дать машину.

— Машину?

— Ну–ну, — поощрил меня Пан, потирая рукой длинный небритый подбородок. — Иногда полезно развлечься. Только я предупреждал, у нас дороги неважные. Может, составить компанию?

— Не стоит.

— Я вижу, вы не из трусливых.

Он растянул тонкие губы в глупой усмешке, и я вдруг увидел, что он не просто пьян, а по–настоящему пьян. Если он свалится с машиной с обрыва, здесь тоже не будет отбоя от полицейских и журналистов.

— Давайте ключи, — сказал я. — Поменяемся ролями. Я за припасами, вы на пляж.

— На пляж? — Эта мысль развеселила Пана. — Почему не поваляться на камешках, пока они не остыли, правда?

И пожаловался:

— Я даже пугаться стал с опозданием. С чего бы это? Поворот за спиной, а меня морозом прихватывает.

— Это джин, — сказал я. — Реакция на большие порции джина. Что вам привезти?

— Привезите свежие газеты. Что попадет под руку, то и берите. Ну и кое‑что от зеленщика. Он знает, что именно я всегда беру. Скажите ему, что вы от Пана, он сам соберет корзину.

Я кивнул. Я чувствовал: заляжет Пан не на теплых камешках, а в кресле у окна с бутылкой джина в руках. Дай Бог, если к моему возвращению в бутылке останется хотя бы капля.

Но насчет дороги Пан нисколько не преувеличивал.

Некоторые повороты оказались даже опаснее, чем я думал.

Тут мало кто ездил. Я едва успевал проскакивать над обрывами, подернутыми глубокой океанской дымкой, а пару раз легонько царапнул крылом о нависающие над дорогой скалы.

Глухо. Ничто не радовало взгляд.

И городок оказался под стать дороге — убогим и пыльным.

Аптеки и бары пусты, в магазинах ни души, даже зеленщика я разыскал с трудом. Тоска провинции запорошила глаза единственному встретившемуся мне полицейскому. Он кивнул мне как старому знакомому, но к машине не подошел.

У первой телефонной будки я остановил машину.

— Наконец‑то, — сказал доктор Хэссоп, удостоверившись, что голос в трубке принадлежит мне.

— Я не хотел звонить раньше.

— А почему звонишь сейчас?

— Я видел газеты.

Доктор Хэссоп сразу понял, что речь идет о Беллингере, но ничего не сказал.

— Это они ? — спросил я. Мне не хотелось произносить вслух алхимики.

— Скорее всего.

— Планируете продолжение?

— Его не надо планировать. Оно неизбежно. Как ты?

— Теперь лучше.

— Перед отъездом ты выглядел неважно.

— Теперь лучше, — повторил я. — Я вам нужен?

— Наверное, скоро понадобишься.

— Как скоро?

— Ты поймешь сам.

— То есть вы дадите мне знать?

— Нет, ты поймешь сам, — упрямо повторил он. Видимо, техники Консультации, записывающие разговор, уже растолковали, из какого городка я звоню, потому что он ни разу не поинтересовался моим новым адресом. Зато спросил: — На какое имя тебе можно написать?

— Написать? — удивился я.

Кажется, за всю жизнь я ни с кем не состоял в переписке.

— Вот именно, — ровным голосом подтвердил доктор Хэссоп. — Через пару дней загляни на почту.

— Л. У.Смит.

— Я так и знал, — ровным голосом подтвердил доктор Хэссоп.

5

Через два дня я вновь побывал в городке.

Населения в нем не прибавилось. Он был полон скуки, даже тоски, подчеркиваемой резким ветром и писком чаек. Пустые магазины, полупустые бары; церковь тоже была пуста. Редкие автомобили на пыльных улицах казались купленными по дешевке и скопом; я, например, увидел “форд” тридцатых годов, нечто вроде самодвижущейся платформы. Впрочем, он действительно двигался.

— Одну минуту.

Девушка встала из‑за почтовой стойки и толкнула служебную дверь.

Почта до востребования лежала перед ней в специальной коробке, но девушка встала и прошла в служебную дверь. Мне это не понравилось. Грузный старик, молча заполнявший за столиком бланк телеграмм, поднял мутные глаза и уставился на меня. Мне это тоже не понравилось.

— Л. У.Смит?

— Он самый.

Девушка, так же, как и все вокруг, присыпанная пылью невидимой, но остро ощущаемой скуки, протянула конверт. На ощупь в нем ничего не было, и это мне тоже не понравилось.

Алхимики…

Проскакивая опасные повороты, я кое‑что вспомнил.

Алхимики были слабостью доктора Хэссопа. Он не раз пытался к ним подойти. Несколько раз ему это удавалось, но к результатам не привело. Задолго до истории с Беллингером (да и с Шеббсом) доктор Хэссоп развивал мысль о некоем тайном союзе, оберегающем нас от собственных глупостей.

Оберегающем?

А Сол Бертье? А Голо Хан?

А Месснер? А Скирли Дайсон? Наконец, Беллингер?

Я был полон сомнений. Что‑то мешало мне, что‑то подсказывало: мыс, где я укрываюсь, перестает быть надежным убежищем. Особенно после моего звонка доктору Хэссопу и этого конверта.

Пан тоже меня удивил.

Он встретил меня на пороге, очень навеселе.

Я так много для него сделал, объяснил Пан, что он решил выпить со мной (будто раньше ему это не удавалось). Уже вечер, значит, никто не поступится принципами. Правда? Он мог и сам съездить за припасами, но хотелось, чтобы я получил удовольствие (он подмигнул несколько фривольно). Ему больно смотреть на мое одиночество. Городишко у нас, конечно, занудный, заявил он, и женщины в нем занудные, но вдруг я люблю именно такой тип? Пан опять заговорщически подмигнул. Сам‑то я, фривольно подмигнул он, крепко держусь, но иногда даже на меня накатывает. Чем больше джина, тем хуже, признался он. А не пить нельзя по той же причине. Или наоборот. Пан запутался. Зато с утра пошла пруха. “Я только проводил тебя, как подкатили двое. На отличной машине. Очень разумные ребята”. Сами ни капли, а вот его, Пана, угостили от души.

Он никак не мог уняться:

— Видели когда‑нибудь мексиканских тараканов? Как хороший карандаш, да? А когда они смотрят на тебя, сразу чувствуешь — они смотрят именно на тебя. И вид у них такой, будто они имеют прямое отношение ко всей местной контрабанде. Будь они еще покрупней, они бы и дорогу переходили на зеленый свет. Вот вы, — укорил он меня, — любите посидеть у стойки, а мексиканские тараканы любят поглазеть на вас.

— Их, наверное, можно как‑то вытравить, — неодобрительно заметил я. — В чем тут проблема?

— Вытравить? — Колючие глаза Пана налились страхом. Он жутко переживал за придуманных им мексиканских тараканов. — Никогда больше так не говорите!