Геннадий Прашкевич - Шпион в Юрском периоде

— Займись делом. Нам некогда.

1

Меня тщательно обыскали.

Удостоверение на имя Л. У. Смита их рассмешило.

“Хорошая липа, Миллер!” Им в голову не пришло, что удостоверение настоящее. Несхожесть фотографий лишь подтверждала в их глазах незаконное происхождение документа. “Ты, наверное, забыл, когда в последний раз пользовался настоящими документами! Или у тебя их вообще нет?”

Из реплик, которыми они обменивались, нельзя было понять, кто они, на кого работают. Стальными наручниками они приковали меня к заднему сиденью открытого джипа. Выглядело это несколько театрально, но скоро запястье распухло, его начало жечь. И с Паном оставались неясности. Мог он навести на меня этих ребят? Поведение ирландцев как‑то не вязалось с представлением о невероятной мощи алхимиков. Конечно, это всего лишь наемники, но… Я никак не мог понять связь между списком самоубийц и моим похищением. Меня, конечно, можно загнать в тюрьму, застрелить на горной дороге, но как можно меня подтолкнуть к самоубийству? Беллингер слушал вечность и тосковал, он не любил, когда нарушали гармонию, а я к этим вещам всегда относился гораздо проще. Правда, доктор Хэссоп не раз утверждал, что алхимики манипулируют с материей и духом совсем иначе, чем физики, химики или психологи. Он утверждал, что сама артистичность алхимиков влияет на получаемые ими результаты. В принципе конечный продукт всегда зависит от твоего отношения к делу, но, черт побери, зачем я алхимикам? Я — Эл Миллер, промышленный шпион? Я понимаю — Беллингер, Голо Хан, Месснер, Левин, Лаути. За этими именами стояло нечто конкретное — они создавали, строили, открывали, писали книги и проповедовали, то есть, каждый по–своему, воздействовали на ход истории. А я?..

Расслабься.

Слишком мало информации для серьезных размышлений.

Ну, взяли тебя. Но, может, это ребята с комбината “СГ”? Или сердитые парни с острова Лэн? Или наследники бэрдоккских фармацевтов? Ну, жжет руку, все равно это лучше, чем валяться на берегу с простреленным черепом. Отнесись к происходящему, как к неизбежности. Солнце восходит и заходит, что с этим поделаешь? Надбавку за риск полагается отрабатывать. Утром выходишь из дому, садишься за руль, посылаешь поцелуй семье — мир крепок, устойчив. Ты рассчитываешь купить к обеду новый автомобиль, присмотреть кусок земли, заглянуть к любовнице, пропустить стаканчик в баре — прекрасный, устойчивый, на много лет вперед просчитанный мир; другое дело, что в трех милях от дома ты подрываешься на подброшенной мине, а если нет, то тебя убивают в случайной потасовке.

Ну и так далее.

А ирландцы не стеснялись.

Понятно, я только считал их ирландцами.

“Помнишь этого Коудли? — спросил седой. — Ну, рыжий, а кожа у него белая. Как писчая бумага. — Он поправил себя: — Как хорошая писчая мелованная бумага. Его потом пристрелили из охотничьего ружья”.

“Как так?” — удивился пегий.

“Ну, как. Приставили ствол к груди и выстрелили. Какие могут быть другие способы?”

“Это зависит от человека”.

“Может быть. Но простой способ это всегда лучший способ”. Выдав эту сентенцию, седой ухмыльнулся: “Зажги мне сигарету. И Миллеру тоже. Будешь курить, Миллер? — Он явно был доволен тем, как спокойно и ровно развиваются события. — Что притих? Дорога не нравится?”

“Ты смотри вперед”.

“Да я смотрю. — Повороты седого не пугали. — Если местечко, куда мы тебя доставим, покажется тебе гнусным, Миллер, не кори нас. Как ни гнусны местечки, в которые нас иногда загоняет судьба, — он будто подслушал мои мысли, — всегда можно отыскать местечко гнуснее”.

Я улыбнулся. Раз меня куда‑то везут, значит, я нужен им живым. Да и какой смысл расстреливать промышленного шпиона? Забавно было бы взглянуть на тех, кто решился бы расстрелять прекрасную принцессу, которая много лет назад вывезла из Китая в шикарной шляпке, украшенной живыми цветами, личинки тутового шелкопряда; или на тех, кто решился бы пристрелить французского иезуита, который выкрал из императорской мануфактуры каолин, позволивший раскрыть тайну китайского фарфора. А еще был такой поэт–менестрель, одновременно большой знаток литейного дела, некто Фоли — со скрипочкой в руках обошел всю Европу. Об истинной цели его бродяжничества не догадывался никто. Смешно было бы убивать его, хотя он раскопал секрет производства высококачественной стали. В конце концов, знаменитый Никола Тесла утверждал, что умеет разговаривать с голубями и получает вести от марсиан, но двигатель, работающий на переменном токе, построил Тесла. Вот люди, которые могли бы украсить список потенциальных самоубийц. Почему в список попал я? Ведь мне не приходится производить, изобретать, строить. Я не имею прямого отношения ни к науке, ни к искусству. Я всего лишь перераспределяю информацию.

“Вот дерьмо!” — выругался седой. Оказывается, ему посчастливилось побывать в южной Дакоте. Бюсты президентов, высеченные в скалах, его потрясли. Еще больше его потрясло неравенство — ведь не все президенты попали в эту гигантскую галерею. Он даже оглянулся на меня: “Ты бы не смог работать в тех скалах”.

— Почему?

— Пальчики у тебя тонкие.

— Следи за дорогой. Мои пальчики многого стоят.

Ирландцы хихикнули. Они знали: я прав. И еще знали: машина в любой момент может сорваться с обрыва, тогда плакала их премия.

А меня интересовала не болтовня ирландцев. Меня интересовал список доктора Хэссопа. Однажды, довольно давно, сразу после бэрдоккского дела, я неожиданно легко выкрал некие бумаги, позволявшие потрясти пару нефтяных компаний, не всегда ладивших с законом. Хорошо, я успел показать бумаги Берримену. Джек тогда сразу сказал: “Вытри ими задницу. Потому ты и раздобыл их так легко, что они ничего не стоят”. Я возмутился. Бумаги казались очень надежными. Опытный Джек объяснил: “Будешь последним дураком, если втравишь в это дело Консультацию. У меня нюх на фальшивки. Не обольщайся. Это фальшивка. Настоящие бумаги всегда достаются с кровью. Не верь легкому успеху. Большинство секретных бумаг вообще фальшивка”.

А если весь список доктора Хэссопа таков?

Пятеро из одиннадцати! — напомнил я себе.

Любой человек, ищущий смысл существования, в некотором смысле — алхимик. Но если ирландцы, похитившие меня, имеют какое‑то отношение к алхимикам, я этого пока не подметил.

2

Смутным утром с очередного поворота опасной, совсем уже запущенной дороги я увидел внизу круглую бухточку, охваченную кольцом черных отвесных скал, а с океана прикрытую туманной полоской рифов.

Тянуло сыростью.

Мигал одинокий фонарь.

Возможно, это и было то самое гнусное местечко, о котором толковали ирландцы, потому что, когда машина остановилась, фонарь внизу погас. С океана бухточку не засечешь, закрыта скалами и рифом, подумал я. И с суши туда попасть нелегко. Если бы не фонарь, я бы вообще не обратил на бухточку никакого внимания.