Генри Олди - Шутиха. Фантастические произведения

– Успокойтесь, Володя. Вы привыкнете. Все рыцари привыкают.

– А вы? Вы, Тамара Юрьевна, королева! Привыкли?!

– Да. Привыкла. Просто однажды я проснулась старой, а для нас это край бассейна. Мокрая плитка, запах хлорки и лесенка наверх, в раздевалку. Не бойтесь, Володя, вы никогда не станете старым. У вас не получится.

– Я сейчас! Всем! Начистоту…

– Глупости. Прекратите истерику. И потом, Володенька, милый, вы даже представить не можете, сколько оруженосцев мечтает стать рыцарями и сколько кнехтов – оруженосцами! Ради бога, кричите как резаный, сорвите глотку – вас шумно поднимут на смех, но в душе, в сердце они затаят надежду однажды самим выйти в тираж, вступить в Орден… Думаете, вы первый проговариваетесь? О, самому попасть в себя, увидеть, сунуть пальцы в язвы, дать точное описание: оруженосцы убеждены, что мемуары – лучший вид сказки, что достоверность бросит их в объятия толп! Наивные старцы, они завидуют вам, мудрым соплякам, пьяным, шумным, некрасивым…

– Тамара Юрьевна! Тогда зачем?.. Зачем вы…

– Я очень плохо выгляжу, Володя?

…слушайте, я расскажу притчу: «Старик-отец собрал сыновей, дал каждому купюру в сто баксов и велел порвать, – сыновья с легкостью исполнили приказ отца, и тогда старик разменял сто баксов на рубли, и велел сыновьям порвать целую пачку. „Вот, – сказал мудрый папаша, – теперь вы знаете, что сила – в единении…“

– Вы чудесно выглядите, королева. Вы просто очень-очень старая…

– Спасибо на добром слове. Ломка, дикая ломка, но я не могла иначе. Каждую ночь, потом днем, я почти все время спала, Володька, дурачок, врагу не пожелаю… И тогда я сделала харакири. «Харакири по-Польских».

– Ваша последняя книга…

– Да, знаю. Стиль, постмодернизм, традиции Б-Литературы. В смысле, Большой. Сплю спокойно. Выдвинули на Букера. Наверное, дадут. Знаете, столько времени прошло… Сейчас уже успокоилась, бросила пить, но мне до сих пор его не хватает.

– Кого?!

– Тиража, Володя. Тиража. Мои вены просят его.

– Королева…

На колени, лбом в пол, не надо, не оттаскивайте, я должен, я поклонюсь Ее Величеству, и вы кланяйтесь, холопы, рабы, слушайте волю рыцаря Ордена: все кланяйтесь королеве! – дым смыкается, глушит, чьи-то руки, чьи-то слова, снегирь клюет мерзлую сладкую рябину, капли крови на губах…

– Хотите, буду безукоризненно нежный?! Нежный, королева! Я царь, я раб, я червь, я Бог! Нежный Червь… Госпожа моя, вы представляете, до чего иногда можно додуматься – Нежный Червь!.. Безукоризненно!..

– Володя, идите спать…

…как омерзительно в России по утрам…

Впрочем, только ли в России? После вчерашнего – хоть в Занзибаре… баре… Ох, голова! Интересно, который час? Циферблат часов пляшет краковяк. Половина десятого, кажется. До завтрака – полчаса. Время утренней зарядки: седалгин в зубы, рожу под кран. Буду огурцом: зеленым, в пупырышках. Нам бы до ванной добраться… Сползая с кровати, обнаруживаю, что на сексодроме я не один. Хокку: «Посетите меня/В моем одиночестве/Последний… опал». Рядом мирно посапывает в меру симпатичная Евина дочь. Рыжая. Не жена. Местами обнажена. Местами – нет. Причем сочетание оных мест нефункционально и наводит оторопь.

Смотрю на себя. Убеждаюсь, что таки да. Гол как сокол. Это ничего не значит, ваша честь! Я всегда так сплю. У меня свидетели есть…

Насилую память. Безуспешно. Пытаюсь еще раз. В ответ страдалица-память лупит в затылок тараном. Того и гляди пробьет. Со стоном вваливаюсь в ванную. Аптечка. Седалгин. Запить. Морду под кран. Йез-з-з!!! Жгучий заряд мокрого прямо в душу. Сквозь слоистые туманы продирается луна. Тускло светит на поляны: плохо видно с бодуна. Память начинает помаленьку отдаваться доброй волей. Когда я вернулся, ваша честь, девица была уже в номере. Спала. Как попала? Небось дверь не запер по примеру Гобоя. А ей переночевать хотелось. Бедняжке. Или кровать понравилась.

Я ее разблудил. То есть разбудил. Это точно. А насчет «фрейдовской опечатки» – даю самоотвод. Не помню. Обидно. Что дальше? Я ее спросил, чего она хочет от жизни. А она сказала, что хочет есть. Я ей нашел какие-то сосиски, хлеб. Где нашел? Ну… где-то. А про холодильник, который битком, с лососем и икрой, забыл. Напрочь. Не привык я к таким холодильникам. Да, ваша честь. Она все съела. Тогда я налил коньяку. Обоим. Мы выпили… наверное. Ну не вылили же?! Потом… Нет, глухо. Стена. Как у Гобоя напротив сортира. Кирпичная. С выбоинами от пуль. Сор-тир, стрельбище. Кстати, а как ее зовут?

Нет, ваша честь. Не стену, а барышню.

Бреду вспять, наг и сир. Совершенно не стыдно. Общее одеяло сближает, сокращая стыдливость до мнимых величин. Мерзкий вопль мобильника пробирает до костей. Кидаюсь наперерез:

– Д-да!

– Скажите «Да» новой жизни!

И, прежде чем я обкладываю шутника в три слоя:

– Доброе утро. Ты уже проснулся, Снегирь?

– Настя? Ага… в смысле, да. Проснулся.

– А я тебе просто так звоню. (Вот радость-то!) Как живешь-можешь?

– Вроде живу. И могу. – Прислушиваюсь к ощущениям. Вру, конечно, еще не могу. – Хорошо, в целом. С народом увиделся, посидели. Гонорар получил.

На кровати ворочается, просыпаясь, рыжая. Лиса-оборотень. Лишь бы не ляпнула чего в голос – объясняйся потом с Настей!..

– Как борьба с зеленым змием? Кто кого?

– С переменным успехом.

– Да, кстати, первую главу я в издательство переслала. Вечером подтверждение пришло. Знаешь, Снегирь, у тебя в компьютере пока что-нибудь найдешь… В квартире, впрочем, тоже. Я уж плюнуть хотела, но они очень просили. Так что с тебя причитается.

– Погоди, Настя. Не так быстро. Я с утра соображаю туго. Какую главу, куда переслала?

– Первую главу твоего романа. Нового. Который ты больше года мусолишь, – принимается объяснять Анастасия. Медленно и раздельно, как малышу из садика для даунов. – Звонили из «Аксель-Принта». Просили выслать. Очень просили. Срочно. В рекламных целях. На сайт и для газеты. Висели на телефоне, пока я не нашла и не отправила. Душевно благодарили. Сказали, что я их очень выручила. Привет тебе передавали.

– Блин… Они что, совсем?..

– Погоди, Снегирь? Я сделала глупость?

Настя явно встревожилась. Черт меня за язык дернул! Она-то тут при чем? Это мои дела с «Аксель-Принтом». Сейчас с Гобоем разберусь по полной! Он у меня узнает, как наивным женщинам лапшу на уши вешать!

– Нет-нет, все в порядке. Ты молодец. Извини, бежать надо… Целую! Вечером перезвоню.

– Зубы почисти, прежде чем целоваться! От тебя перегаром даже по телефону разит…

– Извини, Настик, сейчас почищу. Да, я на денек задержусь, в издательстве. Дела образовались. Все, пока!

Оборачиваюсь. Бесстыжая лиса по-турецки оседлала кровать, завернувшись в простыню, и критически обозревает мою «ню». Закрадывается подозрение, что она тоже страдает склерозом. Это радует.