Пол Андерсон - Странник. Зима Мира

— Дальше я хочу отправиться с вами и узнать то, что узнаете вы. Конечно, над этой проблемой будут работать и другие координаторы, но мой подход мне показался самым быстрым. А время не терпит, Йоахим!

Номад потер подбородок.

— Ну хорошо, ты на борту. Я думаю, кое в чем ты нам поможешь, и конечно, обученный корди время от времени может быть весьма полезен. А что, если мы нарушим какой-нибудь закон Союза? Такое может случиться.

— Если это будет не очень серьезно, я закрою на это глаза.

— А допустим, если мы вернемся и наше решение проблемы вам не понравится?

Тревильен пожал плечами.

— Вернемся, тогда и поговорим об этом.

— Тоже верно. А что еще у тебя на уме?

До сих пор Тревильен был достаточно правдив, сейчас же стрелка качнулась в сторону правды не очень далеко.

— Ничего особенного, только сделаю полный доклад для интеграторов.

Йоахим задал еще несколько вопросов, а потом отстегнул электроды, спрятал детектор и развалился в кресле, сцепив руки на затылке и вытянув ноги на столе.

— Достаточно честно. Ну что ж, считайте себя гостем моего корабля. Не объединить ли нам наши знания?

По мере разговора вырисовывалась все более определенная картина. Тревильен знал о старых полетах тиунранцев, но не подозревал ни об их потерях, ни о потерях номадов.

— Я предполагаю, что чужие колонизируют планеты звезд типа Ж или, по крайней мере, каким-то образом их контролируют. Они без труда могут вести разведку среди планет нашей цивилизации. Сегодня в космосе так много рас, что чужак легко сумеет выдать себя за жителя одной из планет Союза. Но их предубеждение против нас должно иметь под собой культурную основу.

— Почему? — спросил Йоахим.

— Нелепо утверждать, что они хотят завоевать нас по экономическим причинам. И они должны знать, что у нас нет таких намерений касательно их. Стало быть, несмотря на все свои добрые намерения, мы представляем для них угрозу.

— Каким образом?

— Наша цивилизация может настолько отличаться от их, что контакт будет иметь разрушительные последствия. Представьте себе, например, что у них очень консервативное аристократически-религиозное общество. Встреча с нашей культурой может привести к таким социальным возмущениям, которых их правящий класс не может допустить. Это всего лишь одна догадка, и наверняка неправильная.

— Понимаю, — Йоахим помолчал, попыхивая трубкой. — Ну что ж… у нас впереди долгое путешествие. Времени подумать будет предостаточно.

— А где первая остановка?

Йоахим искоса глянул на Тревильена.

— Эрулан.

— Никогда о нем не слышал.

— Ничего удивительного. Когда мы прибудем, вы останетесь на борту.

— Причина?

— Это незаконно, — коротко ответил Йоахим. — Давайте лучше подумаем о вас. С командой вы поладите, если только не будете чересчур навязчивым. И я бы посоветовал переодеться в корабельную одежду. Менее подозрительно.

— Как это сделать? — Тревильен не стал настаивать на вопросе об Эрулане.

— Ну-ка… — Йоахим открыл ящик стола, вытащил оттуда бумажник и бросил его Тревильену. — Держи. Симпатичная толстенькая пачка денег. Я тут подобрал кое-какую одежду твоего размера. Пара комбинезонов, шорты, ботинки и тому подобное. Продам все оптом за двадцать кредиток.

— Двадцать кредиток! Они стоят от силы пять.

— Так и быть, я отдам по себестоимости, уступлю за ту цену, за которую брал сам. Пятнадцать.

— Если они обошлись вам в семь, я готов съесть их…

Они немного поторговались и наконец сошлись на двенадцати кредитках — всего лишь сто процентов прибыли. Потом Йоахим предложил координатору вторую спальню за слегка завышенную цену и полный пансион за дополнительную оплату. Пока довольный капитан пересчитывал деньги, Тревильен переоделся в шорты.

— Можете погулять вокруг, посмотреть корабль, — предложил капитан. — Никки живет в каюте номер 274.

— Вы что, знаете обо всем, что происходит?

— Почти, — Йоахим прищелкнул языком. — Никки — славная девушка, но не такая, как утверждают слухи, так что не советую распускать руки.

Тревильен неторопливо шагал по коридорам, сунув руки в карманы, крутя смуглой головой из стороны в сторону. Номады с любопытством оглядывались на него, но никто не решался заговорить, ограничиваясь приветственным кивком. Очевидно, если капитан не возражал против него, то и экипаж — тоже. Тревильен шел по лабиринту расписных стен, резных дверей и деревянных панелей, пока не наткнулся на дверь, которую искал. Номер 274.

Косяк двери был резным, в форме дерева, обвитого лозой, а сама дверь распахнута настежь. Изнутри донесся голос Шона:

— Заходи, корди.

Тревильен вошел. Коридор, четыре двери: две — в комнаты по обе стороны коридора и две чуть подальше — кухня и туалет, а также еще один выход из блока. Одна комната была отдана микрокнигам, музыкальному комплексу, лентам с записями, а стены украшены очень неплохой росписью; во второй разместилась тесная мастерская. Шон наводил глянец на свой скафандр, у его ног примостилась лоринианка, та самая, о которой говорила Никки. Она и в самом деле оказалась самым прелестным созданием, прелестнее которого он еще не видел. А сама Никки склонилась над глиняной вазой. Она подняла голову и улыбнулась:

— Ты была права, Ло.

— Она всегда права, — заметил Шон. — Она знает такие вещи.

— А что она знала в этот раз? — поинтересовался Тревильен.

Шон, кажется, не сердился на него и вообще был в хорошем настроении, и Никки казалась такой же дружелюбной, как и прежде. Но Илалоа… трудно сказать.

— Что идешь именно ты, — объяснил Шон. — Она почувствовала тебя, верно, Ло?

И он взъерошил тонкие серебристые волосы.

— Телепатия? — Тревильен произнес эти слова мгновенно напрягшись, хотя внешне старался выглядеть непринужденно.

Девушка заговорила, ее голос был певучим и таким низким, что он еле различал слова:

— Нет, я не могу… не по силам слышать слова души, которая прячется в темноте. Вы слишком одиноки, вы все прячетесь друг от друга и от знания. Я могу понимать мысли маленьких… мысли зверьков. Но ваши человеческие — нет.

— Тогда как… Конечно. — Тревильен кивнул. — Вы улавливаете излучение, а у каждого из нас характерный сигнал.

— Да, так, — мрачно кивнула она. Теперь взгляд лоринианки стал озабоченным. — И ваши… другие… чем у меня, чем у номадов. Вы живете больше головой, чем телом, но это тело не отягощает вас тайной печалью, как людей из Стелламонта, которые не знают, что они такое. Вы знаете и примирились с этим, сильны этим… но я еще никогда не чувствовала такого одиночества, как ваше.

Она замолкла, словно испуганная собственными словами и теснее прижалась к Шону. Тревильен не без удовольствия оглядел ее. Он заметил, как по светящейся, почти прозрачной коже пробегает дрожь, заметил испуг и горе в глазах, заметил, как она стискивает колено Шона.