Пол Андерсон - Странник. Зима Мира

— Твой дом находится далеко, правильно? Неужели ты так великолепно знаешь все земли Рогавики?

Прекрасная головка кивнула.

— Да, разумеется, все эти стоянки, зимние сады и другие постоянные жилища. Если я и не была на многих сама, то знаю о них по картам. Их не очень-то и много.

Джоссерек внимательно посмотрел на северянку.

— Но как ты можешь ориентироваться по этой местности? Я не вижу никакого ориентира.

— Поскольку у нас нет компаса, то направление я выбираю по солнцу и звездам. Расстояние я меряю по скорости, с которой мы передвигаемся, учитывая и то, сколько времени мы отдыхаем. А любую стоянку можно заметить по дыму костра, который горит целые сутки. В ясную спокойную погоду — даже за тридцать — сорок миль. — Эти цифры она произнесла на арваннетианском. Потом нахмурилась: — Но теперь, пока мы не выжжем эту саранчу, придется гасить костры, когда имперские войска приблизятся к ним достаточно близко.

Хотя воздух был теплым, по спине Джоссерека пробежал холодок. «Я считаю себя крутым парнем, я убивал людей и не мучился потом по ночам, однако ее тон, ее взгляд… Неужели солдаты Империи могут действительно повредить ей, неужели это чума, убивающая всех без разбору, неужели им чуждо все человеческое? Как же этот крошечный участок земли, где проживает ее народ, основал общество, существовавшее без войн и грабежей на протяжении всей своей истории?»

Его руки были заняты работой, в то время как в голове выкристаллизовывалось решение.

— Донья?

Она оторвалась от своей работы.

— Донья… почему ты прошлой ночью стала такой дикой? Разве мы не договорились, что будем шпионить, собирать информацию, пока наконец не прибудем в Фальд?

Она выронила рукоделие. Ее губы напряглись, на шее набухли мышцы. Он услышал, как она тихо зарычала.

— Прости меня, — в ужасе прошептал он.

Она глубоко вдохнула, заставила себя успокоиться, ее лицо снова приобрело цветущий вид. Она продолжала стонать:

— Я должна была убить Сидира, но не удалось. Боги терзают меня. В следующий раз позволь мне вытрясти из него душу.

— Но, но ведь ты… и он… Ты же сказала мне, что он тебе вроде бы нравится…

— Это было до его похода на север. Когда он вторгся на земли Йяира и Лено, я почувствовала — я больше не сомневалась в этом, что рано или поздно, но он нанесет удар и по Хервару. Если бы он взял меня туда… Но он сначала сказал мне… если мы не подчинимся Императору… он перебьет всю дичь… Неужели ты не понимаешь? — пронзительно закричала Донья. — Если я столкну тебя с утеса, ты же полетишь вниз? Что еще могла я сделать, кроме как не попытаться задушить его?

Она завизжала, вскочила на ноги и убежала.

Джоссерек был поражен. Он и раньше видел подобные вспышки среди некоторых воинственных дикарей: их ярость подобна силе тайфуна, которую они направляют на своего врага, животное, дом, все, что хотят уничтожить. Донья прыгала среди высокой травы, воздев вверх руки, как бы пытаясь стащить с небосклона само солнце.

«Значит, жители Рогавики именно такие, какими их описывают южане в своих рассказах, — подумал потрясенный киллимарейчанец. — В лучшем случае, это дикари. Они научились некоторым трюкам, но не рассудительности или терпеливости, предвидению или самоконтролю. Интересно, а почему это меня так печалит? Неужели я разочарован? От них нет никакой пользы, как от союзников — они даже опасны, пока их не завоюешь или не истребишь; они обречены быть такими слабыми. Нет… Не стоит ждать от них слишком многого — ни в политическом плане, ни в военном. Ну а сама Донья, она вела себя настолько здраво и разумно, так знающе и заинтересованно… Я никогда не встречал раньше женщины, подобной ей. Но все это только внешнее — настоящая ее суть скрывается глубже: она больше хищная акула, чем миролюбивый дельфин».

Он снова занялся приготовлением пищи. Он все еще нуждался в ее помощи. Во время их путешествия он продолжит свои наблюдения, отмечая все, достойное внимания. Но едва только представится возможность, он направится в какой-нибудь порт на западном побережье рахидианской Империи и отправит оттуда послание домой, в котором сообщит Малвену Роа, чтобы он перестал надеяться на помощь северян.

Донья не останавливаясь пробежала по кругу три мили. Вернувшись на их стоянку, она опустилась на землю, тяжело дыша. От пота, ручьями бежавшего по ее щекам и стекавшего меж грудей, ее волосы слиплись. Резкий запах пота постепенно сменялся ароматом женщины. Сейчас в ее глазах снова светился здравый смысл.

— Ты чувствуешь себя лучше? — рискнул поинтересоваться Джоссерек.

Она кивнула.

— Да, — выдохнула северянка. — Намного лучше. Они… не перебьют… стада. Нет, они умрут сами.

Затем она произнесла:

— Ням-ням-ням, как вкусно пахнет! — В ее веселом настроении не осталось и следа от бушевавшей перед этим ярости.

Джоссерека едва не стошнило от перепелиных зародышей, однако она ела их с видимым удовольствием. Кролик вышел мягким, и он поел его с огромным аппетитом, хотя ему не хватало соли и приправ.

— Я же всегда предпочитаю пить кровь, — сказала Донья, когда он пожаловался ей. — В пути мы будем питаться лучше.

— А мы можем убивать пасущихся животных? — скептически спросил он.

— Я могу, если мы того пожелаем; или же можем отбить какого-нибудь детеныша. Впрочем, когда мы торопимся, нам незачем этим заниматься. Я сделаю рогатку, и мы будем отстреливать птиц. К тому же тут повсюду полно всяких маленьких теплокровных зверюшек, раков, моллюсков, лягушек, змей, трав, корней, грибов… Я же говорила тебе, что это богатый край. Да скоро ты и сам убедишься в этом.

Она поела и поднялась. Он же, продолжая сидеть, оглядел ее фигуру во всем ее великолепии и вспомнил, что слово «Рогавики» означает «Дети Неба».

Донья потянулась и рассмеялась навстречу тем расстояниям, которые так влекли ее.

— Сегодня мы займемся подготовкой, — сказала она тихо и счастливо. — Это не так утомительно. Да и отдохнем хорошо. Но прежде всего, Джоссерек, мы займемся самими собой!

Она поманила его рукой. Черт бы побрал ее дикарские манеры! Джоссерек бросился к ней.

Через пять миль им повстречалась женщина со стоянки Баллгор. Она ехала верхом на пегом мустанге, проверяя силки, расставленные на пернатую дичь. Заметив незнакомцев, она изменила свои планы и сопроводила их на стоянку.

Она была среднего возраста, высокая и жилистая, как и большинство северян. Ее седые волосы были сплетены в косички, а одета она была в простые кожаные брюки. Ее украшения, если не считать ее красочно расписанной кожи, составляли медные браслеты на запястьях, ожерелье из медвежьих когтей, хвост фазана, заткнутый за головную повязку. Хотя седло на ее лошади было немногим лучше обыкновенной подушки со стременами, уздечка была вполне современной. Из снаряжения у нее были постельные принадлежности и нож, который, вне всякого сомнения, предназначался для использования лишь в качестве инструмента, а не оружия.