Вячеслав Букур - Поиск-87: Приключения. Фантастика

— (…), всех порешу, (…), не подходи!

Сергей был ближе всех к нему и сбоку, очень удобно, и он понимал, что ребятам достаточно будет секунды, чтобы скрутить мерзавца, важно было только выиграть эту секунду, но и за секунду можно было получить удар, и непонятно было, чем вооружен т о т, и Сергей не знал ни одного приема, могущего свалить противника.

— Забоялись, (…)! — выкрикнул т о т. — Так и стойте. И не дергайтесь. — Он вытянул перед собой руки, и Сергей рассмотрел-таки тонкую дугу или что-то похожее, зажатое в них.

Ноги становились все тяжелее, а он уже прикинул, что одного прыжка с места достаточно будет, даже без разбега, чтобы оказаться близко от т о г о, совсем близко, но прыгнуть было страшно, и он не знал, сможет ли прыгнуть.

Он сомневался в этом, даже прыгая, даже допрыгнув. Этот тип успел обернуться, и веер вновь раскрылся, и резкая боль, встречи с которой он ждал и боялся, прокатилась по правой руке от локтя вниз и вверх, разжимая кулак и выворачивая плечо. Правая рука повисла, и Сергей выбросил вперед левую, и кулак его врезался в дышащий перегаром рот. И т о т вдруг упал, а ребята-оперативники уже стояли рядом. Руку начало жечь, как будто огонь облепил ее всю и то стекался к месту, откуда он начался, то разбегался до плеча и пальцев.

Вадим сноровисто отдавал распоряжения, взбодренный удачей. Он послал за милицией, и поручил одному из своих писать протокол на маленьких блокнотных листах — он ничего не хотел откладывать, и посадил на скамейку у подъезда арестантов, и расставил конвой, а жажда деятельности все подстегивала его. Он остановился, подыскивая себе новое дело. В квадрате света под бетонным козырьком подъезда он был весьма живописен: разгоряченный, встрепанный, с упавшими на глаза волосами; рубашка порвана на груди, и дыра по краям затекла кровью. Он чувствовал себя командиром-победителем. Остальные тоже были победителями, задержание прошло быстро и без особых неприятностей, но это он, Вадим, сбивал отряд, и организовывал учебу, и добивался в райкоме, чтобы вместо скучного шефства над пацаньем им дали патрулирование в этом районе. Ему уже казалось сейчас, что и район он выбрал не случайно, а давно хотел изловить именно эту шайку. Поэтому победу он считал прежде всего своей. Он подсел к Сергею:

— Вот это нам повезло!

— Я думаю, больше всего повезло хозяину этого тарантаса.

Сергей заговорил, неожиданно для себя, лениво и небрежно. Больше он не чувствовал себя чужаком среди «окошников». Он чувствовал, что не сплоховал и что у него есть право говорить так.

— Нет, не скажи. Задержать банду — это не просто так. Не зашли бы мы в этот двор, и все, — Вадим тоже старательно тянул слова.

В кончиках пальцев у Сергея закололо, словно изнутри прорастали иголки. Сергей зашевелил пальцами, скручивая и распрямляя их.

— Тебе по руке досталось? — теперь в голосе Вадима звучала забота отца-командира. — Разотри поскорее. Да не так: снизу вверх надо. Ты запомни: ни руки ни ноги к пальцам массировать нельзя.

— Чем это он нас так?

— О, это новинка сезона. — Вадим отошел к стене, поискал что-то в темноте, принес Сергею. — Вот, струна вульгарис. С одного конца приспосабливается острие, сворачивается в пружину, и все. Готово к употреблению.

— А от чего струна? — Сергей из всех струнных представил почему-то аристократический изгиб арфы, почти невидимые волны струн под пальцами женщины в белом; и мысль, что можно ударить струной арфы, показалась нелепой. — От какого инструмента?

— Не знаю. Я консерваторию не кончал. Нет, ты посмотри, — потянул он Сергея к двери подъезда. — Предусмотрели, чтоб хозяин не выскочил, если противоугонка сработает. — И Вадим выпнул деревянный чурбачок, которым была заклинена дверь подъезда. — Это уж, конечно, не салажня придумала, — Вадим пригляделся к автомобилю:

— Вот это сходил за хлебушком! Колеса-то у него откручены!

Сергей присел на корточки, заглядывая под бампер. «Жигуль» стоял на кирпичных столбиках, а снятые с осей колеса были прислонены к крыльям.

— Долгонько они здесь ковырялись, — предположил Сергей.

— Чепуха, — Вадиму приятно было показать свои специфические знания. — Шесть минут для специалиста. Нужен только один здоровяк, чтоб машину за угол на кирпичи поднимал. Мне показывали как-то.

Рука отошла немного, Сергей кончил ее растирать. Он подошел к тем, кого они поймали, потому что до этого он их так и не разглядел. Его тянуло рассмотреть их вблизи. Он понимал, что не увидит никаких внешних отличий от людей нормальных. Нет, поправил он себя, они тоже нормальные. Ненормальные — это больные. Он прожил уже двадцать один год, но так и не встретился ни разу — вплотную, лицом к лицу — с настоящими преступниками. Он видел их по телевизору, и читал о них, и слышал постоянно рассказы о чьих-то ловких, или наглых, или невероятных аферах, и о разбое, даже с кровью истории. А вот в жизни не видел людей, перешедших определенные уголовным кодексом границы.

Они в самом деле ничем не отличались от людей обычных. Или Сергей не увидел отличий, потому что было темно, накатился уже самый темный час ночи, а четверых здоровых оперативники усадили на бордюр тротуара под самой стеной. Они рассадили их по одному и, чтобы не дать им убежать, каждого держали, заломив руку за спину. Это было не по правилам, но так было надежнее.

Во двор втекло облако света, тени на стене начали расти, почти упираясь головами в балконы второго этажа. Те четверо одновременно прикрылись свободными руками и попытались увернуться от света, но держали их крепко. Сергей выждал, пока его глаза привыкнут к свету, и обернулся. Двери желтого милицейского фургона — «лунохода» — открылись, и два милиционера вышли из машины. Вадим поздоровался с ними за руку, он был здесь хозяин. Сергей отошел в сторонку. Иначе про него могли подумать, что он примазывается к чужой славе. Кто про него мог так подумать, он не знал, но не хотел давать повода так думать никому.

Сначала погрузили старших. Не вынимая рук из карманов, поднимались они по неудобной железной лесенке в две ступеньки и становились невидимыми в глубине фургона. Первый из младших тоже засунул руки в карманы забахромившихся школьных брюк. Лицо у него было нечистое, в угрях, длинные волосы зачесаны за уши, как считал он, наверное, модным и красивым. Но уши у него были большие и росли перпендикулярно к черепу, они не хотели скрываться за сальными сосульками волос; розовые уши, торчавшие между прядок, насмешили Сергея, он улыбнулся. Мальчишка остановился, плюнул ему под ноги и сказал фразу.

— Худо у тебя дело, — подсчитав слова, ответил Сергей. — Из четырнадцати слов три цензурных, и те — «дурак», «сволочь» и «чистенький». Если так дальше пойдет, тебе азбуку глухонемые изучать придется, а то никто понимать не будет.