Владимир Баграмов - Страна убитых птиц

Сотни тысяч КЛОАК яростно бурлили по стране. Земля выбрасывала из недр своих нечто быстро остывающее, по качеству и вкусу идентичное хлебу. Земля пыталась накормить заблудших детей своих. Тайные, самые низкие уровни грунтовых вод пробили выход на поверхность «материнские руки» Земли. Тысячи, сотни тысяч родников забили повсюду. И было странно видеть веселый, хрустально-чистый фонтанчик родника, бьющий из земли, а неподалеку тяжелые, покрытые маслянистой пленкой, мертвые воды какого-нибудь водоема, озера или медленной, безжизненной реки.

Голова болела.

Викентий Смагин знал, что это долго продолжаться не может… Последний раз он поднял академика, жизнерадостного и мудрого старика, придумавшего изумительно простой способ очистки промышленных вод. Старик-академик упал прямо в лодке, когда вместе с лаборантом брал пробу воды из мертвого озера Химкомбината по производству искусственных волокон. Через четыре часа тело академика доставили в ЦЕНТР. В отдельном боксе клиники его ждал Смагин.

Никто не задал ему ни одного вопроса, никто не посмотрел в его сторону, когда Смагин, бледный и страшный отрешенностью ПУСТЫХ ГЛАЗ, выходил из бокса. Бригада реаниматоров проскользнула в бокс тенями. Врачи не смотрели друг на друга, работали молча и сосредоточенно. Академик уже СИДЕЛ НА КРОВАТИ. Оставалось дать наркоз, очистить легкие от скопившейся жидкости, сделать переливание крови и ввести тонизирующие препараты. Процедура была отработана. Он был двадцать первый, этот старичок-академик, пытавшийся до срока покинуть несчастный и больной мир.

Отношение к Смагину было сложным. Его можно было бы обозначить как БОЛЕЗНЕННОЕ ЛЮБОПЫТСТВО, СМЕШАННОЕ С СУЕВЕРНЫМ УЖАСОМ И… ЖАЛОСТЬЮ. Никто и никогда не пытался спорить с ним. Люди молча соглашались или не соглашались с ним, но никогда не высказывали своего мнения, неукоснительно выполняя все его советы, рекомендации, тем более требования и просьбы. Однажды он заметил это, удивился, решил проверить… Как бы между делом, он высказал мысль, что булыжник Старой Площади устарел, его надо заменить тесаными каменными плитами. И ровно через полчаса увидел в окно молчаливую, сосредоточенную толпу с ломами, кирками, лопатами, идущую к Старой Площади. Он тут же отменил свое то ли решение, то ли рекомендацию, то ли желание. Впредь стал крайне осторожен, тщательно взвешивая каждое слово.

Он встал из-за стола, пересек кабинет, открыл дверь в приемную.

Смагин знал последующие действия своего секретаря до мельчайших подробностей. Вот! — секретарь тут же встал, продолжая медленно перекладывать бумаги с места на место, ожидая указаний. Их не было, поэтому секретарь нашел еще одно дело — «исправление» несуществующей «неисправности» в шариковой ручке. Все это молча, не глядя в глаза. Смагин ловил на себе взгляд, только отворачиваясь от него. И так ВСЕ. За исключением… Да, их было двое — Иу и Лев Матвеев.

Почему они все не смотрят мне в глаза? Первое время он настойчиво и даже с яростью искал взгляда. Теперь бросил. Привык.

— Матвеев здесь?

— Минуточку.

Секретарь тут же нажал кнопку «Связь».

Викентий Смагин вернулся в кабинет. В нем ничего не изменилось, разве что похудел еще больше. Старый свитер, потертые брюки, разбитые ботинки. Хромой, усталый человек, часто забывающий поесть и выспаться, измученный кошмаром головной боли.

Вошел Лев Матвеев. Прошел к столу, сел, тут же закурил свои вонючие сигареты.

Они никогда не вспоминали тот разговор в Церкви и все, что ему предшествовало.

Матвеев некоторое время вглядывался в лицо Смагина, потом перегнулся через его стол, нажал кнопку вызова секретаря. С холодной яростью оглядел вошедшего, скрипнул зубами.

— Молока, хлеба! Побольше. У меня возьмешь пяток яиц, сваришь. Иди!

Секретарь мгновенно «испарился». С этим психом Матвеевым связываться было опасно. Вполне мог в «загривок наложить», такие вещи с некоторыми случались.

— Ты ел?

Смагин отрицательно покачал головой, задумчиво смотрел на карту страны, лежавшую на краю стола. Спросил, не отрывая от карты глаз:

— Где это ты яйцами разжился?

— Американцы прислали для тебя. А я в свой холодильник спрятал. Чтобы твой боров не пожрал. Или Иу… Тот еще проглот!

— Дьяла расстреляли. — Смагин прижал пальцем задергавшуюся щеку. — Бабу какую-то изнасиловал…

— Не какую-то, Смагин, а Катьку Бурову. Я ее хорошо знал по Области. Та еще стерва… У Первого секретаршей была, жену подменяла, та от них в Ясногорск сбежала. А потом ее вместо Первого на престол сунули! Недолго поцарствовала, но нахапать успела… Еле вывезли из квартиры да дачи. Говорят, какой-то Комитет Свободных Женщин организовывает…

Смагин пожал плечами. Щека дергалась и дергалась.

— Люди исчезают, Лев!

— Как это исчезают?! — Матвеев удивленно смотрел. — Куда это они могут исчезнуть? Эмигрируют, что ли? Вряд ли.

— Смотри.

Палец Смагина уткнулся в карту. Матвеев привстал, облокотился на стол, смотрел недоверчиво. Сведений, что люди покидают страну, в его «тройку» Совета не поступало.

— Регион Дальнего Востока, смотри. Сегодня пришло сообщение — семь пустых поселков, Лев. Это недалеко от Находки… Бухта Ольги, Мыс Астафьева, там никого нет! Я ничего не понимаю! Патрульные вертолеты вылетали. Парни обошли все дома — пусто! Ты понимаешь, совершенно пусто! И здесь…

Палец Смагина повел к середине региона Урала.

— Урал, Матвеев! Челябинск, Сигорск, Красногорск — они пусты! Уже пять часов, как пусты, Лев! И прилегающие к ним поселки — пусты!

— Ты с ума сошел! — вырвалось у Матвеева. — Куда они могли деться! Это же более четырех МИЛЛИОНОВ ЧЕЛОВЕК! А с Дальним Востоком — все пять, Викентий!

— По приблизительным подсчетам — шесть с половиной, — кивнул Смагин, задумчиво разглядывая карту. — Сейчас должны поступить сведения из Балтии.

— И там!

Смагин только усмехнулся.

— Что-то происходит, Лев. Пока я не понимаю, но буду ПОНИМАТЬ! Я ЧУВСТВУЮ, понимаешь, ЧУВСТВУЮ ЧЬЕ-ТО ВМЕШАТЕЛЬСТВО!

Он повернул лицо к Матвееву. Глаза его опять стали темными, какими-то бездонными и мудрыми… КАК ТАМ, В ЦЕРКВИ, КОГДА ОН ШЕЛ К НЕМУ ОТ ЭТОЙ ГРУДЫ ОПЛАВЛЕННОГО, ДЫМЯЩЕГОСЯ МЕТАЛЛА. А СЗАДИ МАТВЕЕВА БЕСНОВАЛАСЬ ВООРУЖЕННАЯ ТОЛПА, ГОТОВАЯ РАСТЕРЗАТЬ. И НА ЛИЦЕ У СМАГИНА БЫЛА КРОВЬ, И НА ГРУДИ, И НА ЖИВОТЕ… ОТ ПУЛИ В ЛИЦО ОСТАЛСЯ КРОХОТНЫЙ КРЕСТООБРАЗНЫЙ ШРАМ.

— КАКАЯ-ТО СИЛА ВМЕШИВАЕТСЯ, ЛЕВ. Я НИЧЕГО НЕ МОГУ НИ ПОДЕЛАТЬ, НИ ПОНЯТЬ!

Смагин медленно пошел к окну, как видно, болела нога, потому что он морщился, машинально тянулся рукой к колену. Встал, опираясь на подоконник, смотрел на улицу.