Джон Бойд - Опылители Эдема

— Да нет, — возразил Халдейн, будучи уверенным, что в ее знании есть пробел, — об этом я знаю, но я имел в виду не это. Я получаю удовольствие оттого, что смотрю на вас, прикасаюсь к вам.

Он потянулся к ней и взял за руку:

— Так приятно держать вашу руку.

— Отпустите меня, — прошептала она, — пока не вернулся ваш отец.

Он подчинился, отметив про себя, что она легко могла бы выдернуть руку сама, но не сделала этого. Он откинулся на спинку стула.

— Я хотел сказать вам что-то вроде того, что мое сердце поет, словно птица, но ничего не получилось.

Он не знал, что человеческий голос может быть таким нежным, пока не услышал ее ответ:

— Не расстраивайтесь, Халдейн. Вы сказали мне гораздо больше, чем думаете, и каждое утро моей жизни будет отныне начинаться песней вашего пристрастившегося к ЛСД жаворонка.

Три драгоценные секунды прошли в молчании. Хиликс заговорила первой:

— Забудьте, что вы — заикающийся от смущения, неоперившийся поэт и оставайтесь пунктуальным математиком. Быстро придумывайте какой-нибудь способ помочь мне написать эпическую поэму о Фэрвезере, иначе я не смогу помочь вам снять позолоту с лилий моего сердца.

Его ответ был придуман давно:

— Ждите меня завтра в девять утра возле фонтана во дворе вашего университета.

Она кивнула и поднесла к губам чашку с кофе как раз в тот момент, когда отец Халдейна входил в комнату.

В воскресенье Халдейн поднялся с постели в семь утра и почти час потратил на то, чтобы дважды побриться, привести в порядок ногти на руках и ногах, пойти под душ, помыться с мылом, ополоснуться, еще раз помыться с мылом, снова ополоснуться, вытереться, освежить лицо лосьоном, вытереть руки и растереть обнаженную грудь. Он увлажнил волосы кремом, но очень немного, только чтобы придать им блеск.

Халдейн постоял некоторое время нагишом перед зеркалом и поиграл мышцами, сделав несколько тренировочных выпадов дзю-до. Он выбрал серую куртку с вкраплениями серебряных нитей и серебряной эмблемой «М-5», вышитой на левой стороне груди, ладно сидевшее на нем пальто с бледно-серебристой подкладкой и серые туфли из набивной замши. Его брюки были из грубой хлопчатобумажной ткани на теплой подкладке с начесом, серого цвета, с тройной строчкой на гульфе.

Стоя одетым перед зеркалом, он с неохотой признался себе, что каждой пядью своей фигуры напоминает будуарного героя восемнадцатого века. Его тонкое гладкое лицо всем, кроме волос, напоминало ему Джона Китса. Эти пышные, светлые, цвета свежей соломы волосы с явными признаками волнистости, ни дать ни взять — байроновские, а эти глаза, холодные, серые и бесстрастные, умеют смотреть на вещи только эмпирическим взглядом с расчетливой легкостью прирожденного прагматика.

С размаху набросив на плечи пальто, он развернулся на каблуках и крупным шагом направил стопы в кухню, где сбросил пальто и стоя позавтракал, далеко наклоняясь над столом кухонного буфета, чтобы не замарать крошками сияющий блеск своей куртки.

Снова надев пальто, он покинул наследственное владение, зная, что патриарх, почивающий в своей спальне, проснувшись, решит, что его отпрыск пошел к заутрене, и на три четверти будет прав.

По пути к университетскому городку он ехал мимо лодочного причала. Слева от него, на Шишак и Русский холм взбирались блеклые башни городских строений. Справа легкий бриз поддавал под зад небольшим волнам, всхолмившим залив. Над ним проплывали небольшие облака, напоминавшие девичьи груди, которые только подчеркивали голубизну неба. Начинался многообещающий день ожившего восемнадцатого века.

Он припарковал машину и, срезая путь, пошел через территорию городка между деревьями. По мере приближения к фонтану, пелена ветвей становилась все тоньше, и он увидел ее.

Она стояла у фонтана, читая книгу, в платке вместо шляпки, одетая в юбку, которая, очевидно, гладилась под матрацем.

Раздосадованный тем, что так разнарядился, он вышел из-под покрова деревьев.

Когда он подошел к ней, она подняла взгляд и улыбнулась, протягивая руку. Он наклонился к руке и поцеловал ее.

— Избавьте меня от рыцарства, Халдейн, — сказала она, быстро отдергивая руку. — У нас в городке есть сторожевые пташки.

— Я надел свой костюм для воскресной мессы.

— Я догадывалась, что вы именно так и поступите, — сказала она, — поэтому оделась совершенно иначе, чтобы люди не подумали, что мы вместе ходим к заутрене.

— Вы так же умны, как прекрасны. Вам не холодно?

— Немножко.

— Что это за книги?

— Потоньше — поэтические произведения Фэрвезера, толстая — антология поэзии девятнадцатого века.

— О, — воскликнул он, пытаясь скрыть негодование, вызванное видом этих книг. Он почти позабыл о поводе для их встречи, и это напоминание его расстроило. Возникло ощущение, будто она привела с собой маленького брата.

— Не на таком же холоде говорить о них, — сказал он и поведал о квартире Малколмов и о том, как к нему попали ключи. Он дал ей дословный отчет о разговоре со своим товарищем по общежитию, не касаясь мотивов этого разговора.

Подумав, она признала идею разумной:

— Возьмите толстую книгу и идите в северном направлении, а я пойду той дорогой, которой пришла сюда. Если за нами наблюдают, кто бы нас ни видел, подумает, что мы встретились, потому что я должна была передать вам учебник. Обращайтесь с книгой бережно, это фамильная реликвия. Я на несколько минут задержусь, прежде чем отправлюсь в эту квартиру.

— Папе не понравился ваш выбор темы, вы заметили?

— Я ожидала от него такой реакции.

— Каким образом?

— Поговорим об этом там, в квартире.

— Вы не боитесь?

— Немного побаиваюсь, — призналась она.

— Риск может стать большим ровно в той мере, в какой мы сами станем его увеличивать.

— Я боюсь не того, что о нашей встрече может быть доложено. Это нечто другое и более важное, мне страшно от того, что я нашла в этих книгах. Ну, идите, только не оглядывайтесь.

Он повернулся и, насвистывая, широко зашагал по аллее. Для любого случайного наблюдателя он был всего лишь студентом, который одолжил у студентки книгу и отправился по своим делам.

Насвистывал он только для самоуспокоения. На ее лице он заметил скорее глубокую тревогу, чем признаки страха. Чем бы ни было то, что она нашла в этих книгах, было очевидно, что ей не по себе.

Квартира Малколмов произвела на Хиликс впечатление.

Едва сбросив пальто и положив книгу на диван, она торопливо заговорила:

— Взгляните, какое великолепие!.. Разве не восхитительна эта резьба? Я думаю, вы просто обязаны убрать пыль!

Халдейн не был в квартире с тех пор, как впервые ее осматривал. Он пожал плечами:

— Здесь нужна женская рука, и мне тоже.