Николай Гуданец - Двое с Золотой Канавы

— А босс?

— Он не хочет возвращаться.

— Э, нет, — говорю. — Стоп. Я хочу напоследок повидаться с боссом. За ним остался должок.

Горбоносый поразмыслил.

— Что ж. Это ваше право, — говорит.

И повел меня в лабораторию. Открывает дверь, пропускает вперед...

Батюшки светы! Вот это была картинка!

Видать, профессора в башке у босса все шарики-ролики перелопатили. Уж на что он придурочный, но такое...

На полу расстелен ковер, по ковру босс-барбос прыгает на карачках и рычит, в руках у него игрушечная зверюга, на башке расписной колпак. А вокруг старого дундука — целая орава сопливых ребятишек хохочет. За уши его дергают, за штаны, а один — так верхом сидит и погоняет. Рядом стоят чернопузый с пигалицей и любуются.

— Эге, да это ж Вьюн! — говорит босс, ни капельки не смутившись. — Детки, это мой лучший друг. Познакомьтесь.

Детишки пялятся на меня, притихли.

— Можно вас на пару слов? — говорю.

— Погодь. Мы в золотоискателей играем. Я вот довезу вождя до бивака...

— Индикатор, — вдруг тихо говорит пигалица.

— Что-о? — встрепенулся чернопузый.

— На индикаторе — шестьсот милликси...

Тут чернопузый профессор посерел, а горбоносый позеленел.

— Спокойствие, — цедит сквозь зубы горбоносый. — Не паниковать. Патке, живо — назад!

Берет он меня за плечо, разворачивает и моментально выпер в коридор. Я не стал ерепениться.

— А как же босс? — только и спросил я. — Мне надо с ним потолковать. С глазу на глаз.

— Сейчас. Сейчас. Пройдите вот в эту комнату.

Вталкивает он меня в комнату вроде гостиной, с креслами, диваном и столиком. Тут к нему подлетает ошалевший чернопузый.

— Коллега, — мямлит он. — Оказывается, гаситель не работал.

— Что-о?

— Наверное, он отказал еще после первого сеанса. Что-то там с усилительным каскадом, насколько могу понять.

— Вот почему не было эйфории. А не из-за тонкой перефокусировки...

— Не в том дело. Не в том, поймите!

— Что с детьми?!

— Ничего. Ровным счетом. Никаких следов индукции. Поймите, Рольт выздоровел — при неработающем гасителе...

Он вдруг заткнулся, покосился на меня и, подцепив горбоносого под локоток, потащил вон из комнаты.

— Ждите, — бросил тот через плечо. — Рольт сейчас придет.

Сел, жду. Входит босс молодецким шагом. Уже без колпака.

— Говорят, ты надумал возвращаться? — спрашивает. — Зря. Чего ты там, на этой клятой Золотой Канаве, забыл? Слышь, Вьюн, оставайся.

— Нет уж, спасибочки, — отвечаю. — Эта жизнь мне не по нутру.

— Да чем же та лучше? Погодь. Послушай-ка. Я ведь вдвое больше твоего прожил. И вот что я тебе скажу. Нехорошо я жил, понимаешь? Неправильно. Только деньги, деньги, деньги, кровь, грех, порок, ложь... А что деньги? Они же — труха, навоз. Думаешь, много от них счастья? Нет. Одна сплошная скверна, и суета, и страх. Не было в той жизни у меня ни радости, ни покоя, слышишь? Да я же и не знал другой. Только теперь я все это понял, когда привезли меня сюда и дали хорошенько подумать на досуге. Я людей-то раньше не видел, настоящих. Та шпана, что вокруг вертелась, разве они люди? Каждый норовил околпачить, отжилить, урвать, продать меня с потрохами. Каждый меня на дух не переносил, однако виду не показывал. Не спорь, я не про тебя говорю, ты был и есть единственный преданный человек с чистым сердцем, за что я тебя и заприметил. А всей остальной погани — только деньги мои нужны были, и больше ничего. Вот сейчас, на старости лет, я узнал, каково это бывает, когда люди тебя привечают ради тебя самого...

— Какие люди? Профессора, что ль?

— И они тоже, хотя не об них речь. Детишки, Вьюн. Меня вот попросили за ними присмотреть, покуда лекарство для них готовят. Знаешь, Вьюн, у меня сердце растаяло, как я их увидел. Рады они мне, понимаешь? Вот такому — старому, брюхатому, в грехах закоснелому... Играют со мной, веселятся... Ох, Вьюн. Я уж порешил: останусь здесь. Найдутся ведь в ихней больнице дети, за которыми присмотр нужен? Ежли попрошусь, возьмут в услужение, а? Думаю, возьмут. Не убудет от них, от профессоров.

Свихнулся старикан. Как есть, свихнулся. Он ведь с его деньжищами может хоть сотню больниц накупить со всей сопливой ребятней, какая в них имеется...

— Дело ваше, — говорю. — А я пришел попрощаться. Домой поеду. Только давайте мое жалованье за последний сезон. Чековая книжка при вас ведь?

— Эх, Вьюн. Неладно ты решил. Чем тебе тут не жизнь?

— Не хочу. Муторно. Мне ихние порядки поперек горла. Давайте расчет, и простимся по-хорошему.

— Ну как знаешь. Не держу. Тут каждый сам себе решает, — говорит старый болван. — А расчет у нас будет простой. Помнишь, мы недавно ездили в Луазеро?

— Как не помнить.

Босс расстегнул рубаху и снял с шеи кожаный кисетик на цепочке.

— Вот, сынок. В этом, как его... Интырьбанке. Я сдал на хранение чемоданчик. Тут пропуск к личным сейфам, на нем номер. Шифр замка: А-11-12-0. Запомнил? Все, что в чемоданчике, — твое. Ежели перевести в наличные, миллиардов девять потянет. Бери. Мне оно ни к чему.

Тут у меня в голове помрачение сделалось. И очухался я на коленях, держу банковский пропуск на предъявителя, целую боссу лапу его гнусную, волосатую, и смеюсь, и плачу, и ни слова промолвить не могу, а тот ласково эдак меня по голове поглаживает...

Гравилет приземлился на задворках космопорта, между решетчатыми колоссами ремонтных доков. Трое людей в комбинезонах Разведслужбы вывели из салона босого желтолицего человечка в мятых шароварах и цветастой рубашке. Их ожидал плечистый человек в длиннополом синем одеянии с блестящими пуговицами.

— Здравствуйте, Патке, — сказал он. — Надеюсь, на сей раз вы не попытаетесь меня застрелить?

Человек промолчал.

— Мне поручено доставить вас на Золотую Канаву, — продолжил человек в синем. — Какие будут пожелания на сей счет? Куда именно вас отвезти?

— На Архипелаг, — проговорил желтолицый. — В Луазеро.

— Хорошо. Луазеро так Луазеро. Хочу дать один добрый совет. Избегайте встреч с Бонемом и его людьми. Предателей никто не любит, Патке. Они — ненадежный народ. А когда они перестают быть полезными, их участь предрешена. Вы меня поняли?

Человек поежился.

— Вижу, что поняли. Возвращаться не раздумали?

— Нет.

— Предупреждаю. Не вздумайте проболтаться. Никто не поверит, что вы гостили на небесах. Зато мы быстро узнаем о вашей болтливости. Тогда придется вас опять изъять и поселить в заведение для таких, как вы, болтунов. Держите язык за зубами. Ясно?

— Да.

— Пойдемте. — Он сделал приглашающий жест. — Не оглядывайтесь.

Чуточку помявшись, человечек зашагал по дорожке. Сопровождавший его мужчина в синем одеянии, отстав шага на три, вынул из кармана ампульный пистолет, прицелился человечку в бедро, нажал на спуск. Раздался глухой хлопок, словно ладонью по подушке. Человечек пошатнулся, припал на колено и медленно повалился на бок.