Роберт Силверберг - Ночные крылья. Человек в лабиринте. Полет лошади

Канцлер медленно сказал:

— Ты пойдешь в свою комнату, ученик, и останешься там до допроса. После этого ты покинешь это здание и должен будешь уйти из Парриша в течение двадцати часов. Своей властью я объявляю тебя изгнанным из союза Летописцев.

Хотя меня об этом уже предупредил Самит, я был ошеломлен.

— Изгнанным? За что?

— Мы не можем больше доверять тебе. Тебя окружает слишком много тайн. Ты приводишь к нам Принца и скрываешь свои подозрения; ты присутствуешь при смертельной ссоре; ты наносишь визит Прокуратору среди ночи. Возможно именно из-за тебя мы понесли эту невосполнимую потерю в архивах этим утром. Нам здесь не нужны загадочные люди. Мы рвем взаимоотношения с тобой. — Канцлер величественно взмахнул рукой. — В свою комнату теперь, пока не придет время допроса, а потом — уходи!

Меня втолкнули в комнату. Когда за мной закрывалась входная дверь, я увидел пепельно-серое лицо Канцлера, который рухнул на руки своих собратьев по союзу, и в то же мгновение Олмэйн вышла из оцепенения и с криком упала на пол.

Оставшись один в комнате, я долго собирал свои пожитки, хотя у меня мало что было. Утро было в самом разгаре, когда ко мне пришел Летописец, которого я не знал. Он принес приборы для допроса. С тяжелым сердцем я смотрел на них, думая о том, что со мной будет покончено, если только Летописцы обнаружат доказательство того, что именно я выдал Завоевателям местонахождение записи о резервации. Они уже заподозрили меня в этом. Канцлер не выдвинул обвинение против меня только потому, что ему, должно быть, показалось странным и маловероятным, чтобы ученику, вроде меня, было бы интересно проводить такие поиски в архивах союза.

Мне повезло. Мой следователь больше интересовался деталями убийства. И как только он выяснил, что я к этому не причастен и ничего не знаю, он отпустил меня, предупредив, чтобы я покинул здание в назначенное время. Я сказал ему, что так и сделаю.

Но сначала мне нужно было отдохнуть. Я ведь не спал всю ночь. Поэтому я выпил снотворное, действующее в течение трех-четырех часов и погрузился в успокаивающий сон. Когда я проснулся, кто-то стоял около меня. Это была Олмэйн.

Она выглядела гораздо старше теперь. На ней была строгая туника приглушенных тонов без украшений. Черты ее лица обострились. Я постарался скрыть свое изумление, когда увидел ее и пробормотал извинения, что не сразу заметил, что она вошла.

— Не беспокойся, — мягко сказала она. — Я разбудила тебя?

— Я уже поспал.

— А я совсем не спала. Но для этого еще будет время. Мы должны объясниться, Томис.

— Да. — Я неуверенно поднялся. — Вы хорошо себя чувствуете? Я видел вас чуть раньше и вы, казалось, были в трансе.

— Мне дали лекарства, — ответила она.

— Расскажите мне, что можете, о минувшей ночи.

Ее веки моментально закрылись.

— Ты был ведь у нас, когда Элегро затеял ссору и Принц вышвырнул его. Через несколько часов Элегро вернулся. С ним был Прокуратор Парриша и еще несколько Завоевателей. Элегро, казалось, ликовал. Прокуратор показал нам куб и велел Принцу положить на него руку. Принц заартачился, но Манрул Седьмой убедил его подчиниться. Когда он дотронулся до куба, Прокуратор и Элегро ушли, оставив нас опять вместе, и ни он, ни я не понимали, что произошло. У комнаты поставили стражу, чтобы Принц не сбежал. Вскоре после этого Прокуратор и Элегро вернулись. Теперь Элегро, казалось, был подавлен и даже сконфужен, а Прокуратор был очень оживлен. В нашей комнате Прокуратор объявил, что бывшему Принцу Рама дарована амнистия и что никто не имеет права причинить ему вред. А потом Завоеватели ушли.

— Продолжайте.

Олмэйн говорила так, будто она Сомнамбула.

— Элегро, казалось, не понимал, что произошло. Он кричал, что совершено предательство; он орал, что его предали. Потом последовала ссора. Элегро напоминал разъяренную женщину, Принц становился все более высокомерным, каждый требовал от другого выйти из комнаты. Ссора стала такой истеричной, что даже ковер начал умирать. Лепестки опали, маленькие рты раскрылись, будто им не хватало воздуха. Кульминация наступила быстро. Элегро схватил оружие и начал угрожать, что он воспользуется им, если Принц немедленно не уйдет. Принц недооценил темперамент Элегро, думая, что он его шантажирует и пошел вперед, будто намереваясь вышвырнуть Элегро из комнаты. Элегро убил Принца. Мгновение спустя я схватила дротик с полочки, где хранятся древности, и метнула его прямо в шею Элегро. В дротике был яд. Он умер мгновенно. Я позвала людей, а больше я ничего не помню.

— Странная ночь, — сказал я.

— Слишком странная. Скажи мне, Томис, почему пришел Прокуратор и почему он не посадил Принца в тюрьму?

Я сказал:

— Прокуратор пришел, потому что я просил его об этом, кстати, по приказу вашего покойного мужа. Прокуратор не арестовал Принца, потому что свобода Принца была куплена.

— Какой ценой?

— Ценой позора человека, — ответил я.

— Ты говоришь загадками.

— Правда обесчестит меня. Прошу вас, не заставляйте меня этого делать.

— Канцлер говорил о каком-то документе, которым завладел Прокуратор…

— Да, речь идет именно об этом, — признался я, и Олмэйн опустила глаза и больше не задавала мне вопросов.

В конце концов я спросил:

— Ведь вы совершили убийство, как вас накажут?

— Преступление было совершено в состоянии аффекта и страха, — ответила она. — Поэтому серьезного наказания не будет. Меня исключили из союза за супружескую измену и акт насилия.

— Примите мои сожаления.

— Мне предписано в качестве Пилигрима отправиться в Иорсалем, чтобы очистить там душу. Я должна покинуть город в течение суток или я поплачусь своей жизнью.

— Меня тоже изгнали из союза, — сказал я ей. — И я тоже отправляюсь в Иорсалем, хотя это был мой собственный выбор.

— Может быть, мы можем странствовать вместе?

Я не мог скрыть своих колебаний. Я уже странствовал со слепым Принцем. Мне было безразлично, что я мог отправиться в дорогу с убийцей, с женщиной без союза. Может быть, просто для меня пришло время попутешествовать в одиночестве? Но ведь Сомнамбула сказала, что у меня будет спутник.

Олмэйн сказала спокойно:

— Я вижу, ты воспринял мое предложение без энтузиазма. Может быть, я смогу восполнить его нехватку. — Она открыла тунику. Между двумя белоснежными холмами ее грудей я увидел мешочек. Она соблазняла меня не телом, а кошельком. — Здесь лежит все, — сказала она, — что у Принца Рама было спрятано в бедре. Он показал мне эти сокровища, и я вытащила их из его тела, когда он, мертвый, лежал в моей комнате. Здесь есть кое-что и мое. Я тоже не без средств. Мы будем путешествовать без лишений. Согласен?

— Мне трудно отказаться.