Роберт Силверберг - Ночные крылья. Человек в лабиринте. Полет лошади

Он с презрением посмотрел на меня и фыркнул:

— Мне следовало помнить. Я ведь разговариваю с Пилигримами. Ну ладно. Забудьте об этом. Я ведь это несерьезно.

Может быть, вам и нравится все, что сейчас происходит, откуда я знаю.

— Мне не нравится, — сказал я.

Он взглянул на Олмэйн и я тоже, потому что в глубине души я опасался, что она скажет Торговцу, что я уже вложил свою лепту в сотрудничество с Завоевателями. Но, к счастью, Олмэйн промолчала, что она всегда и делала до того печального дня, когда у Земного Моста, из-за нетерпения и усталости, она бросила мне ядовитый упрек в моем единственном падении.

Мы распрощались с нашим благодетелем в Марсее, провели ночь в приюте Пилигримов и на следующее утро, уже пешком, отправились в путь по побережью. Так мы и шли, Олмэйн и я, по прекрасным местам, которые просто кишели Завоевателями. Иногда мы шли пешком, иногда подъезжали в симпатичных вагончиках, а однажды мы даже стали гостями путешествующих Завоевателей. Мы уже были далеко от Рама, когда вошли в Талию и повернули на юг. Потом мы подошли к Земному Мосту и там вдруг произошла неожиданная задержка, и эта неприятная ссора, а потом нам разрешили пройти по этой узкой песчаной ленте, которая соединяет два континента, разделенных озером. И вот, наконец, мы попали в Африкию.

Нашу первую ночь на другой стороне после долгого и утомительного путешествия мы провели в грязной гостинице на берегу озера. Это было квадратное, побеленное здание почти без окон, оно будто было выстроено вокруг прохладного внутреннего дворика. Большей частью там жили Пилигримы, но были и члены других союзов, в основном Продавцы и Транспортировщики. В угловой комнате гостиницы жил Летописец, которого Олмэйн избегала, хотя и была с ним знакома. Ей просто не хотелось, чтобы хоть что-то напоминало ей о ее бывшем союзе.

Там же остановился и Мутант Бернальт. По новым законам Завоевателей Мутанты имели право останавливаться в гостиницах, отведенных не только для них. И все же странно как-то было видеть их здесь. Мы прошли по коридору, и Бернальт было улыбнулся мне и даже начал о чем-то говорить, но улыбка исчезла с его лица. Он, видимо, понял, что я еще не готов принять его дружбу. А может быть, он вспомнил, что Пилигримы, по закону своего союза, не могут часто общаться с бессоюзными. Закон все еще действовал.

Мы с Олмэйн съели наваристый суп и тушеное мясо, а потом я проводил ее до комнаты и уже пожелал ей спокойной ночи, когда она сказала:

— Подожди, мы вместе совершим обряд общения.

— Но видели, как я вошел в твою комнату. Пойдут сплетни, если я останусь.

— Тогда мы пойдем в твою!

Олмэйн выглянула в холл. Никого. Она схватила меня за руку, и мы бросились через проход в мою комнату. Она заперла дверь и сказала:

— Теперь давай твой звездный камень!

Я достал камень из потайного кармана, а она достала свой, и мы положили на них руки.

Став Пилигримом, я обнаружил, что звездный камень дает небывалое успокоение. Уже много времени прошло с тех пор, как я последний раз входил в транс Наблюдателя, но я никак не мог отвыкнуть от старых привычек. Звездный камень мог вызвать чувство внезапно нахлынувшего восторга, сходное с тем, которое я испытывал во время Наблюдений.

Звездные камни привозят с каких-то других планет — не знаю уж каких — и владеть ими можно, если только становишься членом союза. И сам камень определяет, можешь ли ты быть Пилигримом, потому что он обжигает руку тех, кого он считает недостойным носить одеяние Пилигрима. Говорят, что все без исключения, кто вступил в союз Пилигримов, испытывали крайнее беспокойство, когда им впервые предлагали взять в руки камень.

— Ты волновался, когда тебе дали твой камень? — спросила Олмэйн. — Волновался?

— Конечно.

— И я.

Прошло немного времени, прежде чем энергия камня поглотила нас. Я крепко сжал свой камень. Темный, сияющий, еще более гладкий чем стекло, он мерцал у меня в руке, словно осколок льда, и я чувствовал, как меня подхватывает энергия Провидения.

Сначала у меня обострилось восприятие всего, что меня окружает. Каждая трещинка в стенах этой древней гостиницы казалась почти долиной, а легкое дуновение ветра превращалось в порывистый шквал. В мягком отсвете лампы я разглядел цвета, которые лежали за пределами спектра.

Чувства, которые обуревали меня, когда я сжимал звездный камень, совсем были не похожи на те, которые я испытывал, когда брался за ручки приборов Наблюдения. Я будто освобождался от своей земной кожи и на невероятной скорости стремительно взлетал над бесконечным пространством, охватывая и постигая все разом. Наверное в большей степени человек не может приблизиться к божественному началу. Конечно, входя в транс Наблюдателя, я получал высоко точные данные, которых не мог дать звездный камень. Все это время я ничего не видел и не мог конкретно определить, где я нахожусь и что меня окружает. Я только понимал, что меня поглотила огромная сила и что я в непосредственном контакте с чревом вселенной.

Называйте это общением с Провидением.

Будто откуда-то издалека я услышал голос Олмэйн:

— Ты знаешь, что люди говорят об этих камнях? Что на самом деле не происходит никакого общения, что это всего лишь электрический эффект?

— У меня на этот счет нет никакой теории, — сказал я, — меня больше интересуют результаты, чем причины.

Скептики полагают, что звездные камни — это всего лишь усилители, которые отталкивают колебания, излучаемые мозгом. Благоговейное безграничное нечто, с которым человек входит в контакт, как утверждают эти насмешники, это просто огромное повторяющееся колебание одного челночного электрического импульса в черепе Пилигрима. Возможно. Возможно.

Олмэйн протянула руку и сжала свой камень. Она сказала:

— Когда ты был Летописцем, Томис, ты изучал историю ранней религии? Во все времена человек искал возможности слияния с бесконечностью. И многие религии — не все! — поддерживали надежду этого священного слияния.

— Были еще и медицинские препараты, — пробормотал я.

— Да, были наркотические средства, которые могли почти моментально создать ощущение единства со вселенной. Эти звездные камни, Томис, просто самые современные в длинном ряду изобретений, которые могут помочь преодолеть одно из самых страшных проклятий человека — одиночество души, будто запертой в теле каждого индивидуума. Такую страшную изоляцию друг от друга и от самого Провидения не может выдержать большинство рас, населяющих вселенную. Это крест человечества.

Голос ее был едва слышен. Она говорила еще что-то, и это были мудрые мысли, которые она почерпнула у Летописцев, но я не мог понять их смысла. Я быстрее входил в транс, чем она, потому что мне приходилось это делать множество раз, когда я был Наблюдателем.