Джек Вэнс - Дворец любви. Умы Земли. Большая планета

— Мистер Плюсс примет вас, сэр.

Мистер Плюсс, угрюмый человечек с серым хохолком и черными тусклыми глазами, явно не имел намерения угождать Джерсену или кому бы то ни было.

— Простите, сэр. Мы должны заниматься продукцией. А с этими женщинами просто беда: мы делаем для них все, что можем, снабжаем хорошей пищей, создаем возможности для отдыха; они даже ходят мыться раз в неделю. И все недовольны.

— Могу ли я узнать, работает ли еще у вас эта женщина?

— Работает или нет, я не позволю беспокоить ее.

— Я буду рад возместить вам любые неудобства.

— Гм… Одну минуту… — Мистер Плюсс заговорил в интерком: — Меня интересует текущий индекс Дандины из прядильного цеха. Гм… Понимаю. — Когда он вновь обернулся к Джерсену, его глаза подозрительно блеснули. — Очень ценный работник. Я не могу допустить, чтобы ее расстроили. Если хотите поговорить, купите ее. Цена — три тысячи севов.

Без лишних слов Джерсен выложил деньги. Мистер Плюсс облизнул розовые губы и вновь заговорил в интерком:

— Быстро доставьте Дандину в контору.

Прошло десять минут. Мистер Плюсс с отсутствующим видом делал записи в блокноте. Наконец дверь открылась, и клерк ввел полную женщину в белом халате с крупными, расплывчатыми чертами лица, коротко остриженными волосами мышиного цвета. Она вопросительно поглядывала то на мистера Плюсса, то на Джерсена.

— Вы покидаете нас, — объявил мистер Плюсс. — Этот джентльмен покупает вас.

Дандина посмотрела на Джерсена со страхом:

— О, что вы со мной собираетесь сделать, сэр? Я приношу тут пользу, и мне хорошо. Я делаю свою работу, я не хочу работать на фермах и слишком стара для грузовых работ.

— Не бойся, Дандина. Я заплатил мистеру Плюссу, и ты теперь свободная женщина. Если хочешь, можешь вернуться домой.

Слезы набежали на ее глаза.

— Не верю!

— Это правда.

— Но почему? — Ее лицо выражало смесь надежды, страха и сомнения.

— Я хочу задать тебе кое-какие вопросы.

Дандина отвернулась и закрыла лицо руками. Спустя мгновение Джерсен спросил:

— Ты хочешь что-нибудь забрать с собой?

— Нет. Ничего. Если бы я была богатой, то взяла бы этот гобелен на стене, где маленькая девочка танцует. Я ткала для него основу, и он мне очень нравился.

— Сколько это стоит? — поинтересовался Джерсен у мистера Плюсса.

— Номер девятнадцать? Семьсот пятьдесят севов.

Джерсен заплатил и забрал гобелен.

— Пойдем, Дандина, — сказал он коротко. — Нам лучше поспешить.

— Но попрощаться… Мои дорогие подруги!

— Невозможно, — процедил мистер Плюсс. — Вы хотите расстроить остальных женщин?

Дандина задумалась и почесала нос:

— Я не выбрала своей премии. Три полупериода отдыха. Я бы хотела передать их Альмерине.

— Ты же знаешь, что этого нельзя делать. Мы никогда не позволяем передавать или выменивать премиальные. Если хочешь, можешь использовать их теперь, до отъезда.

Дандина неуверенно поглядела на Джерсена:

— А у нас есть время? Жалко… Впрочем, теперь это не имеет значения…

Они медленно шли вдоль реки к центру города. Дандина бросала осторожные взгляды на Джерсена.

— Я не могу сообразить, что вам от меня нужно, — начала она обеспокоенно. — Я никогда не знала вас.

— Мне интересно то, что ты можешь рассказать о Виоле Фалюше.

— Виоль Фалюш? Но я не знаю такого человека. Я ничего не могу рассказать о нем. — Дандина внезапно остановилась, колени ее тряслись. — Теперь вы отправите меня обратно на фабрику?

— Нет, — устало сказал Джерсен. — Не отправлю. — Он поглядел на нее в глубоком разочаровании. — Но ведь ты та Дандина, которую похитили вместе с Ингой?

— О да. Я — Дандина. Бедная Инга!.. Я не слышала о ней с тех пор, как она попала к Куалагу. Говорят, там еще хуже.

Джерсен судорожно искал выход.

— Вас похитили и привезли на Саркой?

— Да, да. Что это было за время! Мы ездили по степям в этих тряских стареньких повозках.

— Но человек, который похитил вас и привез на Саркой, — его звали Виоль. Так мне, по крайней мере, сказали.

— Этот! — Рот Дандины скривился, словно она хлебнула чего-то горького. — Его звали не Виоль Фалюш.

И Джерсен с замиранием сердца вспомнил, что Какарсис Азм говорил то же самое. Человек, продавший Ингу и Дандину, не называл себя Виолем Фалюшем в то время.

— Нет, нет! — произнесла Дандина смягчившимся голосом, оглядываясь на прошлую жизнь, — Это был не Виоль Фалюш. Это был отвратительный Фогель Фильшнер.

Весь обратный путь в Ойкумену по обрывкам и фрагментам, кусочек оттуда, фраза отсюда, Джерсен восстанавливал историю, которую рассказала ему Дандина.

Возбужденная свалившейся на нее свободой, Дандина говорила охотно. О да, она знала Фогеля Фильшнера.

И очень хорошо. Так он сменил свое имя на Виоля Фалюша? Неудивительно, ведь он покрыл позором свою мать. Хотя мадам Фильшнер никогда не пеклась о своей репутации и вряд ли даже знала, кто был отцом Фогеля. Он ходил в ту же школу, что и Дандина, на два класса старше.

— Где это было? — спросил Джерсен.

— Да в Амбуле! — воскликнула Дандина, удивленная тем, что собеседник еще не знает историю ее жизни так же хорошо, как она сама. Хоть Джерсен бывал в Роттердаме, Гамбурге и Париже, он никогда не посещал Амбуле, район Ролингшейвена, что на западе Европы.

По мнению Дандины, Фогель Фильшнер всегда был странноватым малым.

— Необычайно чувствителен, — утверждала она, — То впадал в ярость, то постоянно хныкал. Никогда не знаешь, что выкинет этот Фогель, — И бывшая рабыня смолкла, покачивая головой, — дивилась поведению Фогеля Фильшнера, — Когда ему было шестнадцать, а мне около четырнадцати, в школу пришла новенькая. Очень хорошенькая — Игрель Тинси ее звали. И конечно, Фогель Фильшнер тут же влюбился в нее.

Но Фогель Фильшнер был неуклюжим и нескладным, и Игрель Тинси, девушка с запросами, нашла его отталкивающим.

— И кто мог осудить ее за это? — вопрошала Дандина. — Фогель не отличался красотой в то время. Я хорошо его помню: слишком высокий для своего возраста и тощий, но с круглым животиком и тяжелым задом. Ходил, наклонив голову к плечу, и жег всех темными горящими глазами. О, эти глаза все видели, ничего не упускали! Должна сказать, что Игрель Тинси обращалась с ним весьма бессердечно, смеялась и все такое. По моему мнению, она довела бедного Фогеля до отчаяния. И этот тип, к которому Фогель ее ревновал, — не могу вспомнить его имени. Он писал стихи, очень странные и красивые. И все над ним смеялись, хоть у него были покровители в старших классах!

Тут Дандина погрузилась в ностальгические воспоминания: — Я даже теперь чувствую этот морской воздух. Амбуле, наш старый район, Гааз, лучшая часть города. И самая богатая. Какие там росли цветы! Подумать только, я не видела цветов тридцать лет, кроме тех, которые сама ткала. — И Дандина вновь начинала рассматривать гобелен, свешивавшийся со стены каюты.