Роберт Шекли - Лавка старинных диковин (сборник)

– А… Ну тогда понятно. Видите ли, если бы это случилось на самом деле, возможно, пришел бы конец всему. Но поскольку все было вымыслом, за судьбу мира можно не опасаться.

– Вы хотите сказать, эта цивилизация-греза существует на самом деле?

– Конечно.

– Подождите здесь, пока я сообщу об этом остальным.

– Остальным – это кому?

– Экспедиции НАСА, с которой я сюда прибыл. Знаете ли, на нашем Марсе дышать нечем, а стужа там царит лютая.

– Грустно это слышать, – сказал Ксикс.

– Почему?

– Потому что две модели мироздания, ваш Марс и наш Марс, сосуществовать не могут. Слишком много аномалий, слишком большая разница между законами природы, на которые эти миры опираются.

– И что же будет?

– Трудно сказать, – пожал плечами Ксикс.

И тут Бернстейн вспомнил о фотоаппарате. Он положил шлем на мостовую и вынул из скафандра камеру.

– Что это? – спросил Ксикс.

– Фотоаппарат, – ответил Бернстейн. – Он моментально зарисовывает то, на что направлен. Картинки можно потом проявить, и они послужат доказательством увиденного мной.

– Вы уже делали здесь такие картинки?

– Нет, но собираюсь начать с вас.

– Я бы не советовал, – озабоченным тоном произнес Ксикс.

– Это абсолютно безопасно, – улыбнулся Бернстейн. – Никакого вреда фотоаппарат вам не причинит.

– Я не за себя беспокоюсь, – пояснил Ксикс. – Под угрозой может оказаться тот, кто рисует, а не тот, кого рисуют.

– Что за чепуха! Надеюсь, вы не попробуете меня остановить.

– Вот еще. Я всего лишь дал совет, для вашей же пользы. Поступайте, как сочтете нужным.

И марсианин пошел прочь.

Бернстейн нерешительно поднял камеру, сфокусировал объектив на удаляющемся марсианине, но не посмел нажать на кнопку. Повел видоискателем по окружающим домам. И опустил фотоаппарат.

А ведь это очень важный момент – момент истины для человеческой истории. Бернстейн это чувствовал. Если он не сделает снимки сейчас, когда есть такая возможность, то все останется грезой, видением. Очередной загадочной сказкой, каких люди насочиняли тысячи.

Но если он вернется не с пустыми руками… Возможно, наличие доказательств существования этого мира утвердит сам факт его существования.

Бернстейн медлил. Ведь нельзя исключать, что, если он зафиксирует этот новый мир, его родной мир исчезнет.

Об этом даже думать не хотелось.

Бернстейн поднял камеру и сфотографировал улицу, на которой стоял. Сделал он это с содроганием, но ничего не произошло. Он снял еще несколько видов.

А потом услышал шум и резко повернулся.

По мостовой шел человек и катил широкую тележку. Это был землянин, но почему-то в белом фартуке и соломенной шляпе. Тележка была разрисована в яркую красно-зеленую полоску.

Землянин что-то выкрикивал на ходу. Когда он приблизился, Бернстейн разобрал: «Горяченькие! Остренькие!»

Продавец сосисок!

– Здравствуй, – сказал уличный торговец. – Я Сэм. А где остальные?

– Ты о ком?

– О тех, кто бежал с Земли. О последних переселенцах.

– Ничего не понимаю… Кому и зачем понадобилось бежать с Земли?

– Приятель, да ты в себе ли? – с изумлением спросил Сэм. – Неужто не знаешь, какая беда стряслась с нашей несчастной родиной?

– О чем вы, черт бы вас побрал?!

– Атомные бомбы. Цепная реакция. Погибла вся планета.

– Погодите-ка, – проговорил Бернстейн, – такого просто не может быть. В моем мире была холодная война, но она закончилась, больше никто никому не угрожает атомными бомбами. Ядерный апокалипсис – это просто фантастика.

– Если бы так! Именно он и случился.

Для Бернстейна это было уже слишком. Он попятился от Сэма, повернулся и побежал.

Он мчался по улицам древнего города, потом по равнине. Выбиваясь из сил, пересек каменистую пустыню.

А ведь такой итог можно было предвидеть. Он описан Брэдбери в рассказе «Будет ласковый дождь».

Наверное, уже не осталось времени, чтобы предотвратить гибель собственного мира.

Едва не падая от изнеможения, Бернстейн добрался до каменной арки. Вернее, до того места, где она стояла раньше. На груде камней сидели двое. Марсианка и землянин.

Бернстейн узнал Иллу. Мужчину он прежде не видел, но догадался, что это капитан Йорк.

– Что случилось с аркой? – спросил Бернстейн.

– Я ее снес, – ответил Йорк. – Илла мне помогала.

– Но зачем?

– Чтобы не допустить существования твоего мира.

Бернстейн присел на камень рядом с Йорком и Иллой.

На голове у него не было шлема – верно, остался в городе. Похоже, он больше и не понадобится.

– Так что же, мой мир исчез?

– Его и не было никогда, – ответил Йорк. – Я об этом позаботился.

– Нет, он существовал!

– Как бесплотная фантазия, не более того. Если честно, невелика потеря. По словам Иллы, твой мир был не из самых достойных.

– Это был отличный мир! – возразил Бернстейн.

– Но несовместимый с этим, – сказал Йорк. – Я бы не хотел жить в такой Вселенной, где на Марсе нет воздуха и воды. Тогда бы здесь не было Иллы! И меня тоже.

– Понятно, – проговорил Бернстейн. – Очевидно, здесь выживают наиболее приспособленные галлюцинации.

– Похоже на то, – согласился Йорк, обнимая Иллу за плечи.

Он выглядел очень довольным собой.

– А как насчет остальных ребят? – спросил Бернстейн. – Как насчет моей экспедиции?

– Что за ребята? Что за экспедиция?

Бернстейн на миг лишился дара речи.

– У тебя будет достаточно времени, чтобы во всем разобраться, – пообещал Йорк. – А сейчас давай прогуляемся к большому каналу.

– Зачем?

– Просто посидим у воды, – ответил Йорк.

– На свое отражение посмотрим, – добавила Илла.

– И пивка хлебнем? – спросил Бернстейн.

Йорк улыбнулся.

Вместе с Йорком и Иллой Бернстейн вернулся в марсианский город. Он собирался пить пиво и бросать пустые бутылки в марсианский канал.

Бернстейн старался не думать о том, чем он будет заниматься после.

Долгое время оно сознавало, только не самое себя. Просто сознавало… Вокруг не было ничего, что можно было бы осознать, но оно этого не сознавало. Осознание наполняло его, как воздух наполняет воздушный шар. Осознание являлось частью его сущности, хотя оно этого не сознавало. У него не возникало суждений – время для суждений наступит позже.

В данный момент одного лишь осознания было достаточно. Впоследствии, став чем-то более определенным, изведав роскошь воспоминаний, оно мысленно возвратилось к этому первоначальному состоянию. Вспомнило о своем пребывании в этом месте, абсолютно лишенном красок. Вспышки света здесь иногда случались, а вот цветов не было никаких. Они появились позже. И даже мысли о цветах, которые появятся позже, приблизили их появление.