Роберт Шекли - Лавка старинных диковин (сборник)

– Это случится, не сомневайтесь.

– Думаете, он существует?

– Я его не встречал, но если он вам приснился, значит существует наверняка. – Помолчав, он добавил: – Сами понимаете, настало время перемен.

Должно быть, я задремала.

– Это мой друг солнцеед, образец фотосинтетического человека, homo syntheticus, – прозвучали слова паука.

Я открыла глаза. Ростом пять футов, солнцеед смахивал на человека лишь издали. Его туловище, казалось, сплошь состояло из лиан и тыкв-горлянок; голову венчали блеклые побеги.

– Через них он поглощает солнечный свет, – пояснил Паук, – и перерабатывает его во все необходимое для жизни. Солнцеед не разговаривает, но может издавать некоторые звуки. Вот эти, например, означают, что вы ему нравитесь.

– Взаимно, – кивнула я.

На теле солнцееда в какой-то бессвязной последовательности загорались и гасли огоньки.

Паук словно прочел мои мысли.

– Да, он передает информацию световыми сигналами. Не азбукой Морзе. Этот язык мне пока не удалось расшифровать, да и нужды особой нет. Солнцеед вполне понятно говорит со мной во сне.

Паук рассказал, что питается солнцеед солнечным светом и дождем и начисто лишен аппетита в привычном смысле слова. Вся его еда на вкус одинакова, что неудивительно при такой диете. То же и с сексуальными потребностями, поскольку он саморазмножающийся.

– И много таких, как он? – спросила я.

– Солнцеед творит себе подобных почкованием, но официальное производство давно приостановлено. Власти сочли homo syntheticus чересчур инертным. Правильно, ему ведь не нужно зарабатывать на жизнь, а новому человеку такое не пристало.

– Но солнцееда не уничтожили!

– Его вышвырнули как отработанный материал. Посчитали мертвым и бросили на кучу мусора. Однако не так-то просто убить растение. Вдобавок зима выдалась теплая, с дождями, и солнцеед оправился. Я встретил его на городской свалке и привел сюда. Теперь он цветет и пахнет.

– Очень благородно с вашей стороны, господин паук.

– Люди нового образца должны помогать друг другу. Солнцеед обрел место в жизни и призвание.

– И в чем оно заключается?

– В духовной эволюции, кажется. Его плотские радости, если таковые вообще имеются, сведены к минимуму, что дает простор для любви и тяги к прекрасному.

– По мне, просто идеал человека, – сказала я.

– Но он вовсе не человек. Внешность здесь обманчива, это лишь дань антропоморфному сентиментализму его создателей. По сути, солнцеед самый диковинный из нас. Он не подчиняется желаниям в силу отсутствия таковых, не страдает вкусовыми пристрастиями, питаясь исключительно светом, а саморазмножение исключает тягу к сексу. Вдобавок солнцеед не обладает эстетическим чувством ввиду неспособности творить материальные объекты. Не можешь сотворить объект – значит не можешь вникнуть в его суть и полюбить.

– Что же тогда он любит?

– Мне кажется, его разум освобожден для мыслей высокоморального, этического и эстетического плана. Солнцеед любит саму игру жизни, обладая достаточной чувственностью, чтобы оценить вечное торжество этого процесса. В отличие от настоящих людей, эта игра для него не оканчивается смертью, ибо он во всех отношениях бессмертен, творя растения, которые суть продолжение его самого. Из человеческого в нем только любовь к игре. И эта игра сейчас требует, чтобы ты, русалочка, отправилась к морю и нашла своего суженого.

– Я и сама не прочь. А как же вы, господин паук?

– Во мне тоже мало человеческого. Мой организм принимает пищу, но не наслаждается ею. Половое влечение присутствует лишь в слабой форме, не даруя удовольствия от процесса. Металлическая и механическая природа моего тела отлучила меня от плотских тягот и утех.

Вскоре паук и солнцеед ушли, оставив меня в одиночестве.

Размышляя о словах паука, я все явственней понимала, что вступаю в пору чудес. Старые, отжившие свое формы жизни уступали место новым, вроде меня.

Я барахталась на мелководье, помогая себе хвостом, и вскоре выбилась из сил. Вокруг плавали нечистоты – верный признак близости человеческого жилища.

Захотелось передохнуть, подремать. Я закрыла глаза и увидела сон.

Снова снился братик.

– Сестричка, – чирикнул он, – прости, что являюсь только в грезах, по-другому пока не выходит, но я стараюсь, учусь. Тяжеловато, конечно. Удильщик снов говорит, что я самородок, поэтому надо учиться. Сестричка, берегись: впереди тебя подстерегают беды и преграды. Надеюсь упросить удильщика, чтобы помог тебе.

– Какие беды? Что за преграды? Кто такой удильщик снов?

Помедлив, братик произнес:

– Мне этого не объяснить, сестричка, но чем смогу, помогу. Главное, так и плыви, не сворачивай, а помощь придет.

Тут я проснулась, чувствуя себя одинокой, как никогда в жизни.

Я снова пробиралась вниз по реке, когда вдруг послышался громкий плеск и чей-то рассерженный голос. Нырнуть и спрятаться не удалось – слишком мелко. Ко мне на полном скаку приближался всадник, но, приглядевшись, я увидела, что человеческая голова растет прямо из конской шеи. Широкоскулое, заросшее щетиной лицо пылало злобой и мрачной одержимостью.

Решив, что это замаскированный под чудовище бандит, я закричала в отчаянии:

– Убирайся прочь, негодяй!

Человек-конь застыл на месте:

– Сейчас задам тебе за «негодяя»! А ну, встань! Хочу на тебя поглядеть.

Я выпрямилась на хвосте. Человек-конь опешил:

– Что за чудо-юдо!

– Я русалка. – Заметив в его взгляде недоумение, я пояснила: – Полудевушка-полурыба.

– Первый раз такое вижу.

– Взаимно, полумужчина-полуконь.

Он покачал головой и нахмурился, что ему абсолютно не шло. Такой красавчик, когда не корчит рожи.

– Да, я наполовину конь. Знаешь, кем меня считают люди?

– Кентавром? – робко предположила я.

– Ха, если бы! Паршивой клячей, не хочешь? – фыркнул тот. – И вдобавок секут, если медленно волочу плуг. Но это еще полбеды. Рассказать, что самое страшное?

– Конечно, – пролепетала я, не имея ни малейшего желания узнавать.

– Самое страшное – это когда тебя ведут на случку с кобылой! Можешь такое представить?

– С трудом, – призналась я.

– Просил их, приведите мне женщину-кентавра, а они – нет таких. Как так, спрашиваю. Если есть самец, то почему нет самки? А они: «На женскую особь Филу не хватило денег, кончились». Нет, ты представляешь?!

– Кошмар! – ахнула я, больше чтобы не злить собеседника, который явно ждал такой реакции. – Просто ужас!

– Ничего, теперь мы квиты. Спасибо винчестеру! – В одной руке он держал винтовку, на шее болтался патронташ. – Пора валить с реки – не моя стихия. Отправлюсь в горы. Кентавру там самое место. Прощай, рыбка.

Не люблю вспоминать остаток путешествия, но раз взялась, так и быть, расскажу до конца.